Когда она тянется стащить что-то из холодильника, я в шутку делаю вид, что собираюсь прищемить ее дверцей.

Она игриво пищит, потом достает запаянный в пленку стейк и, погладив его, как домашнего питомца, баюкает, прикладывая к щеке.

— А это обязательно есть завтра? — спрашивает с надеждой.

— А ты как хочешь?

— Хочу предаваться гастрономическому разврату уже сейчас! — уверенно говорит она, и я отхожу в сторону, освобождая путь до плиты.

Динамщица хватает два куска мяса и несется к столу. Правда, прежде чем успеваю открыть рот, юлой разворачивается на пятках, делает длинный скользящий шаг в мою сторону, хватает за галстук и медленно притягивается навстречу к моим губам.

Мои ладони автоматически оказываются у нее на бедрах.

Сжимаю ее задницу, тяну на себя и выразительно потираю об нее мгновенно вставшим в штанах членом.

Ее губы так близко, что мы едва-едва касаемся друг друга то нижней, то верхней.

Она немного сбивчиво дышит.

Я наклоняюсь к ней, обхватываю губами нижнюю губу, втягиваю себе в рот и мягко посасываю, наслаждаясь вибрирующим стоном Алисы. Отпускаю — провожу языком по влажной светло-розовой коже. Вот точно такого же цвета были ее волосы, когда мы познакомились — я до сих пор храню все селфи этой Динамщицы, даже если пару раз очень хотелось снести все к чертовой матери и запомнить только в назидание, почему я предпочитаю не связываться с малолетками.

— А как же гастрономический разврат? — мягко отстраняясь, говорит Алиса.

Моим рукам на ее заднице просто замечательно.

— Я не против уложить тебя на стол, — щурюсь от предвкушения.

Она уже в моей квартире.

Она пришла сама, потому что так решила.

Бегать ей уже не от чего.

Потому что…

— Завтра Новый год, — у нее снова немного розовеют щеки. На самом деле — очень милое зрелище, потому что в такие моменты она похожа на нормальную женщину, а не на ураган Катрин, который перемолотит даже кости мамонта. — Давай… это будет наш особенный Новый год вдвоем?

— Я не собирался выгонять тебя под бой курантов, — снова пытаюсь притянуть ее к себе, но Алиса, быстро чмокнув меня в щеку, выскальзывает. Это немного… напрягает. — Что такое, Динамщица?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Перестань называть меня Динамщицей.

— Перестань ею быть.

Алиса перестает улыбаться.

И я понимаю, что хоть и не сказал ничего такого, явно переборщил с интонацией.

Ну, потому что я вроде как ее жду, я ее хочу и дал понять, что заинтересован только в ней. А у нее очередная «отговорка» — на этот раз хотя бы имеющая временные ограничения.

— Андрей, мне было очень непросто приехать к тебе. После… всего. Но я сделала свой выбор и буду очень рада, если мы больше никогда не будем вспоминать ни твой обман, ни проклятую Дину. Этот топор войны пора забыть. Но прыгнуть к тебе в постель вот так, потому что этого хочешь ты и нам уже пора — нет.

— Вообще-то, технически, я не предлагал тебе прыгать в мою постель.

Это попытка пошутить и сгладить обстановку, но из меня хреновый шутник.

— Хорошо, — поднимаю руки, — если адская смесь Бэмби и Динь-Динь хочет новогодний секс под елкой в окружении оливье — я не против. Кстати, — почесываю подбородок, впервые реально задумавшись над этой темой, — под елкой у меня еще не было.

Алиса довольно улыбается и снова прижимается ко мне.

Динамщица и есть.

Тридцать первого в обед мы с Андреем едем в загородный дом моих родителей.

Там уже вторые сутки вовсю кипят приготовления к Новому году, и собралась куча его друзей. У нас всегда так — отец очень любит встречать семейные праздники с людьми, которых ценит и уважает. К счастью, их не так уж много, чтобы все без проблем поместились на большой территории.

Вообще, до того, как вчера меня нагнал импульс поехать к Андрею, я обещала маме, что буду встречать праздники с ними. Потому что Танян уже договорилась тусить вместе с Семочкой и его приятелями, Карамболь снова простыла и обзавелась «веселой» компанией спреев для носа и противовирусных, а у Юльки — большой корпоратив «для холостяков».

Так что, когда позвонила сказать, что у меня поменялись планы, мама, конечно, тут же потребовала «предъявить ей эти планы лицом», чтобы она была уверена, что со мной ничего не случится и я не попала в плохую компанию. Она до сих пор думает, что это нормально — задавать мне вопросы в духе: «А ты помнишь, как предохраняться?» Причем не меняя формулировку с самого дня моего четырнадцатилетия.

Когда говорю Андрею, он только пожимает плечами и говорит, что ему скрывать нечего.

Сначала мы заезжаем ко мне, чтобы взять подарки, которые я все предыдущую неделю как ненормальная заворачивала и украшала, потом — в винный, чтобы купить шампанское в качестве «приветствия». Я пытаюсь отговорить Андрея, но он непреклонен.

Пока едем, крем глаза наблюдаю за тем, как он ведет машину.

Как внимательно смотрит на дорогу.

Как изредка постукивает по рулю пальцами.

Почему я взяла еще одну паузу?

Все же хорошо, нет причин думать, что Март может меня обидеть.

Боюсь снова обжечься? Узнать, что где-то там все равно есть Дина, и стоит мне оступиться — она снова выйдет на сцену?

Больная женская голова, напичканная всякими глупостями.

Когда приезжаем, Андрей ерошит руками волосы, поправляет очки и спрашивает, хорошо ли он выглядит для знакомства с мамой.

— И с папой тоже, — трусь носом о его колючую щеку, и мы выходит из машины.

Успеваю сделать всего пару шагов, прежде чем мой ощущаю неприятное жжение в правом виске. Как будто взглядом сверлят, словно дрелью.

Что опять не слава богу?

Поворачиваюсь, натыкаюсь взглядом сначала на каменное лицо Милы, а потом — на стоящего у нее за спиной Бармаглота.

Почему-то думаю не о том, что у его жены взгляд мегеры, и ей самое время патентовать его для мема в духе «Убью, сучка!».

Не думаю, что очень не вовремя замедляю шаг.

На улице — минус десять, а этот тяжеловоз в толстовке нараспашку и даже без футболки под ней. И капюшон немного сполз на затылок, держится только на резинке «хвостика» волос.

Чуть больше, чем обычно, не бритый.

И чтобы зайти в дом, нам с Андреем придется пройти мимо них.

— Это — твои родители? — шепотом спрашивает Андрей. — Лица у них очень грозные. Тебе точно уже больше шестнадцати?

Я в шутку легонько пихаю его локтем в бок.

По ступеням поднимаюсь на крыльцо. Первой.

— Хо-хо! — пытаясь изображать смех Санта-Клауса, машу им обоих рукой, хоть мы стоим почти впритык.

— Привет, Алиса. — Мила как бы невзначай опирается спиной на грудь мужа. — Твой… друг?

— Знакомьтесь, — беру Марта под руку. — Мила, Марк — это Андрей, мой молодой человек. Андрей — это семейная пара Миллеров. Друзья моего отца.

Андрей кивает Миле.

Она, наконец, перестает резать меня взглядом и даже не скрывает улыбку победительницы.

Март первым протягивает ладонь для рукопожатия.

И когда Бармаглот сжимает ее в своей здоровенной лапище, я мысленно что есть силы сжимаю кулаки, чтобы он не сломал ему… ну хотя бы половину пальцев.

— Мы, кажется, где-то виделись, — говорит Март, не без видимого облегчения освобождая руку из хватки Бармаглота.

Тот приподнимает бровь.

Я еще сильнее сжимаю кулаки.

«Видеться» они могли только в клубе, в тот самый вечер. Но Марк был наверху, в ВИП-зоне, и сомнительно, чтобы Андрей увидел именно его и среди прочих запомнил именно его лицо. Хотя, конечно, внешность у Бармаглота очень характерная, особенно с этой его тяжелой челюстью, выбритыми узорами висками и серебряными, как у демона, глазами.

— Точно где-то видел… — не отступается Андрей. Он умеет быть настойчивым.

— Вряд ли сферы наши интересов хоть как-то пересекаются, — не без налета иронии отвечает Бармаглот.