— Ой, да ну его в жопу! Мамочкин сынок! Пиздабол!

Милая женщина преклонных лет, которая все это организовывает и только что проверила наши данные, смотрит на нас как на двух говорящих крокодилов, но все-таки предлагает занять места за столами.

Когда начинается мое первое «экспресс-свидание», я чувствую себя человеком, которого пригласили на вечеринку и забыли сказать, что это будет вечер воспоминаний. Моему кавалеру лет под пятьдесят. Серьезно. И выглядит он не как мой папа, который молодится и бегает в качалку, как мальчик, а как среднестатистический маменькин пончик: с животом, в странном свитере и с прической какого-то советского кроя.

И рассказывает он только анекдоты.

Какие-то настолько древние, что я не понимаю их смысл. А когда имею неосторожность спросить, кто такой Леня Голубков, он прямо светится от счастья, потому что собирается меня впечатлить интересной беседой.

Моему второму кавалеру лет столько же, сколько и мне — ровно двадцать четыре.

И он рассказывает о своей крутой тачке, которую ему подарил отец. И о его бабках, которые ему дает отец. И о работе, которая у него вроде как тоже есть, и ее — угадайте, что? — тоже подогнал отец.

Кажется, ему вообще плевать, что за положенные пятнадцать минут я успеваю сказать всего шесть слов. Он явно пришел сюда чтобы рассказать всем, какой он любимая папина бубочка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Третьему около тридцати, и он как-то подозрительно сразу говорит, что любит садо-мазо, и ищет для себя госпожу. И ничего больше.

Я говорю, что не госпожа и предпочитаю мужское доминирование.

Он говорит: «Понятно. Печально. Жаль».

И остывшие четырнадцать минут мы оба смотрим на часы.

А четвертым…

После мистера Откровенность даже не хочу смотреть на своего нового собеседника, так что, когда он вдруг как-то очень подозрительно откашливается в кулак, я вскидываюсь примерно в то же время, что и сжимается моя задница. От очень плохого предчувствия.

— Привет, Лисица, — улыбается Март. — Это судьба, согласись.

— Это лютая хрень! — громко шиплю я.

И Андрей смеется.

Чтобы не впасть в панику сразу, осматриваюсь в поисках Танян. Подруга сидит через три стола от меня и так увлечена разговором со своим собеседником, что даже не видит, как жизнь лучшей подруги второй раз по ее вине начинает катиться под откос.

— Так, мне это уже надоело, — говорю в сердцах и хлопаю ладонями по столу, намереваясь встать.

Март успевает схватить меня за руку.

Дергаю ее так резко, что боль ударяет в плечо и заставляет поерзать на стуле.

— Алиса, у нас есть законных пятнадцать минут чтобы просто поговорить.

— Уже четырнадцать, — поправляю я.

— Тем более я бы не хотел тратить это время впустую.

У Андрея на удивление спокойный и даже миролюбивый голос. Не орет, не покрывает матом, не говорит, в какое место мне засунуть наши отношения. В общем, не делает ничего из того, что обычно. Наоборот — как будто новый человек: то же красивое лицо и стильный вид, но вместо дорого парфюма от него пахнет смирением.

«Откуда что берется!» — говорю себе мысленно и даю обещание, что наш вынужденный диалог прекратится сразу же, как выйдет время.

Ни секундой больше.

— Я тебя не задержу, Лисица, — покорно улыбается Март. — Обещаю.

— Знаешь, что можешь сделать со своими обещаниями? — слишком резко отвечаю я.

— Догадываюсь. Прости, что дал повод думать, какой я неадекватный.

Мммм… Я прячу руки под стол и украдкой щипаю себя за запястье, где кожа очень тонкая и боль дает понять, что все происходит в реальности. Что вот этот милый искренне раскаивающийся мужчина — не плод моего триумфально-торжествующего сна.

— Очень многое можно понять, когда вдруг видишь женщину своей мечты рядом с другим мужиком, — говорит Март, рассеянно поглаживая дужку очков. — Особенно когда она улыбается, выглядит счастливой и удовлетворенной… гмм… во всех смыслах этого слова.

— «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравится мы ей»? — говорю в ответ.

— Поверь, Лисица, я и без Пушкина в курсе, что ответка прилетает очень болезненно. И уж если цитировать, то лучше Онегина.

Господи, ну кто так разговаривает с бывшей?

Мне же даже зацепиться не за что, чтобы сказать, какой он осел и баран, потому что он уже сам это признал, согласился и даже у Магдалины был менее кающийся вид, чем у Марта сейчас.

— Это что — какая-то новая стратегия по возращению дуры бывшей? — не могу удержаться от едкого предположения. — Новая тактика? Раз она теперь свободна — можно лить в уши всякую ванильную ерунду и все прокатит?

— Ты… свободна? — Андрей выглядит искренне удивленным.

Не быть мне разведчиком, и где-то там, в мире литературных книг, полковник Исаев разочарованно прикладывает ладонь к лицу, выражая этим все, что он обо мне думает.

Глава шестьдесят восьмая: Март

У Лисицы немного отрасли волосы и даже в ужасном худи и с матерными словами она выглядит милой и женственной. Настолько хорошенькой, что хочется забросить на плечо и просто унести из этого дурацкого места.

В жизни бы не пришел на такое мероприятие, если бы пару часов назад мне не написала ее подруга: «Хочешь Алиску — могу дать шанс ее вернуть, только если снова обидишь — найду самые тупые ржавые ножницы и недрогнувшей рукой отрежу тебе бубенчики».

После этого сообщения я понял две вещи: в моем возрасте таких друзей, как эта бойкая девица уже не найти, но я бы отдал душу за товарища, который бы иногда творил аналогичную хрень для меня, и мне правда нужен этот шанс с Лисицей. Потому что с Диной у нас давно все расклеилось.

Точнее говоря, мы просто снова разбежались каждый в свой угол — и я свел общение к паре звонков в неделю. Просто чтобы у меня был запасной аэродром.

Но если мы с Алисой снова помиримся — я готов послать Дину раз и навсегда.

Насовсем.

И Машу вместе

Но Алиса…

Она как какое-то наказание мне за все прошлые ошибки.

Как будто все мои бывшие скинулись на кармическое колдовство, и в результате девчонка, которая на первом свидании зацепила меня только шикарными сиськами, вдруг превратилась в навязчивую идею.

— Как поживает Дина?

И этот вопрос я тоже ждал.

— Мне все равно, как она поживает, но если тебя так волнует ее судьба, то могу сказать, что месяц назад она собиралась делать крутую сьемку для модного журнала где-то в теплых странах под пальцами и с лазурной линией берега. И это все, что я знаю, потому что с тех пор мы не общались.

Я перестану общаться с Диной полностью, как только мы с Алисой помиримся. Но совершать ту же ошибку, что и в прошлый раз, когда моя попытка быть честным вышла боком, больше не буду. Да и какой в этом смысл, если мы с Диной действительно снизили градус общения до минимального?

— И тебя так просто отпустили? Не верю.

— Имеешь полное право. Но я говорю правду.

В моей нынешней системе ценностей я не кривлю душой, считая себя свободным мужчиной, потому что в моей жизни нет никакой постоянной партнерши с серьезными обязательствами, у меня никто не живет, я ни за кого не несу ответственность. И единственная женщина, у которой есть ключи от моей квартиры, сидит напротив.

— Алиса, мне очень стыдно за все те слова, которые я говорил. В особенности за резкие слова. И я…

Она поднимает палец, как бы намекая, что мне лучше закрыть рот, и показывает выразительный мыслительный процесс.

Я мысленно готовлюсь услышать, какой хуевый.

— За те резкие слова, где ты об измене со старым козлом, и о том, на какой детородный орган мне пойти?

— Мне правда жаль, что я вел себя как подросток.

Когда женщина права — нужно признать, что она права. Иначе примирение вообще не имеет смысла. Даже если я вряд ли когда-то смогу переварить ее измену. Но вся суть отношений, как оказалось, свелась для меня к тому, что с Алисой и ее заебами мне лучше, чем без нее и в полном покое.