– Элеттра, ты решила напугать дьявола адом, – сказала Диана.

– О да, – злорадно усмехнулась Элеттра. – Но, во всяком случае, ты ответишь за клевету в мой адрес. Это я гарантирую.

– Да ты, мразь, совсем страх потеряла?! – не выдержала Никки.

Не успела Эл и шагу ступить, как Дилэйн подлетела к ней, вцепилась в горло и толкнула к стене.

– А я еще жалела ее. Какая же я дура! – бранила себя Калли.

– Элеттра, ты – чудовище! – подключилась Джел.

Никки все еще держала Эл за горло, прижав к стене. Та покраснела, зажмурила глаза от боли и кряхтела, пытаясь вырваться. И ей бы удалось отпихнуть от себя Никки, если бы на подмогу к последней вовремя не подоспели Джел и Калли, что с нечеловеческой силой вцепились в тело их общего врага и с нетерпением ждали какой-нибудь реакции от Дианы, что продолжала стоять в стороне, наблюдая за происходящим опустошенным взглядом.

– Отпустите ее, – вдруг сказала Диана.

Никки вопросительно уставилась на Брандт, затем на Калли и Джел, что тоже были ошарашены резкой сменой настроения их «вожака». Все же слово Дианы для них – закон, поэтому они повиновались ей. Элеттра многозначительно взглянула на Диану, держась дрожащими руками за окованное болью горло, и после покинула комнату.

– Она до сих пор обвиняет нас в клевете. Уму непостижимо! – высказалась Калли, находясь во власти ярости.

– Только странно… – задумалась Джел. – Элетт-ра так легко призналась в том, что сдала Диану и Джераба. А что, если…

– Никаких «если»! – прервала Никки размышления Джел. – Эта хитрая ублюдина пытается запудрить нам мозги, вот и все! Очень умно, не находите? Прикинулась жертвой и еще больше нагадила. Ха, я ее недооценивала…

Диана все молчала и внимательно слушала своих подруг, одновременно вспоминая минувший разговор с Кинг.

Что-то странное заметила Никки во взгляде Дианы. И это «что-то» заставило ее здорово напрячься.

– Диана, ты что, поверила ей?

То, что происходило в душе Никки, без преувеличения можно было сравнить с болью человека, оплакивающего близкого родственника. При этом Никки всегда улыбалась в компании своих подруг и одноклассниц, никто и подумать не мог, что у этой яркой, острой на язык блондинки в душе и голове творится страшное. За смехом не слышно, как стонет душа. Однако когда Никки оставалась одна, она тут же сбрасывала маску веселой девицы и предавалась своему отчаянию.

В очередной выходной Никки сидела на бархатной софе в самой просторной гостиной своего роскошного особняка и опорожняла бутылку вина, думая о том, во что она собственными руками превратила свою жизнь, и как ей быть дальше. Как всегда, она была одинока. Леда осталась в Мэфе, Клара гуляла с подругами, мать с новоиспеченным отчимом тоже где-то пропадали.

Но вдруг ее покой нарушили чьи-то шаги за спиной. Никки обернулась на шум и увидела приближающегося к ней Гаспара. Тот подошел к столу, взял полупустую бутылку вина, оценивающим взглядом посмотрел на этикетку и сказал:

– «Шато Марго»… Хороший выбор. Могу угоститься?

– Делай что хочешь, – ответила Никки, не глядя на него.

Несколько минут потребовалось Гаспару, чтобы дойти до кухни за бокалом, вернуться и налить себе немного вина. Он опустошил бокал и продолжил стоять возле софы, глядя на Никки.

– Что еще? – раздраженно спросила Никки.

– Позволь скрасить твое одиночество, – сказал Гаспар, опускаясь на софу.

– А разве ты не должен сейчас лежать в ногах у Кармэл?

– Твоя матушка отлучилась по делам.

Никки, как всегда в присутствии кого-либо, пыталась замаскировать свое истинное состояние ухмылкой, отчужденным взглядом, бодрым голосом, но Гаспар не попался. Он тут же понял, что она притворяется, и поэтому прямо спросил:

– Ты расстроена?

– …Я раздавлена, – ухмыляясь, ответила Никки.

– Кто посмел обидеть тебя?

– Я…

– Понимаю. Я тоже часто бываю недобр к себе.

– Что подтверждают твои плотские утехи с моей матушкой.

– Ну нет, с Кармэл у меня все по-настоящему.

– Да неужели?

– Серьезно тебе говорю. Я люблю роковых женщин, а Кармэл как раз такая.

– Роковая женщина – это та, что может подчинить себе любого? Натворить бед, при этом наслаждаясь этим?

– И не теряя очарования и притягательности, – с восторгом добавил Гаспар.

– Вот удивительно… Значит, я не похожа на Кармэл. Я не умею очаровывать, да и притягательности во мне ноль.

– Вот с этим я бы поспорил.

– Я впервые по-настоящему влюбилась. И поначалу мне нравилось это чувство… Я парила над землей, радовалась неизвестно чему, готова была обнять весь мир – настолько я была счастлива. Но…

– Но он отверг тебя, – договорил Гаспар, взглянув на Никки с сочувствием.

– Да. И теперь я боюсь снова влюбиться. – В этот момент Никки вспомнила об Элае, с которым она теперь проводила каждые выходные. – Не хочу… Это ужасное, уязвимое состояние души. Человек становится таким жалким! А ему кажется, что он счастлив. Я… думала только о нем, жила только ради него. Представляешь, как это страшно? Жить ради кого-то! Раньше я жила ради себя, только ради своего удовольствия. И еще я столько зла причинила другим людям из-за него…

– Прям уж зла?

– Гаспар, поверь мне на слово. Ко всему прочему, я оттолкнула от себя дорогих мне людей. Джел… Рокси. И совсем скоро я потеряю самого главного человека в моей жизни, – тут Никки уже не могла сдерживать себя и заплакала.

– Но ведь никогда не поздно раскаяться? Ты можешь все изменить.

– То, что я сделала, нельзя забыть. И простить такое невозможно.

– Послушай меня, Никки. Послушай меня! – не выдержал Гаспар, когда Никки еще сильнее разрыдалась и ее некогда прекрасное личико в одночасье превратилось в красную, мокрую, всхлипывающую субстанцию. – Уверен, ты все преувеличиваешь. Перестань говорить загадками, расскажи мне все как есть. Я – посторонний человек. Я сумею оценить ситуацию здраво. Давай, расскажи мне.

Никки замерла на мгновение, уставилась покрасневшими, опухшими глазами на Гаспара, что глядел на нее с тревогой. Ее тронуло его беспокойство. Никки была падка на нежность и заботу, особенно если их к ней проявляли мужчины. И она не смог-ла совладать с собой, поскольку чувство глубокой, сердечной благодарности переполняло ее. И вот уже в следующее мгновение ее губы коснулись губ Гаспара. Тот резко отстранился.

– Никки… – сказал Гаспар, не понимая, что на нее нашло.

– Только это поможет мне сейчас. Пожалуйста… – Никки снова приблизилась к нему и поцеловала. На этот раз Гаспар не сопротивлялся. То ли вино пробудило в нем желание и стерло все принципы, то ли он в самом деле считал, что сможет этим поцелуем утешить Никки. Да и… ох, какой это был поцелуй! Никки чередовала невинные ласки с обжигающе-страстными движениями губ, языка и рук. Как тут устоять? Соблазненный мужчина, точно хищник, попробовавший каплю свежей крови, лишается разума, подчиняется тривиальным инстинктам. Никки в этом лишний раз убедилась, когда Гаспар начал сам проявлять инициативу, показывая, на что способен его рот, который совсем недавно ласкал ее мать. Никки не думала в этот момент о Кармэл. Она вообще ни о чем не думала. Алкоголь и близость с мужчиной всегда помогали ей отвлечься от всего, что ее угнетало.

– Гаспар!

Никки и Гаспар мгновенно разъединились, услышав голос Кармэл. Испепеляющий взгляд, напряжение тела, учащенное дыхание – все говорило о том, что Кармэл была в бешенстве. Она подбежала к своему возлюбленному. Тот лишь успел сказать:

– Кармэл, я…

И Кармэл влепила ему такую сильную пощечину, что Гаспар чуть не потерял равновесие. Но на этом Кармэл не желала останавливаться и замахнулась еще раз.

– Кармэл, не надо! – вмешалась Никки. – Это я виновата. Он не хотел.

Мать медленно опустила руку, на ее щеках заблестели слезы, что ручейками сползали вниз, к покрасневшей от гнева шее.