— Спасибо, но ведь за него уже и так заплачено? — спрашивает мать с интонацией, которая очень непрозрачно намекает, что сейчас нас уже можно оставить в покое и не терроризировать маркетинговыми штучками.

Женщина быстро соображает и говорит, что в таком случае подойдет попозже.

— Повертись еще, — просит мама.

Я послушно делаю все, что она хочет.

Пытаюсь спрятать слезы, потому что на душе скребут кошки.

Так уж получилось, что в свою семейную жизнь я вступаю с почти разрушенными отношениями со своей родителями, без лучшей подруги и с мужчиной, которого вряд ли когда-нибудь смогу полюбить. А самое ужасное то, что я каждый день и каждый час ненавижу себя за то, что не могу дать Бармаглоту тепло и нежность, которых он заслуживает как никто.

— Тебе правда очень идет, — говорит мама. — Все подчеркивает, выглядит роскошно и не похоже на выпечку с кренделями.

Я хихикаю, вспоминая, как эта шутка родилась на свадьбе одной ее приятельницы.

— Надеюсь, — мама снова поглаживает вышивку, как будто не знает, куда деть руки, — ты будешь счастлива, когда пойдешь в нем под венец.

Мы с Бармаглотищем уже все распланировали. Точнее, распланировала женщина из свадебного агентства, которая занимает оформлением торжества. Сначала у нас формальная роспись — чтобы жених не видел невесту, целая «Миссия невыполнима». Потом — красивая церемония в Царицыно, потом — дорогой ресторан и куча гостей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ведущий из какой-то комедийной программы. Бармаглот сказал, что самый адекватный и не даст гостям заскучать.

Пара приглашенных звезд.

Господи, как я все это вообще переживу?

От волнения немного кружится голова и я, схватившись за ладонь матери, потихоньку слезаю со своего постамента.

Немного подташнивает.

И по утрам такая слабость, что хоть вешайся.

Мама помогает мне сесть, достает из сумки бутылочку с минералкой и дает сделать пару глотков. Пробует лоб, обеспокоенно поджимает губы и спрашивает, хорошо ли я ем.

Даже хочется, чтобы мне действительно стало очень-очень плохо, и она, как в детстве, лежала рядом со мной в кровати, гладила по голове и читала книги. Или хотя бы просто снова стала той мамой, которой мне так чертовски сильно не хватает с тех пор, как я начала безбожно рубить все эти бесконечные дрова.

Кажется, хватит, чтобы поджечь костер, величиной до неба.

— Это просто нервы, мам. Но руку не убирай пока, хорошо? — Улыбаюсь, чтобы ее успокоить. — Честное слово, ты не зашипишь, трогая сатану. На тебя мое тлетворное влияние не распространяется. Ты же моя мама.

Она энергично мотает головой, а потом грозит мне пальцем.

У нее дрожат губы.

Пытается отмахнуться, когда тянусь, чтобы обнять ее, но я всегда умела переупрямить.

Прижимаюсь к ней, к груди, как в те времена, когда еще верила в монстров в темноте, и часто прибегала к ней посреди ночи, заплаканная и испуганная.

— Мамочка, прости меня, пожалуйста, — говорю горячим искренним как никогда шепотом. — Я так запуталась, мам. Я очень-очень запуталась…

— Горе ты мое, Алиса. — Она гладит меня по голове и целует в макушку.

— Прости, что я самая ужасная в мире дочь.

— Глупости не говори! — в шутку стучит меня по носу, и я морщусь, и фыркаю, как кошка. — Просто… Ты сама-то хоть понимаешь, что делаешь?

Я боюсь этого вопроса, как огня.

Потому что много раз задавала его сама себе и каждый раз мне не нравился ответ.

Мама мягко, но настойчиво отодвигает меня так, чтобы заглянуть мне в глаза.

— Алиса, солнышко, ты — счастлива?

Я больше не хочу ей врать.

Но и правду сказать не могу, потому что тогда все рухнет.

— Все хорошо, мам, — говорю ту ложь, которую она поймет. — Это просто нервы перед самым важным событием. — Вы с папой ведь приедете? Он не передумает вести меня к жениху?

Нам так и не удалось заманить отца на репетицию этого «прохода».

Но через маму договорились, что он придет и выполнит свой долг. «Раз уж у нас все с этими западными фокусами, а не как у людей».

До Главного события осталось ровно три дня.



ВАЖНО! Уважаемые читатели, сюжет переходит к событиям пролога.

Я не хочу дублировать главу, поэтому, если вдруг вам нужно освежить в памяти те события, рекомендую вам еще раз перечитать пролог

«Выходи за меня замуж, Волкова. Я не шучу»

Я снова и снова перечитываю эти слова и мысленно проклинаю себя за то, что не могу просто вышвырнуть их из головы. Как и все сообщения от Марта, который до сих пор бережно храню. И все его фото. И весь остальной хлам, даже длинные дурацкие списки книг, которые собиралась читать с ним долгими зимними вечерами.

Просто смотрю на электронные буквы, которые расползаются прямо на глазах.

Еще парочка таких эмоциональных всплесков — и макияж ничего не спасет.

В зеркале у меня вид самой несчастной в мире женщины.

Что я творю, господи? От кого теперь-то бегу?

«Можно я тебя наберу?» — пишет Март.

Мотаю головой так энергично, что ноет шея.

Но он ведь не может этого видеть, поэтому на телефоне уже высвечивается его номер.

Нужно было отправить ему фото в свадебном платье.

Чтобы он понял, как сильно опоздал. Как бесконечно поздно для «нас» и его «люблю».

— Перестань это снова делать, Март! — ору громким шепотом, глядя на телефон, как на врата в мой персональный Ад. — Перестань мешать мне учиться жить без тебя, слышишь?!

Экран гаснет, но я все равно не успеваю выдохнуть, потому что загорается снова.

Это же Март. Он умеет быть настойчивым как никто.

Кого я обманываю? Если бы я не хотела говорить с ним, я бы просто выключила телефон. Если бы я не хотела, чтобы он позвонил, не ждала чего-то вот такого, я бы выключила телефон еще утром. Или заблокировала его номер.

Я могла сделать миллион вещей, чтобы в день моей свадьбы прошлое не вломилось на порог.

Если бы захотела.

Я не выдерживаю, хватаю телефон и нажимаю на иконку ответа.

Включаю громкую связь.

Не хочу брать его в руки, прикладывать к уху, потому что это будет слишком интимно.

Потому что я вряд ли смогу…

— Я не встречаюсь и никогда не встречался с Таней, Лисица! — как ненормальный, орет в трубку Март. — Она сама написала, предложила разыграть все так, словно мы с ней вместе. Сказала, что… ты обязательно клюнешь, что не захочешь отдавать меня ей и у нас все склеится.

— Что?! — не верю своим ушам. — ЧТО?!

— Лисица, я правда люблю тебя. — Динамик моего телефона вздыхает голосом Марта. — Я бы душу продал кому угодно, если бы это подействовало.

Мне кажется, что я просто глохну. Защитные предохранители в моей голове перестают работать, чтобы сделать меня глухой, слепой и немой, а лучше — стереть память и сделать вид, что я не слышала ничего этого.

Что моя лучшая подруга… за моей спиной…

Нет, это просто очередная ложь Андрея, его последняя бессмысленная попытка вернуть то, чего уже давно нет.

— Лисица? — слышу в динамике его треснувший голос. — Не молчи, пожалуйста. Ругайся, кричи, матери меня, если хочешь! Но не молчи!

— Скажи, что ты врешь, — проглатываю горечь предательства. — Ради бога, умоляю, если в тебе есть хоть капля любви ко мне — скажи, что ты просто врешь.

— Мне… очень жаль, Лисица. Если бы я знал, что все так закончится, я бы никогда не…

Он сглатывает дрожь в голосе и тоже замолкает. Длинная колкая пауза разделяет нас, словно я села на паром, а он остался на причале — и теперь мы медленно расходимся в разные стороны. Мы ведь и так не были вместе? Откуда это чувство, что именно сейчас все может по-настоящему исчезнуть, уже навсегда? Безвозвратно.

— Но ведь… — Я закрываю рот ладонью, и мне плевать, что на тонких белоснежных перчатках останутся следы от помады.