Неделю Вадик метался, как раненый зверь, а его жена лишь пожимала плечами — прошла, мол, любовь, что поделать… И Шекспиром его: «Привязанности нашей молодежи// Не в душах, а в концах ресниц, похоже». Это она в Бабаню! Я гордилась ею и злилась… Жалела Вадика, идиота, и ненавидела его за то, что он сделал и с собой, и с Алекс…

Провожая Вадика в аэропорту, Стешка шмыгала носом, мама щебетала, что всё непременно наладится и они ещё будут смеяться, вспоминая эти эпизоды своей жизни… Рябинин, обняв сына за плечи, тихо бубнил какие-то напутствия. А мне… мне тоже очень хотелось улететь… Хоть куда-нибудь.

Алекс не провожала мужа, но заранее пожелала ему мягкой посадки в Санта Барбаре.

А потом она стала совсем другой — холодной и замкнутой. Она стала чужой.

В состоянии сосульки наша старшенькая пребывала месяц — ровно до того момента, как её неверный примчался снова. Нагрянул аккурат перед Международным женским праздником — поздравить супругу и вновь попытать счастья. Вадик буквально завалил нашу квартиру цветами, и только ко мне в голову могла залететь идиотская и несвоевременная мысль: «Как на похороны».

Восьмого марта Алекс упорхнула из дома рано утром и до девятого никто из нас её не видел. Началась коллективная истерика. Мама вдруг вспомнила, что она мама — залилась горькими материнскими слезами и призвала на поиски Павлика: «Умоляю, найди мою дочь! Иначе… (ну, это было лишнее) я не переживу!» Вадик трясущимися руками обзванивал знакомых, потом больницы, потом морги… Стешка, испуганная и молчаливая, до глубокой ночи стояла у окна, тихо нашёптывая то ли молитвы, то ли обеты…

Я ждала Алекс, стоя на балконе, тупо звонила на отключённый телефон и очень надеялась на благоразумие сестры. Её мобильник включился лишь раз для того, чтобы мы со Стешкой получили короткое сообщение «Я в порядке». Что ж, и на этом спасибо. Рябинин-старший отчитался, что Алекс не нашёл, потому что она не хочет, чтобы её нашли. Выразил уверенность, что наша пропажа обнаружится, как только Вадик от неё отвалит, но увезти сына домой так и не смог.

Алекс нашлась сама спустя сутки. Вадик так и прождал её на улице всю ночь и даже меня прогнал. Стоя на балконе, я видела, как в девять утра у подъезда притормозила машина и из неё вывалилась моя сестра. Алекс никогда не пользовалась ярким макияжем, но в то утро даже с четвёртого этажа я сумела разглядеть размазанную вокруг её рта алую помаду.

«О! Познакомься, любимый, это мой муж!» — громко сообщила она водителю, кивнув на примёрзшего к лавочке Вадика.

«Вот сука!» — подумала я.

«Вот сука!» — наверное, подумал водитель и так стартанул с места, что не успевшую отскочить Алекс отбросило на метр в сторону и приземлило искательницей приключений прямо в грязь.

Вадик встал с лавочки, обошёл супругу по широкой дуге и молча потопал прочь. В тот же день он письменно подтвердил своё согласие на развод.

Стешка плакала вслед улетающему Вадику, Рябинин в беспомощной ярости сжимал кулаки, а мама, пользуясь случаем, сжимала Рябинина. Алекс не провожала мужа. А мне было больно за Вадьку… и за сестру. За них обоих.

Мой взгляд скользит по чужим балконам и останавливается на четвёртом этаже, где на облагороженном белым сайдингом ограждении несёт караул мой верный пернатый друг.

— Айка, здор-рово! — приветствует меня ворон и стремительно пикирует вниз.

— Ну что, Ричи, проведаем наше гнёздышко? — я возвращаюсь за руль.

Ричард уже привык и знает, что гнёздышко — это место, куда мы с ним каждое утро совершаем пробежку-перелёт. А потом непременно заезжаем вечером, чтобы проверить работу, да и просто к стеночке прислониться, лесом подышать. Бежать в это время я уже просто не в состоянии.

— Погнали, Ричи?

— Погнали! — даёт добро ворон и взбирается на спинку соседнего сиденья, добивая своими страшными когтями обивку.

— Ты сегодня никого не обижал? — спрашиваю, покосившись на его длинный опасный клюв. Но ожидаемо слышу неприличный посыл в свой адрес, и грожу ему пальцем. — Не смей хамить мне, птица!

Я всегда знала, что Ричард опасен, и, даже видя его лояльное отношение к Стеф, не обольщалась и предупреждала сестрёнку, чтобы та была осторожной и не досаждала своенравному ворону. Но Стефания, уверовав в их с Ричи взаимную любовь, расслабилась и получила-таки мощным клювом по своему хрупкому плечику. За что? Правды теперь не узнаешь. Стешка уверяет, что сама виновата — якобы она замахнулась на Ричарда, да ещё и обругала его. Это даже смешно…

Было бы смешно, если бы не было так опасно. Мама верещала, как дурная сирена, что Ричи необходимо усыпить, а меня посадить в тюрьму, а потом позвонила Рябинину и долго орала в трубку: «Павлик, какой ужас! Что делать, как теперь жить?! Мне домой возвращаться страшно! Эта тварь чуть не убила Степашку!..»

И подумать только — спасатель Павлик примчался быстрее скорой и, сграбастав Стешку, отпёр её к знакомому чудо-доктору. К счастью, кость оказалась не задета, но повреждены сухожилия.

Как же я тогда испугалась за Стефанию! Но ради Ричарда была готова даже жить в машине, но не позволила бы учинить над ним расправу. Однако Рябинин и здесь разрулил — собрал наш женский коллектив и грозно заявил, что ворон опасен только на своей территории, потому что чувствует себя хозяином в моей комнате и на балконе. Хотите, мол, сохранить здоровье — не суйтесь в логово зверя. А взглянув на меня, добавил: «Ну и Айку не обижайте, иначе этому зверю и границы станут нипочём».

Алекс фыркнула, но от комментариев воздержалась, правда, и осторожнее с Ричи не стала. Кажется, эту рыжую бестию теперь ничем не проймёшь. Зато взъерепенилась мама — как так, что за бред — она не чувствует себя хозяйкой в собственном доме! Но Алекс очень грубо ей напомнила, где её место, и мама быстро завяла. С Алекс даже Рябинин больше не связывается.

А Стешка поразила — дрожала, стискивая зубы, но даже слезинки не проронила из-за своей травмы и только лепетала, что Ричи ни в чём не виноват и нельзя его наказывать. Удивительная она девочка — рыдает над мультиком, где одинокий мамонтёнок плывёт на льдине, но отважно терпит болезненную глубокую рану и стойко сражается за свободу ворона.

От самого виновника я, конечно, никакого вразумительного ответа не добилась, но в очередной раз признала — мой клювастый друг — страшный зверь. И очень похож на меня… жизненной позицией — пусть хоть всех поубивает, лишь бы выжили свои. А из своих у Ричарда только я.

Задерживаться в доме надолго я не планировала. Ребята из рабочей бригады попались на редкость ответственные и аккуратные. Опять же, спасибо Рябинину — он организовал. Как друг семьи. А уж ребята мне и крутую сантехнику за бесценок подогнали, и двери, и паркетную доску почти задаром! У них же типа параллельный богатый объект и там этого добра, как гуталина, — вот и шлют кому попало. А я такая хорошая девочка — чего ж не помочь?! И я верила! Изо всех сил верила — с большими глазами, счастливой улыбкой и бесконечными огромными спасибами.

Нет, был, конечно, вариант — всё проверить, вывести доброго дядю Пашу на чистую воду и гордо отказаться… И увязнуть в этой стройке до пенсии. До моей. Впрочем, раньше я так и рассчитывала — организовать нам с Бабаней маленький уголочек для жилья и строить потихонечку — по доходам. Но даже сейчас, с учётом щедрого спонсорства, денег эта стройка сжирает куда больше, чем я успеваю заработать. А работаю я, как вечный двигатель. Правда, теперь — тьфу-тьфу-тьфу — я надеюсь к концу лета уже вселиться в свой дворец. Как раз к своему совершеннолетию. Вот это подарок я себе забабахаю!.. А что — дворец и есть!

Но иногда мою голову посещают противные мысли… А что, если Рябинин всё это затеял не просто так? Нет, и козе понятно, что не просто, но вдруг он выдвинет мне какое-нибудь невыполнимое условие и оттяпает мой домище? А с другой стороны, представить Пал Ильича в роли злодея-шантажиста… Бред, конечно! Да и что это может быть за условие? Ну-у… а что может захотеть мужчина от женщины? Если то самое, так ведь он сам отказался…