***

Между тем Европа полыхала по-настоящему. Военные части отбивались от тысяч и десятков тысяч зомби, впервые открывших глаза, осознавших голод и способ его утоления. Всеобщая мобилизация, максимальная и средняя дистанция боя, вертолеты и ракеты лишь прореживали ряды, но тысячи ревущих гневом существ, которых не могла остановить стена огня, забирая у раненых и ослабевших силы, бежала, шла и ползла на баррикады. Толпы гнуса несли в себе достаточное количество жизненных сил, чтобы пробиться и зацепиться своими невидимыми электромагнитными щупальцами за первых людей, отбивающихся из последних сил, но не последних на их пути. Десятки малых городов, сотни и сотни деревень после сообщения о падении разносились ядерными боеприпасами сверхмалой и малой мощности в тщетной надежде остановить волну. Но выделенной волны атакующих как таковой не было, как не было четкого разграничения линии фронта. Зомби просыпались везде. Не контролируемые никем, они начинали сеять семя завладевшего ими вируса, панику и ужас, наполняя себя красной человеческой жизнью. На самом высоком уровне НАТО запросило у России огневую поддержку, и вот уже из северных морей по указанным координатам летели ракеты в ядерном, реже неядерном исполнении. Численность активного гнуса достигала сотен тысяч, уничтоженных ими людей – миллионов, но каждую минуту просыпались новые десятки зомби, ищущих силы для того, чтобы выжить, а найдя их, они двигались вместе с остальными, глядя на спины идущих впереди.

Южная часть Беларуси, центральная Европа заходились огнем скоротечных боев и, как правило, зачищающим взрывом. Восточная Европа уже была окрашена на картах в черный цвет. Там еще были очаги сопротивления, некоторые военные базы, изрыгающие тонны огня по любым признакам активности, среди которых была и ЦПРВТ «Ладога» с ее поисковыми роботами, сражающимися без устали и в автономном, и в управляемом режиме. Если немногочисленные удержавшиеся военные базы со временем переставали интересовать зомби, поскольку вокруг них не оставалось живой органики, а концентрированный огонь вояк отбивал у них всякий аппетит, то центр перспективных разработок и военных технологий «Ладога» атаковался постоянно. Было очевидно, что гнусом управляют более осмысленные зомби, понимающие стратегическую значимость завода, производящего без остановок уничтожающие их машины. Жестокие сражения за «Ладогу», ценность которой также понимали и люди, длились сутками. Вертолеты, отстреливая тепловые ловушки, разбивали ракетным огнем штурмующие центр БМП, БТР и танки, авиация выжигала землю всеми видами боеприпасов, но это давало лишь короткие перерывы. Гнус стягивался снова из развалин городов, откуда его невозможно было выкурить, находил технику и бросался в очередной изматывающий бой.

Западная Европа, точнее, те, кто мог, вышла в моря, образовывая новые военные и экономические союзы, в больших городах процветали мародерство и грабежи, толпы беженцев, спасающихся от гнуса любыми средствами, прорывались через слабые полицейские пункты, которые уже и не пытались записывать или осматривать проходящих, потому что знали: гнус давно за их спинами. Просто его количество еще не вышло на нужную отметку, чтобы открыто атаковать днем, невзирая на полицию и армию. Да, и к слову, большинство полицейских побросали свои светоотражающие жилеты и двинулись вместе с остальными, понимая, что оставаться здесь относительно безопасно можно будет еще всего лишь пару дней.

Братство на машинах и автобусах двигалось на Запад, часто обгоняя бегущих от них людей, первыми врывалось в населенные пункты и, оставив там с десяток распространителей, не теряя времени, мчалось дальше. Эпидемия летела по телу Европы, стирая ее ценности и понятия. Все чаще среди населения находились кликуши – люди, кричащие о гневе Господнем и Судном дне, который уже начался. Они призывали покаяться и не противиться суду, не противиться неизбежности. Возможно, они и были правы, по крайней мере, в некоторых наполненных людьми домах гнус уже встречали, стоя на коленях.

На следующее утро Москва взорвалась криками сирен, сигналами машин, спешащих покинуть город. Новости о страшных событиях в Европе сменились новостями о произошедшем в Москве. Всего за ночь было убито пять с половиной тысяч человек, но паника была такая, словно треть Москвы обратилась в зомби. Медицинские службы, внутренние органы всех мастей обшаривали закоулки и подвалы, канализационные люки и бачки, чердаки и крыши в поисках зараженных, которые должны были бы уже лежать без сознания, претерпевая перевоплощение, но, к их недоумению, растерянности и облегчению, не было найдено ни одного зараженного. Это также повлияло на новости. Дикторы в синих, белых и серых костюмах обсуждали это в эфире с людьми, имеющими в основном очень далекое отношение к вирусу и месту, откуда он произошел. В результате паника, не подкрепленная фактами заражения, немного утихла. Часть стоящих в пробках машин так и не выехала из Москвы и к вечеру вернулась обратно в свои жилища. В городе был объявлен комендантский час с двенадцати ночи и до пяти утра. Тем не менее пределы города в этот день покинуло более миллиона человек.

Тем временем в сувенирном магазине «Свобода» продолжалась работа некробиолога Трофима по кличке Док и бывшего сталкера Моли, теперь вновь носящего имя Владимир. В ярком свете комнаты ученый сидел за компьютером, устало изучая материалы, которые прислали ему из центра Бурденко. Конечно, все виды анализа, включая для чего-то радиоуглеродный, который вообще ничего не показал и был сделан для галочки, показывали широкую картину процессов, происходящих в теле так называемого Сумрака, которого они держали на привязи в качестве подопытной мыши или овоща. Но по большому счету эти анализы были бесполезны, поскольку, как и прежде, самые современные приборы не могли раскусить и запеленговать частоту, на которой работают зараженные клетки. Это было так же сложно, как и определить частоту, с которой происходят электромагнитные процессы в клетках обычного человека, зафиксировать их частоту и длину, обрисовать соответствующие диаграммы или поля, оценить их соответствие норме и определить больной орган без прямых медицинских анализов. Да и химия тела зомби была совершенно иной. Организм настолько быстро восстанавливал повреждения, что влияние химических раздражителей, включая кислоты и щелочи, излучений, физических и термальных воздействий не удавалось толком изучить. За все это пленник платил дикой активностью колонии, которая уничтожала овец в течение несколько секунд с периодичностью в десятки минут. Кстати, личность человека, заключенного в этом теле, очевидно, сломалась пытками окончательно, и теперь его жизнь и функциональность поддерживались его проклятьем – засевшей в нем колонией вируса, в то время как мозг не реагировал ни на какие раздражители, зато зомби начал потеть. Единственное, что удалось вывести экспериментально, – вирус отказывался вживляться в подопытных крыс, кошек, собак, лошадей, свиней, обезьян и прочую живность. Также вирус не обеспечивал своей жизнеспособности на свежем трупе, но охотно принял лежащего в коме пациента, жизнь в котором поддерживалась искусственно, убив его через два часа. Этого всего можно было ожидать и без глубоких исследований, достаточно того факта, что среди зараженных не было детей и стариков.

Трофим потер уставшие глаза. Ехать в медицинский центр Бурденко он отказался, почему-то это напоминало ему западню. Глубокий лабиринт коридоров, сотни закрытых дверей, электронные замки и автономные, управляемые компьютерным мозгом системы жизнеобеспечения… Он уже был в подобном учреждения там, в Зоне. Он знал, что может произойти там, если вдруг все пойдет не по плану. Именно после таких внеплановых событий и появился спустя почти сорок лет Лука Псарас, но он, Трофим Гудин, уж лучше сгинет на свежем воздухе и быстро, чем переживет хотя бы половину того, о чем ему довелось прочитать в дневнике Луки.