– Сага, не спи! Уходим!

Такой простой и… яркий. Внезапно Сагитай понял, что это все ему только казалось. Или не показалось? Или он действительно только что был там? Какого лешего?!

Михалыч внимательно посмотрел на бойца.

– Ты поосторожнее с ними. У нас так куча мужиков самоотвод сделали. Грех приняли. Нельзя!

Михалыч, нисколько не смущаясь, взял Сагитая под локоть, словно даму, и повел за собой. Боец же, вдруг потерявший волю, молча принял поводыря и, ошарашенно глядя под ноги, наступая на ломкие кости, шел рядом. Яков подобрал его лопату и шел позади, время от времени оглядываясь назад. Ему тоже было не по себе, но такого, как его напарник, он не испытывал.

Между тем невнятный шелест и гул настигали их. Это был не фиксируемый приборами шум. Это было нечто другое, ощущаемое нервными клетками и, наверное, обрабатываемое белым веществом мозга.

– Это кто-то же их сюда направляет, а, Михалыч? – спросил он, чувствуя, как странно звучит его голос. Словно в подушку.

– Не знаю, Яша. Они со стороны Киева идут. Это когда их много, так чувствуется. Но только вначале тяжело, потом проще. Они же все-таки люди…

– Они?! – удивился Яков, так что даже приостановился.

– Ну, конечно. А кто же еще, – ответил Михалыч.

От звука его голоса полегчало, и даже Сагитай, вдруг пришедший в себя, начал отстраняться. Сварщик легко отпустил его руку, давая идти самостоятельно.

– Мы же тоже люди. Мы чувствуем друг друга, хочешь того или нет. Без этого бы, может, и не сходились бы, – добавил он.

– Так, может, еще и вымрем, – не задумываясь, выпалил Яков.

– Типун тебе на язык, Яша. Не для того меня, старого, от страшного суда тут схоронили, и тебя не для того, и, сам знаешь, на все воля Господня, – сказал Михалыч. – Был потоп – пережили те, кто был верен. Теперь идет страшный суд. Те, кому положено, будут жить, а кто свое отходил, тому и простится все. Ты меня слушай, Яков, я дело говорю. Стоять нам надо, пока живы, а время придет, так и помереть. Но, покуда время не пришло, твердыней стоять будем.

Яков промолчал. Сложно спорить с тем, о чем не имеешь ни малейшего понятия. Шум в ушах и давление прошли. Может, и прав Михалыч? Но где кончается воля человека и начинается его предназначение? Или воля человека должна идти по предназначению? Кто скажет, какое у него, у Якова, предназначение? Он посмотрел на лопаты в обеих руках, повел плечами, чувствуя тяжесть пятнадцатикилограммовой «Леры». Неужели он всего лишь оружие в этих необъяснимых планах Бога на человечество? А как же Лилит? Она же не плохая. Она спасла его и Дока. Хотя она называла себя демоном. Но, может, демоны – тоже часть плана… тогда получается, что и нынешние демоны не настолько плохи? Они же выставили все свои силы за человечество, за живых людей и были подло убиты в спину этими же людьми. Тогда, получается, живые хуже демонов. Тогда получается, что настоящее зло – это люди, а то, что позади, – это лишь порожденное ими самими наказание, а Лилит – это и есть настоящий план Бога, потому что она верила в свое предназначение с самого рождения. Она же не могла быть плохой с самого рождения?

Чувствуя незнакомое смятение и сумбур в душе, Яков шел за Михалычем. Освобожденные и введенные в строй роботы встали в шахматном порядке на расстоянии местами в десяток метров друг от друга. Поскрипывая человеческими костями, перекатывались в ручном режиме занимающие позиции самодвижущиеся платформы.

Через пару минут отряд достиг ворот, где, пройдя друг за другом между забаррикадировавшей проход техникой, люди попали на внутреннюю территорию. Тотчас же вернувшимся поднесли горячую еду. Сагитай и Яков отказались, а вот сварщик и токарь, отставив лопаты, принялись есть, не сходя с места. Это было странно. Они словно отключались от внешнего мира во время принятия пищи. Бойцы же, несмотря на внешнее спокойствие рабочих, никак не чувствовали покоя. По-прежнему стояла тишина, даже Богдан, сидящий на бордюре за компьютером, вдруг поднял голову, прислушиваясь, затем его пальцы пробежали по кнопкам и несколькими росчерками прокрутили что-то на мониторе.

– Непонятно, – сказал он.

– Что? – тут же спросил Сагитай, присаживаясь рядом.

– Не идут, – задумчиво ответил механик. – Странно.

Сагитай пожал плечами. Что можно было подумать? У него была задача привезти рабочих в Жукотки, а то, что гнус сейчас не лезет на рожон, может быть, и было странно, но никак не препятствовало выполнению задачи. Скорее, наоборот.

– Тогда последних откапываем – и вперед? – предложил Сагитай.

– У нас так гнус копился, когда среди них зараженные военные были… – сказал Богдан. – Я же говорил, что у нас тоже были солдаты. Они тот гнус альфой называли. Выбивали его роботами. Вычисляли как-то. Только потом альфа-гнус перестал появляться, и солдаты наши тоже… не вернулись. Тогда у нас ПР много было, около тысячи. Сейчас триста тридцать четыре. Такая арифметика. ПР прочные, простым патроном не берутся почти, рикошетят, а бронебойные заходят. Не как нож в масло, но долго ПР стоять перед ними не может, особенно если ход потерял.

– Значит, альфа-гнус появился, думаешь? – спросил Яков.

Вместо ответа послышался дальний одиночный выстрел. Затем еще несколько. Затем резкий и неприятный мощный взрыв. Сагитай вскочил, выругавшись.

– Северо-восток, – сказал Богдан. – Никогда оттуда не приходил. Триста тридцать три робота осталось, – он поднял голову и посмотрел на возвышающегося над ним Якова. – Ваш?

– Тьфу, – сплюнул, не удержавшись, еще раз Сагитай.

Очевидно, что да. Очевидно, что следом за лежащими здесь, на внутренней территории, трупами другим ходом шел и альфа-гнус. Альфа-гнус не был настолько деградировавшим, как гражданский. Его навыки стрелять и двигаться не слишком отличали его от живых. И это делало его крайне опасным.

– Ну, давай, гони туда роботов, – сказал Сагитай. – Высоты-то здесь нет нигде. Лесок редкий. Найдут.

– Нет, не найдут. А найдут – не достанут.

Яков и Сагитай переглянулись.

– В той стороне полигон. Окопы вырыты стандартные, в несколько линий, для испытаний. Как раз возле дороги несколько траншей видно. Еще тогда служивые говорили, что хорошо, что гнус про них не знает, иначе не достать было бы. Теперь вот пришел. Узнал, – сказал Богдан.

Голос его был мягок, но в нем не было ничего, кроме задумчивости. Незаметно бойцов и механика окружили другие работяги. Они молчали, соображая, что можно сделать сейчас, чтобы достать гнус из окопа. Очевидно, делать им это было не впервой, но все понимали, что на это надо время, платой за которое будет техника. Снова раздались пара одиночных выстрелов и взрыв. Очевидно, стреляли из подствольного гранатомета.

– Триста тридцать два. Отводим технику, – скомандовал он через толпу находящимся здесь же двум другим операторам.

– Надо проскакивать, пока светло, – сказал Сагитай.

– А если они по автобусам саданут? – возразил Яков.

– Не саданут. Мы по ним саданем! – решительно ответил Сагитай. – Богдан, маршрут знаешь?

– Да. Было время, выучили.

– Прыгайте на транспорт, мужики. Мы с Яковом в окопы…

– Да куда вам…

– Не пойдет…

– Ни-ни… – вдруг хором заговорили мужики.

– Отставить! – громко и четко скомандовал Сагитай. Именно скомандовал, практически рявкнул, а не сказал. Люди смолкли от неожиданности. – Время военное. Я старший по званию. Это приказ. Таких, как мы с Яковом, пруд пруди. Там, в Жукотках, сейчас нужны специалисты вашего дела. Тех, кто умеет управляться с роботами и собирать их, днем с огнем уже не найдешь. Вы последние, понимаете? От вас зависит, сможем мы удержать гнус и не пустить его на последние плодородные земли или нет. Не от нас двоих, а от вас. От ваших рук и голов, мужики. Понимаете? – Сагитай выдержал паузу. – А от нас зависит, вернетесь вы в Жукотки или нет. Если будете торчать тут, непонятно, сколько вояк забьется в окопы. Встретят огнем весь наш транспорт, выпустят тех, что еще стоят в лесу, сомнут.