– Давай тогда так. Робота снимаем, едет впереди. Если разведка увидит первого робота, то поймет, что мы не гнус. Фугаса нам еще не хватало. Если наткнемся на гнус, будем работать. Пилюли у нас для них есть, всем может и не хватить, но поперек глотки точно застрянем, – решил Сагитай, глядя на Сахарка.

Сталкер молча кивнул. Возможно, по номиналу он и мог командовать, но в силу характера смысла сейчас в этом не видел. Кроме того, эти два бойца, прорвавшиеся через всю зону поражения с еще ничего не понимающим мертвецом на руках явно имели право голоса и наверняка имели понимание в том, что они делают.

– Если я засеку противника или нашу разведку, какой будет условный знак? – спросил оператор.

– Если наши, пошевели корпусом, право, лево. Если гнус… клешню вверх поднимай, – предложил Сагитай.

– Понял, – собрался оператор. – Давайте открывайте борт. Я сам спущусь, не надо досок.

Вытащив манипулятор вперед и вниз, словно экскаватор, ПР, работая ходом, перевалился и, упираясь манипулятором, осторожно спустил себя в кузова. Крутнувшись несколько раз и достав пулеметы из короба, он доложил о готовности, равняясь на Сагитая. Два пулемета калибра двенадцать и семь миллиметров широкими раструбами укороченных стволов смотрели на бойца. Это было и страшновато, и каким-то непонятным образом торжественно.

– Наша задача – пройти незамеченными населенный пункт Суземка, – скомандовал Сагитай. – Оправиться. Попить воды. Подготовиться к бою, – коротко скомандовал Сагитай.

Хруст отщелкнул обойму своего автомата, посмотрел на патроны и защелкнул обратно, плотнее взяв оружие. Сержант по-военному вытянулся и замер, словно ожидая команды «вольно». Живые начали надевать шлемы, утягивать ремешки и проверять шнуровки. Небо далеко на востоке показало кровавую полосу рассвета.

Перестукивая обрезиненными гусеницами, ПР127, следующий впереди небольшой колонны, состоящей из двух машин, катил по асфальтированной дороге. Для маскировки освещение на автомобилях было выключено полностью. Если роботу оно не было нужно в принципе, мертвецам, управляющим машиной прямо за ним, освещение нужно было постольку-поскольку, то замыкающей машине, которой управлял Сагитай, в ранних сумерках, не сильно отличающихся от ночи, ориентироваться приходилось только на силуэт первой машины.

Яков сидел на переднем сиденье рядом с водителем, держа в руках свой гранатомет Barrett XM109. Пятнадцать килограммов веса оружия упирались прикладом в полик, а сама «Лера», как назвал свою «игрушку» Яков, была заряжена бронебойными гранатками 25×59 миллиметров. Сагитай залепил правое ухо берушей, помня о характерном голосе «Леры». Жмот сидел позади, сменив автомат на дробовик, который плотно обхватил руками. Скромный СПСА-14 на фоне гранатомета Якова, и весил больше чем в три раза меньше, и пульки у него, несмотря на двенадцатый калибр, для гнуса были, прямо скажем… не архиубедительными.

Уже на подъезде к селу колонну встретили страшные признаки гнуса. Черная лесополоса, некогда насаженная вдоль дороги, теперь состояла целиком из мертвых тополей, тянущих свои мертвые и ломкие ветки в сереющее небо. Усыпанная черной трухой листвы и травы мертвая земля поглощала звуки, не отдавая их обратно. Изменился даже звук двигателей, доносившийся в салон через приоткрытый люк. Стало темнее. Несколько выгоревших черных куч вместо первых домов… Знакомая картина. Мрачная тишина, характерная для подобных мест, как кровожадная старуха ревниво охраняла каждый дом, жадно съедала звуки и скрывала движения, стирала границы видимого в этой черной трухе. Даже белые дома были присыпаны черным тленом, который ранее разнес затихший ныне ветер. Жмот потянул носом воздух, пытаясь принюхаться. Воздух здесь был особым. Мертвым. Не пахло ничем. Обычно незаметно, потому что привычно, всегда пахнет землей, травой, деревьями, даже пыль, состоящая из частиц, обычно имеет свой запах, но не здесь. Пугающе стерильный воздух. Тишина, отделяющая шум двигателя как нечто постороннее, страшное и агрессивное. Жмот поймал себя на мысли, что ему хочется сесть на пол в машине и спрятаться, чтобы не отсвечивать в окна. Хотелось незаметно смыться из этой большой двигающейся приметной коробки и залечь в кювете, чтобы не быть таким громким и заметным. Замереть и выждать, пока невидимый еще гнус не выдаст себя первым каким-нибудь звуком, и только потом предпринимать какие-либо действия, но не сейчас. Не так нагло и не так, как ему казалось, беспечно. Психология сталкера-одиночки, привыкшего полагаться только на себя.

Колонна ехала медленно, не спеша, чтобы не упереться на всем ходу в непредсказуемое. Кроме того, датчики робота, а вместе с ним и аналитика трех живых операторов, в пункте наблюдения и управления роботами следящих за событиями, не успевали бы отслеживать происходящее на большей скорости. Операторы сканировали пространство всеми имеющимися сканерами на всех режимах. Картина была не успокаивающая. Ни одного зеленого деревца, ни одной биологически активной формы жизни. Практически равномерный фон в инфракрасном спектре. Завышенный радиационный фон. Колонна уже проехала половину населенного пункта. Ни движения, ни выстрела, ни преград. Вдруг оператор ткнул пальцем в один из нескольких экранов, передающих изображение с тепловизоров робота. Едва заметное теплое пятно среди домов, слева впереди по ходу, не характерное для остальной среды. ПР остановился, а за ним и два внедорожника. Теперь можно было использовать датчики движения. Пятно, которое было слишком большим, чтобы принадлежать человеку, не двигалось и, по дальномеру, стояло метрах в двухстах. Обнаружилась еще одна тепловая сигнатура справа по ходу. Такая же крупная и недвижимая, но слишком сильно напоминающая то, что видеть не хотелось до крика. По спинам пробежал мороз. Валдарнийцы. По крайней мере два. ПР поднял манипулятор вверх, обозначая присутствие противника. Сахарок взялся за рацию.

– Гнус на детекции, – коротко сообщил сталкер.

Сагитай медленно протянул руку к рации. Дернувшийся было за рацией раньше Яков остановил движение.

– Понял, Сахарок. Сколько? Где?

– Не знаю. Сейчас пошукаем, – ответил сталкер и повернулся к мертвецам. – Есть? – спросил он коротко, словно на их наречии спрашивая обо всем сразу.

Сержант, сидящий за рулем, повернул голову вполоборота на Хруста. Хруст открыл люк и высунулся по пояс наружу, рискуя поймать пулю снайпера в голову, которая и для него могла оказаться если не смертельной, то вывести из строя на несколько часов или дней. Закрыл глаза, вдохнул воздух и на несколько секунд ушел в свои ощущения, затем, выдохнув, скрылся в машине.

– Танк, – указал он рукой слева впереди. – Еще танк, – указал он справа по ходу. – Трое справа, враги. Пятьдесят метров, лежат. Два танка сзади, идут.

ПР, находившийся на дороге, не мог считать залегшие за бетонной квадратной конструкцией объекты. Очевидно, это были не местные жители, а понимающие, что делают, военные – альфа-гнус. Двигающихся сзади валдарнийских танков, перекрытых широкими автомобилями, ПР также не мог заметить. Зато Жмот, почувствовавший что-то затылком, обернулся и надел прибор ночного видения. Позади, испачканный черной сажей, толкаясь человеческими ногами и руками, вытаскивая головы, чтобы разглядеть цель, и пряча их обратно, прямо перед самым асфальтом катился, слепленный безумным художником хаоса, шар из человеческих тел. Инфернальное, адское создание, самим своим видом делающее человека слабым, ломающее психику и волю к сопротивлению, оставляющее лишь страшную, слепящую разум рану ужаса. Жмот издал нечленораздельный звук, дающий понять, что человек не владеет своим голосом. Яков и Сагитай обернулись. Они не могли видеть биотанков, но за секунду они поняли, что, скорее всего, творится позади. Задним танкам до машин оставалось метров двести. Увидеть их в зеркалах заднего вида, перепачканных черной сажей, в серых сумерках было сложно, но через окно при помощи ПНВ – да.