– Никки! – закричала Рэми.

– Ум! – завершила свою фразу Никки и рассмеялась.

– Я рада, что тебе по душе достоинства моего брата, но не могла бы ты не кричать так об этом?

– Прости, Рэмисента. – Тон голоса Никки был наигранный, издевательский. – Знаешь, мы ведь скоро можем стать родственниками! Я украла сердце твоего брата.

– И мозги, видимо, тоже. Только безмозглый станет встречаться с тобой.

– Даже не знаю, какой эвфемизм подобрать, чтобы не ранить тебя. Хотя…

– Никки, забей, – вмешалась Диана. – Давай лучше обсудим нашу будущую поездку.

Голос Дианы подействовал на Никки, как хлыст на коня, – Дилэйн незамедлительно повиновалась и отступила.

– Рэми, неужели Элай до сих пор встречается с ней? – спросила Элеттра.

– Да. По моей просьбе.

– Не поняла?

– Эта дурочка думает, что Элай влюблен в нее, а он на самом деле лишь держит ее при себе.

– Зачем? – Эл испугалась не на шутку, увидев зловещую улыбку на лице Рэмисенты. Впервые она видела подругу такой – загадочной и даже отталкивающей. – Рэми, что ты задумала?

– Я все исправлю.

– Как ты это исправишь? – спросила Леда.

– Вы знаете как…

– Аборт – это очень опасная процедура для такого юного возраста, – произнесла Леда назидательным тоном.

– В моей ситуации – это единственный выход. Я не хочу, чтобы мой отец узнал о моем положении… Леда, помогите мне.

– Чем я могу помочь?

– Не говорите ничего миссис Маркс. Прошу вас!

– Но я обязана. – Леда взглянула с жалостью на девушку, что стояла напротив и плакала, склонив голову. – Милая моя, давай сделаем так: я попрошу миссис Маркс не сообщать ничего твоему отцу, а ты… исправь то, что натворила.

Леда проклинала себя в этот момент за то, что не возражает и даже склоняет несчастную к аборту, зная, какой это риск. Также она понимала, что для учениц «Греджерс» возможные непоправимые последствия данной процедуры – ничто по сравнению с крахом их репутации и осуждением высокоморального общества.

– Я поговорю с доктором Корденас. Думаю, Агне не останется равнодушной к твоей проблеме.

– Только… насколько я знаю, на эту процедуру необходимо согласие родителей?

– Деньги позволят избежать этой формальности.

– Хорошо…

– Нет, Леда! Я не имею права молчать! – Таков был ответ Голди, когда та услышала просьбу медсестры.

– Миссис Маркс, мне кажется, что если мы вмешаемся в эту историю, то произойдет трагедия.

Но Голди и слушать ничего не желала:

– О чем вы говорите?! Трагедия – это то, что одна из учениц «Греджерс» ждет ребенка! Эта девка порочит не только честное имя своего отца, но и оскверняет нашу школу одним лишь своим присутствием! Я это так просто не оставлю!

Переубедить Голди было так же нереально, как и переплыть брассом океан. Леда утешала себя мыслью о том, что она все сделала правильно. Она должна была доложить директрисе о тесте и о том, кому он принадлежит. Но встревоженное сердце подсказывало ей, что она все-таки допустила ошибку. И цена этой ошибки будет велика.

– Клара, стой, – окликнула Никки сестру, увидев, как та покидает центральный корпус. Клара подбежала к Никки, свежий снег скрипел под ее кожаными сапожками. – Позволь мне узнать, моя дорогая сестрица, что ты наговорила обо мне Леде? Не надоело жаловаться?

– Я не жаловалась…

– Ну конечно! Она накричала на меня из-за тебя!

– Прости, пожалуйста, – хныкающим голосом сказала Клара.

– …И ты меня. – Как бы Никки ни старалась, она не могла перестать любить свою младшую сестру, несмотря на то что после признания матери ее пожирала зависть к Кларе. Леда, по мнению Никки, заслужила любовь Кармэл, она ведь помогала ей и всегда была с ней учтива. А вот Клара была, в сущности, бесполезна, да и к тому же часто показывала свой капризный характер. Кларе только кажется, что она страдает. На самом же деле ей повезло больше всех в семье Дилэйн. «За что ее любят? За что я ее люблю? Почему меня не любят…» – размышляла Никки. И все же ее любовь к сестре была сильнее жгучей зависти. – Козявка, я не хотела, чтобы на тебе как-то отразилась ситуация со мной и Гаспаром. Мне жаль, что так получилось.

– Никки, все в порядке, – улыбнулась Клара, обняв сестру.

– А что ты там делала? – спросила Никки, кивнув в сторону центрального корпуса.

– Решила зайти к Леде, чтобы она обработала колено.

– До сих пор не зажило?

– Я опять упала.

– Клара, ну ты просто воплощение неуклюжести! – рассмеялась Никки. – Леда небось отчитала тебя?

– Нет. Она была занята. Разговаривала с твоей одноклассницей, которая залетела.

– Что?! – Никки удивилась так, будто увидела говорящую лошадь.

– А потом она пошла к директрисе и…

– Подожди-подожди, – остановила Никки сестру. Клара и не предполагала, насколько ее слова шокировали Никки, а вскоре она заметила, как выражение лица старшей сестры стало хищным, сосредоточенным. Никки напоминала кошку, заприметившую мышь. – С кем она разговаривала? Кто залетел?!

Диана не приехала бы домой на выходные, если бы не новые тяжелые обстоятельства, тревожащие ее душу. В «Греджерс» ей стало жить еще невыносимее, чем прежде. Мало того что все кому не лень обсуждали и осуждали ее персону, уже даже не испытывая страха познать всю ярость Никки, что всякий раз заступалась за подругу, так Диане еще приходилось несколько раз в день сталкиваться с Алессой и Джерабом, они ведь теперь всегда ходили вместе, изображая счастливую парочку. Уроки литературы стали пыткой. Алессы, слава богу, не было рядом, но Диана все равно ощущала ее присутствие, ее власть над Джерабом. Диана смотрела на губы Эверетта и с горечью понимала, что уже никогда не сможет поцеловать их, не сможет притронуться к его крепкой груди, ощутить, как при объятии с ним тепло его разгоряченного тела овевает ее, точно кокон. Видеть любимого и не иметь возможности прикоснуться к нему… Ох, эта незавидная участь вводила Диану в то же отчаяние, что испытывал бы безногий человек, которому твердили бы ежедневно: «А вот ты бы мог танцевать, жаль, что ног у тебя нет! А вот ты бы мог плавать, да только ты безногий! Ты бы мог бегать по утрам, если бы у тебя были ноги!»

Поэтому Диана приехала домой, чтобы хоть как-то отвлечься.

Однако не суждено ей было насладиться желанным одиночеством. В дверь ее комнаты постучали.

– Рамона? – спросила Диана.

– Это я, – ответил мужской голос.

Диана вдохнула поглубже, медленно выдохнула, закрыв глаза, пытаясь этой мини-медитацией настроиться на непростой разговор, и после открыла дверь.

– Ты занята? – задал вопрос отец.

– Умираю от скуки. Тоже своего рода занятие, – пожала плечами Диана.

– Диана… – Алэсдэйр сделал шаг вперед и обнял дочь.

– …Пап, что с тобой?

– Давно хотел это сделать. Не могу больше жить так.

Алэсдэйр взял Диану за руку, повел за собой и сел с ней на кровать.

– Мы ведь с тобой не враги. Я люблю тебя, ты это знаешь…

– Знаю, – подтвердила Диана, улыбаясь.

– Я всегда… всегда буду заботиться о твоем благополучии.

Диану тронули слова отца. Да и вообще его визит стал для нее приятным потрясением. Неужели их противостояние закончилось? Алэсдэйр простил дочь? А может, он почувствовал свою вину перед ней? Диана видела в глазах отца боль и сожаление. И это подействовало волшебным образом на ее холодное сердце:

– Папа, прости меня за мои выходки. Я просто хотела показать тебе, как мне больно из-за того, как ты поступаешь со мной… Но теперь, я надеюсь, все в прошлом? Мы больше не будем мучить друг друга?

– Не будем, – сочувственно улыбнулся Алэсдэйр. – Я знаю, что ты думаешь обо мне. Я – тиран, помешан на деньгах, мне наплевать на тебя и твою мать.

– Нет, я так не думаю…

– Диана, перестань, – продолжал улыбаться отец. – Я хочу, чтобы ты запомнила кое-что: я никогда – никогда, слышишь? – не дам в обиду тебя и Аннемари. Вы – самое дорогое, что есть у меня. Мне все равно на Роберта, «Голдэнд Пауэр» и на последствия, которые обрушатся на меня, когда Патридж лишит меня работы.