Он не рычит, не выглядит злым.

Только очень холодным.

Как будто на словах я все еще его Зая, а на деле просто одна из тех его «бывших», которых Бармаглот использует, как носовые платки.

Я мысленно кривлюсь, так некстати в памяти всплывают слова Милы.

О женщинах, после которых он всегда возвращается к ней.

— Это не ультиматум, — пытаюсь как-то защититься, но по сути — он прав. Это чистой воды условие, причем импульсивное и очень жесткое. Я даже не дала себе возможности все как следует обдумать, подготовить пути отступления. — Просто… некоторые вещи рано или поздно должны были всплыть. Зачем тянуть?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А как же «никаких серьезных отношений»? — Он все-таки делает шаг ко мне. — Просто секс?

— Мне просто… — храбрюсь, пожимаю плечами, — … надоело трястись от страха каждый раз, когда мама вдруг говорит: «Алиса, нам нужно кое-что обсудить». Для вас все это просто и привычно, и безопасно, потому что драгоценная жена знает, что вы всегда — всегда! — возвращаетесь к ней, в вашу тихую семейную гавань. А если мои родители узнают, что я таскаюсь с женатым мужиком, да еще и с вами, я могу резко стать сиротой.

— Если бы такое случилось — я в любом случае взял бы на себя ответственность, — все так же спокойно рубит Бармаглот.

— Ага, — закатываю глаза. — Пока не появится новый интересный трофей.

— Нет, пока тебе это было бы нужно.

— Всю жизнь?

— А ты хочешь провести со мной всю жизнь? Зай, мне пятьдесят через десять лет, а тебе — тридцать четыре.

— Спасибо за урок математики, — раздраженно бросаю в ответ.

— Это не урок математики — это правда, Зай. Ты умная девочка, включай мозги. Что я тебе предложу, кроме себя? Ни детей, ни драйва.

— У меня целый класс детей! — уже откровенно ору. — И мне точно не очень хочется думать о своих детях в ближайшие годы.

— Не важно, когда ты будешь о них думать, Зай. Со мной их у тебя не будет. И я не хочу становиться отцом в пятьдесят. И если ты думаешь, что «есть разные варианты», то у меня было достаточно времени подумать над каждым из них. В здравом уме и твердой памяти я говорю тебе, что никогда не буду воспитывать усыновленного ребенка, или ребенка, рожденного от спермы другого мужика, или любая другая херня, которую обычно несет Мила, когда в ней просыпается женский инстинкт вытирать сопли!

Пауза между нами возникает мгновенно, как вакуум, который незримо, но отодвигает нас друг от друга.

Как-то странно услышать такие «интимные» подробности его личной жизни. Обычно из Бармаглота слова не вытянешь. Кажется, он единственный мужик на свете, который вообще ничего не говорит о своих женщинах и тем более — о жене. Даже мои осторожные попытки обычно сводил к скупым ответам без подробностей.

И, чтоб ему провалиться, я уважаю его за это.



Я действительно не люблю ультиматумы.

Во мне, как в любом человеке со свободной волей, мгновенно вызревает желание послать умника на хуй, если ситуация вдруг перестала его устраивать.

Заяц — не первая любовница в моей жизни.

Даже не из второго десятка, но я никогда не примерял на себя нимб и святость.

И уж точно не первая, кто, соглашаясь на роман с женатым мужиком, через энное количество недель заявляет что-то в духе: «Так больше не может продолжаться». Как будто каждый мужик заводит любовницу именно для того, чтобы она довела его для развода. С возрастом я научился находить «правильных» женщин, и Лана — та, которую пришлось выставить из-за требования Зайца — была, пожалуй, самым идеальным «приобретением». Но даже с идеальными иногда промахиваешься, и не факт, что у нее не начались бы те же заебы, что и у Алисы.

— Я не собираюсь разводиться, Зай, — сразу, чтобы не юлить, озвучиваю свое решение. — Свой ультиматум может засунуть себе в жопу. Уж прости, что без реверансов.

— Кто бы ждал, — огрызается она.

Задирает нос так высоко, что вряд ли понимает, как смешно выглядит со стороны.

Наверное, если бы знала, не корчила бы из себя принцесску.

Хотя, было бы самообманом говорить, что мне это не нравится. Особенно та ее заноза в мозгах, которая не дает Зайцу стать такой, как другие женщины — слишком рассудительной, слишком правильной, прилизанной и аккуратно оформленной, как новый маникюр.

Но на этот раз мне нечего ей предложить.

Достаточно того, что в моей жизни уже есть женщина, которая думает, что я испортил ей молодость и лишил радости материнства, даже если она отказалась от этого осознанно и могла уйти к другому, не бракованному мужику.

Хотя лично я себя таким не считаю.

Не во всех людях есть инстинкт отцовства.

Мой природа убила за ненадобностью.

— Ты нужна мне, Зай, — все-таки, она маленькая капризная девочка и тараканы в ее голове еще слишком активны и не поддаются дрессировки, так что мне приходится сказать ей то, что я никогда и никому раньше не говорил. Ну во всяком случае почти на трезвую голову и без эрекции. — Нам вроде хорошо вдвоем, или я ошибаюсь?

Она нехотя, но все же кивает.

— Тогда у нас все в порядке — и больше никаких тем о моем разводе.

Алиса молчит. Очень долго и напряженно, а потом передергивает плечами.

— Мы все выяснили, я надеюсь? — пытаюсь подвести черту, потому что находиться с ней в одной комнате, да еще так близко к кровати — это какое-то убийство мозга и терпения. А я, хоть и тварь, но не до такой степени прогнил, чтобы трахать дочку моего друга под крышей его же дома, да еще и в десятке метров от собственной жены.

Хотя, кто его знает, насколько хватит моей системы контроля, если Заяц не угомониться?

— Да, конечно, Марк Игоревич, мы абсолютно все выяснили, — говорит Заяц, но по виду и близко не похоже, что она довольна.

И, пока я пытаюсь понять, что снова происходит в ее башке, она что есть силы швыряет в меня подушку. Ловлю буквально в сантиметре от своего лица и на всякий случай прячу под подмышку.

Вид у Зайца боевой.

И злой.

— Прямо «Рождение мегеры», — пытаюсь отшутиться, хотя уже и так понятно, что ни хуя Заяц не успокоилась.

— Повернулся — и пошел к черту из моей комнаты! — орет Алиса, тыча пальцем в сторону двери. — И больше никогда не звони мне, понял?! И не пиши! И вообще сделай вид, что умер или отправился колонизировать Венеру! Вместе с Милочкой!

Ее голос срывается, но как бы я ни старался рассмотреть слезы в ее глазах — Заяц не плачет.

— Зай, у тебя истерика.

— А у тебя — жена! Какого тогда ты меня глазами жрешь, а?! Что тебе нужно? Есть же кого трахать, и ноги она с радостью раздвинет, раз его королевское величество снова вернулся в супружескую постель!

— Рот закрой! — рявкаю на нее.

Алиса удивленно таращит глаза.

Моргает часто-часто, как кукла с заклинившим глазным механизмом.

Но тут же берет себя в руки и снова вскидывает руку к двери.

— Все, что вам нужно, Марк Игоревич — там. Не здесь. Я кобелями сыта по горло!

— Хорошо подумала? — Бросаю сраную подушку на пол, подхожу к Алисе, и как бы она не сопротивлялась, жестко беру ее за скулы, немного надавливая на щеки. Чтобы смотрела мне в глаза, чтобы повторила всю эту херню мне в лицо, и я видел, что она подумала и решила, а не страдает от ПМС. — Я за бабами не бегаю, Зай. Ты была исключением, но раз тут целая истерика — то и поблажки, блядь, кончились. В глаза мне смотри!

Она икает.

— Если я сейчас уйду, Зай, то с концами. Мне вся эта розова херня про развод и новую крепкую семью не нужна, я уже сыт, я свое отженился. Так что врубай уже мозги. Я же знаю, что они у тебя есть.

Алиса перестает сопротивляться и даже сама подается ко мне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍