Элеттра никогда не узнает ответов на эти мучившие ее вопросы.

Она покинула траурное застолье, поднялась к себе в комнату, подошла к фортепиано. Малознакомое чувство одолевало ее душу. Внутри больше не болело, не ныло. От нарыва и следа не осталось. Но было еще что-то. Что-то странное, необъяснимое.

Элеттра села за инструмент, открыла крышку, положила пальцы на клавиши и приготовилась к тому, что должно было произойти. Сердце непременно забьется в бешеном ритме, ладони станут влажными. Дрожь сначала завладеет пальцами, затем распространится на всю кисть, а после ей подчинится все тело. Так было всегда.

Но…

В этот раз ничего не произошло. Ее пальцы спокойно лежали на клавишах, не было ни единого предвестника ее патологической тревоги. Как будто в тот день она похоронила не только отца, но и то, что терзало ее все эти долгие, страшные годы.

Элеттра закрыла глаза, достала из глубокого колодца памяти ноты и начала играть Ноктюрн двадцать до диез минор Фридерика Шопена, любимое произведение ее матери.

Стук в дверь. Калли отложила в сторону учебник по химии, подошла к двери, открыла.

– Здравствуй, Калантия, – сказал Бронсон.

Он озарил Калли своей уродливой улыбкой и сделал шаг вперед. Калли не могла издать ни звука – настолько она была ошарашена. Бронсон дотянулся до ее шеи, схватил ее, сдавил так, что Калли вмиг посинела и захрипела. Улыбка его стала еще шире, а глаза, такие страшные, нечеловеческие, смотрели прямо в душу Калли и наслаждались тем, что она медленно и мучительно погибает…

Этот сон снился Калли каждую ночь, с тех пор как она узнала, что Бронсон мертв. Калли резко вскочила с кровати, схватившись за горло. Ее тяжелое, свистящее дыхание могло прервать сон Дианы, поэтому Калли незамедлительно покинула комнату и, расположившись в одном из кресел просторной рекреации, попыталась успокоиться и забыть на время о кошмаре.

Сафира до заказа Калли не рисковала связываться с политикой и чем-то вроде того. Необходимо было продумать детально каждый шаг. Любая мелочь могла ее выдать. Смерть Кинга должна быть неотличима от естественной, поэтому Сафира стала подробно изучать его биографию, и после долгих, нудных поисков его слабых мест выяснила, что в две тысячи первом году Бронсона Кинга госпитализировали с анафилактическим шоком. Позже выяснилось, что у него гиперчувствительность к аллергену f14. Иными словами, у него была аллергия на соевые бобы.

Когда сценарий смерти Кинга был полностью готов, оказалось, что главный герой уехал в Лондон.

Фрай выяснила, какой ресторан чаще всего посещает Бронсон в столице. Им оказался «Риотт». Сафира устроила туда разнорабочим своего человека, который, выполняя свои непосредственные обязанности, должен был внимательно следить за тем, кто переступает порог ресторана. Когда Бронсон приехал на ланч, «помощник» прокрался на кухню и, пользуясь тем, что повара в суматохе, вызванной наплывом гостей, метались из стороны в сторону, стараясь безукоризненно выполнить приказы шефа, добавил несколько капель соевого молока в кофе со сливками, предназначавшийся Кингу. После первого же глотка кофе Бронсон почувствовал першение и зуд в горле. Он стал странно кашлять. Кашель его напоминал собачий лай. Бронсон схватился за горло одной рукой, а второй пытался расстегнуть верхние пуговицы рубашки, но на это уже не хватило сил. Ему казалось, что на него набросили удавку, и с каждой секундой она становится все туже и туже. Он хрипел, стонал, плакал. Посетители и персонал ресторана растерялись, но кто-то все-таки додумался вызвать «Скорую».

Врачи «Скорой помощи» лишь констатировали смерть… Чудовищную смерть, что настигла посиневшего, обмочившегося от страха Бронсона Кинга.

– Смотри. – Элеттра показала Калли свои руки, которые совсем недавно не слушались ее, дрожали безостановочно, без устали, тем самым заставляя Эл чувствовать себя неполноценной. – Я не верю, что это мои руки. Куча таблеток, сеансы психотерапии… медитации – ничего не помогало.

Калли радовалась вместе с Элеттрой тому, что последней удалось расстаться со страшным недугом.

– Элеттра, ты точно в порядке?

– Нет, я не в порядке. Я обезумела от счастья! Тетя Аделайн и Константин помогают мне, Арджи рядом со мной, Рэми… ты.

Каждым взглядом, каждым прикосновением, каждой улыбкой Элеттра выражала бескрайнюю благодарность Калли за то, что та ее спасла и стала верным другом. Калли была убеждена в том, что если бы Элеттра узнала, что та приняла участие в организации смерти Бронсона, то Кинг полюбила бы ее еще сильнее. Но она не могла признаться, не могла подставить Сафиру и всех, кто помог ей расправиться с мистером Кингом.

Калли понимала, что поступила правильно, и счастливые глаза Элеттры были тому прямым подтверждением, но все же она не могла унять то странное чувство, что пригрелось у ее сердца и напоминало о себе то легким покалыванием, то леденящими душу ночными кошмарами. Либо это вина за содеянное, либо страх быть рассекреченной, либо все вместе взятое. Ясно одно: жизнь Калли кардинально изменилась, и разгребать последствия страшных перемен ей предстоит до конца своих дней.

– Калли, тебя Диана ищет, – сообщила Рэмисента, войдя в комнату.

Калли попрощалась с Элеттрой и ушла, предвкушая неприятный разговор с подругой.

– Извини, что прервала вашу милую беседу.

– Рэми, я буду с ней общаться. – Элеттра подошла к Рэмисенте, приобняла ее, положив подбородок ей на плечо. – Пожалуйста, поддержи меня. Я не хочу потерять тебя, но и не могу отречься от Калли.

Проблеск разума осветил выразительные черты Рэмисенты, и она сказала:

– Брандт не в восторге от того, что вы с ней общаетесь. Похоже, Калли решила пойти против всех ради тебя. Это достойно уважения.

Эти слова убедили Элеттру в том, что Рэми больше не против ее дружбы с Лаффэрти.

– Да, я соболезную Элеттре, мне в самом деле жаль ее, и она заслуживает снисхождения, но не более!

– Диана, разве ты не устала? Сколько еще это будет продолжаться? – спросила Калли.

– Это будет продолжаться до тех пор, пока Кинг не признает свою вину.

– Это же смешно! Не пора ли забыть все эти детские обиды? Прояви мудрость и благородство.

– Славно… Ты что же, решила взять на себя роль парламентера?

– Да, я хочу, чтобы ты поговорила с Элеттрой, только и всего.

– Да сколько можно?! Я ведь простила ее, я предложила ей мир, но она решила идти до конца! Ты хоть понимаешь, что этот человек чуть не отправил Джераба за решетку? Она могла подставить меня как угодно, но зачем впутывать людей, которые совершенно непричастны к нашей вражде?! Калли, я могла умереть на первых скачках из-за Элеттры! Я столько лет терпела ее нападки! Ты действительно считаешь, что я не имею права постоять за себя?! Мой конь погиб от ее рук… Я потеряла все, ради чего жила. И ты прикажешь мне со всем этим смириться?!

– Диана… я лишь хочу, чтобы весь этот кошмар закончился. И ты, и Элеттра достаточно настрадались. Ты даже не представляешь, что довелось пережить ей.

– А ты представляешь? – удивилась Брандт.

– …Я знаю ее тайну. Не могу тебе ничего рассказать, но просто поверь мне на слово, никто из нас не смог бы справиться с тем, с чем столкнулась Элеттра… Это ужасно!

– Вот как, – ухмыльнулась Диана. – Значит, вы с ней уже настолько близки, что она теперь доверяет тебе тайны?

– Это произошло случайно.

– Случайно… ну да, – саркастически усмехнулась Диана.

В комнату вошли Никки и Джел.

– Эй, вы обедать идете? – спросила Дилэйн. Диана и Калли не снизошли до ответа. Более того, создалось такое впечатление, что они и вовсе не заметили появления подруг в их комнате. – Курочки мои, вы чего?

– Джел, закрой дверь, – вдруг сказала Калли, точно вопрос Никки помог ей выйти из гипноза. – Надо поговорить.