Ведущая всего этого дурацкого свидания дает команду поменять партнёров, но Алиса, вместо того, чтобы пересесть, встает и бежит в фойе. Я кивком извиняюсь за нас обоих и выхожу следом. Она уже забирает куртку у гардеробщицы и выскакивает на улице. На мне только пиджак, поэтому я выхожу за ней без заминок.
Ловлю за руку, тяну на себя, и Алиса, стараясь не поворачиваться ко мне лицом, пытается вырваться. Свободной рукой разжимает мои пальцы, но я успеваю перехватить ее за плечи и притянуть к себе.
Град ударов кулаками мне везде, куда попадет, тоже принимаю спокойно и заслужено.
— Ты! Просто! Мудак! — Лисица бьет наотмашь, уже даже не скрывая, что плачет. — Проклятый предатель! Убирайся! Видеть тебя не…
Не знаю, как мне это удается, но за долю секунды успеваю разжать руки и тут же обхватить ими ее лицо.
Притянуть к себе.
Жадно вдохнуть ее какой-то особенный запах, пополам с ароматом терпкого и еще прохладного весеннего вечера.
И глаза у нее вот так — просто невероятно огромные.
Хоть несмотря на остроту момента, внутри меня закипает дикая злость, стоит вспомнить, что вот это все — мое — лапали руки другого мужика.
Но я проглатываю унижение.
— Только попробуй меня поцеловать, — шипит как дикая кошка.
— Врежешь по бубенчикам?
— Говоришь, как Танян, — фыркает она.
А ведь правда, в моем лексиконе таких слов никогда не было.
Так что самое время закрыть Лисице рот, пока она не врубила мозги и не составила вполне логическую цепочку выводов.
— Мартынов, даже не смей, — продолжает сопротивляться Алиса, хотя мне кажется, что предел ее «положенного периода сопротивления» вот-вот закончится. — Я тебе язык откушу, понял?
— Зачем мне язык, если не будет тебя? — пошлю, нарочно медленно проводя им по губам, чтобы она вспомнила все те пошлые сообщения, которые слал ей когда-то.
— Чтобы ублажать всех своих бесконечных баб? — язвит уже откровенно слабо.
— Нет никаких баб, Волкова. Только ты. Вот так во мне застряла. Самому удивительно.
Это чистая правда.
В ней нет вообще ничего такого, на что я обычно «клюю» — роскошная грудь не в счет — и что обычно ищу в женщине, с которой собираюсь провести определенный отрезок своей жизни. Она наоборот — полная противоположность того, что мне нужно. И теперь совершенно точно знаю, если бы в то наше первое свидание знал, что все так обернется — просто свалил бы на хер, даже если бы это выглядело трусостью. По крайней мере, мои мозги были бы в порядке. И план на жизнь — тоже.
Но теперь уже не важно.
Я все равно маниакально повернут на этой ненормальной девушке.
— Ты идиот, если думаешь, что я снова…
Ок, я идиот, Лисица, но разговор сейчас не об этом.
Рискую, когда опускаю руки ей на талию и притягиваю к себе так крепко, что нам обоим приходится сделать глубокий вдох.
Наконец-то Алиса приспускает маску молодой стервы, и на ее лице читается знакомая мне паника пополам с надеждой.
— Мне тоже очень страшно, Волкова, — говорю со всей серьезностью и даже почти искренне. Потому что практика показывает, что постоянные шторма могут потопить даже самый крепкий корабль. Но, может, лучше тихонько лежать вдвоем на дне, чем плавать не с теми?
Глава шестьдесят девятая: Сумасшедшая
Мне так хочется ему верить, что предает собственное тело.
Как будто внутри меня все подчинено не законам биологии, а настроению маленьких чертей, фей и демонов, у которых именно сегодня громкая пьяная вечеринка, и за мной не присматривает даже команда экстренного контроля.
Господи, о чем я только думаю?
Какие демоны? Какие черти и пьяные феи?
— Мне не страшно, — бормочу в ответ на признание Марта.
Нужно держаться ради себя и своих принципов.
Я смогла вышвырнуть из своей жизни одного мужика, смогу выбросить и другого.
Потому что оба эти пути — в никуда.
А чтобы освободить свою жизнь для чего-то нового, нужно избавиться от всего старого.
В особенности от мужиков.
Чтобы начать все…
Я не успеваю закончить мысль.
Голова начинает кружиться очень сильно, потому Андрей ловит момент моего безволия и крепко прижимается губами к моим губам.
Я хочу закричать, оттолкнуть его, но вместо этого лишь открываю губы для его языка и горячего страстного поцелуя, от которого подкашиваются ноги.
Глаза закрываются, хоть я изо всех сил стараюсь не поддаваться последней слабости.
В ушах приятно шумит.
Сердце сначала пускается в галоп, а потом вдруг резко останавливается и начинает биться очень мягко, с оттяжкой, словно лежит в липовом меде и едва шевелится.
Его губы настойчивые и твердые, снова порядком отросшая бородка приятно прикасается к моему подбородку. Никаких жестких щетин, после которых остаются царапины. Никакого Барма…
Мозг медленно, но все равно заводится.
Я понимаю это, когда упираюсь ладонями в грудь Марта и с силой его отталкиваю.
Он рассеянно делает пару шагов назад, и еще пару секунд стоит с поднятыми руками, не понимая, что происходит.
— Думаешь, все так просто?! — Сама не ожидаю, что простой упрек превратится в крик.
Видимо, мне все еще больно.
Сверху покрылась коркой, но под ней лава еще убийственно горячая.
— Лисица, да что, блин с тобой такое?! — Андрей вскидывает — и беспомощно опускает руки. — Я люблю тебя. Я жду тебя уже хер знает сколько. Мне хуево без тебя. Хуже, чем думать, что ты… мне…
Ему так и не хватает смелости закончить, так что делаю это за него.
Потому что я не святая, неправильная и не со всех сторон идеальная женщина для модного архитектора. Я — Сумасшедшая Алиса, и он никогда не примет меня такой.
— Я тебе изменила с другим мужиком, да! — ору ему в лицо, наседая, словно это я выше и сильнее. — Я — блядь! Ну, называй вещи своими именами, правильный хороший мужик! Куда уж мне до твоей святости!
— Что ты несешь? — Март тяжело вздыхает. — Волкова, я же правда стараюсь. И хочу все забыть.
— А ты не старайся. — Боль внутри такая сильная, что хочется плакать. Но я же больная, где женщины отпускают тоску слезами, я начинаю нервно ржать ей в лицо. — Мне твое прощение не нужно! Понял? Нет? Не-нуж-но!
По слогам, просто для того, чтобы смотреть ему в глаза и увидеть — он, наконец, услышал.
— Исчезни из моей жизни, Март. Просто, наконец, исчезни. И перестань появляться. Переходи на другую сторону улицы, если когда-то меня увидишь. Удали все мои контакты. Сделай лоботомию и вырежи все воспоминания обо мне. Потому что я недостойна светлого идеального Андрея Мартынова.
— Алиса…
— Точка, Март. — Улыбаюсь уже почти спокойно и с грустью. — Уже апрель.
Я поворачиваюсь и, стараясь держать спину ровно, иду куда глаза глядят.
Только внутренний компас не дает врезаться в фонарный столб.
Домой идти не хочется, потому что там меня тоска заест без соли.
И бродить под дождем — может, не такая уж плохая идея, но явно не когда в понедельник на работу и болеть нельзя от слова совсем, потому что со своим растяжением я уже и так побила все рекорды «нетрудодней».
Достаю телефон и даже не обращаю внимания, что экран заливают тяжелые дождевые капли.
Я уже порядочно мокрая, так что лучше бы человеку на том конце связи ответить.
Даже если орал, чтобы больше не звонила и не писала.
И что никогда не разведется.
Дернул же меня черт за язык, господи? Что с моей головой случилось?
Бред, который я тогда несла, не могу оправдать даже месячными.
Бармаглот долго не отвечает. Так долго, что во мне начинает просыпаться странная и неприятная паника.
Что на этот раз все.
Совсем-совсем, черта, точка, о которой я только что кричала Андрею.
Я набираюсь смелости и через пару минут набираю его снова.