– Вот оно! – громко сказал он. – Вот оно! – еще раз повторил, перечитывая строки.
Валдарнийские танки возможны. Слияние тканей без специализации по назначению! Значит, кожа может прирасти к другой коже, мышцы слипнуться и превратиться невесть во что, нервные клетки спаяться и превратиться из микрогенераторов, синтезирующих и синхронизирующих суммарную частоту, в генераторы помощнее, дальность действия которых должна будет увеличиться, и гнус получит возможность сосать жизнь не за полсотни метров от себя, а дальше, гораздо дальше. Как узнать, как замерить? Никак. Приборов замерить эту частоту еще не существует. Трофим сел и тут же вскочил. Мысли лихорадочно металась в голове, словно стая кузнечиков в сухой траве. Надо предупредить. Кого? Специалисты по изучению заражения знают об этом, но они не могут сопоставить то, что происходит в тысячах километрах от них, с тем, что происходило с зараженным в экспериментальных условиях. Военные тоже, да и он сам, если бы не подслушал разговор и вдруг не решил поверить в случайную информацию, прошляпил бы этот момент. Применение ядерных боеприпасов может сделать гнус еще опаснее. Почему в Италии не сделали выводов? Потому что у них нет результатов исследований центра Бурденко, почему в центре Бурденко не сделали выводов? Потому что вся лишняя информация стирается из Интернета, чтобы не усиливать и без того панических настроений среди населения. Почему не произошло координации? Да, наверное, потому, что в каждой стране есть более важные задачи, чем объясняться друг с другом, кто что видел и что бы это значило. Кроме того, вполне возможно, что в Италии уже некому передавать эти данные. Трофим посмотрел на часы. Четыре, почти четыре. Надо спать, но сначала нужно скинуть сообщение Владимиру, его все равно прочитают люди голубоглазого и передадут дальше. «Внимание! На основании документа…». Трофим не поленился и переписал сложный номер документа со всеми дробями и тире, число и фамилию отправителя «…я, некробиолог Гудин Т. А., предупреждаю о возможном нежелательном для человека воздействии радиации на гнус. Изменение генотипа клеток носителя и сращение тканей зараженных объектов способно привести к возникновению новых форм гнуса с потенциальным изменением его общих биометрических частотных характеристик. Возможны появления новых форм, обладающих измененным (усиленным) биологическими воздействием на человека».
Будут ли новые формы более опасны или нет, Трофим сказать не мог, одно казалось логичным: если увеличивается вес, увеличивается и живучесть, если увеличится мощность нервной системы при сохранении способности синхронизации объекта, оно станет убивать с большего расстояния. Также выживать ему станет легче, потому что он сможет черпать жизнь с большей глубины и с больших расстояний. Но действительно ли это будет происходить в подобном ключе? Этого он не знал. Узнать об этом можно только исходя из реальных замеров. Но какие сейчас могут быть замеры? Трофим посмотрел на донышко пустой чашки из-под кофе. Усталость длинного дня, словно он прожил три дня подряд, просто валила его с ног. Спать хотелось неимоверно. Он нажал кнопку «отправить» и побрел к выключателю. Выключив свет, он уже не помнил, как добрался до дивана, и тем более не помнил, как звонил минут через десять после отправки его сообщения телефон, как курсор на экране компьютера начал двигаться, обозначая удаленное подключение. Как неизвестный удаленный пользователь скачал документы из папки «Максимка», как просматривал всю его историю поиска, в которой часто выскакивали запросы на «валдарнийские танки», «Италия», «фото гнуса», «мутация гнуса». Через несколько минут экран вернулся в прежнее положение, а телефон, бесконечно звонивший на полу, рядом с диваном, на котором спал Трофим, умолк и погрузился во тьму.
***
Генерал Войтенко наконец закончил совещание с Демонами. Вся эта нечистая братия вместе с их Королевой вызывала у него отторжение, но он в разы лучше своих коллег скрывал это. Более того, он был приветлив и учтив. Временно он представил их далекими и в известном смысле недалекими иностранцами, которым надо объяснить правила учений, и плевать, что иностранцы были отвратительны. Приказ был приказом, да он и сам прекрасно понимал, что получить такого врага в тылу крайне нежелательно. А уж если подобные этим так называемым Демонам помогут обнаружить и приостановить действительного противника, то и флаг им в руки. Враг моего врага – мой друг, пока есть тот самый враг. Вежливо попрощавшись и даже отдав честь, он минуту стоял, прислушиваясь, пока не услышал, как стихли вдалеке, растворившись в равномерном шуме дождя, двигатели армейских внедорожников. Наконец, убедившись, что они уехали, он выдохнул.
– Плесни водки, капитан.
Его помощник, он же капитан Гаврилов, стукнул дверцами шкафчика, затем звякнул горлышком бутылки о край стакана и шаркнул завинчиваемой крышкой маринованных огурцов. Через мгновенье к генералу на подносе приплыл граненый стакан, наполненный наполовину, и маринованный огурчик с воткнутой в него вилкой. Почти не глядя на поднос, генерал принял стакан, одним глотком осушил его, сморщился и, громко выдохнув, откусил кусок огурца. С хрустом разгрыз его и только потом вдохнул полной грудью, после чего доел вторую половину и положил вилку на ожидающий его в руках помощника поднос.
– Никому нельзя верить, Гаврилов, никому, – сказал он, подняв вверх указательный палец. Затем, постояв еще немного, чувствуя, как теплеют руки и ноги, а в голове появляется легкий шум и легкость, он перевел взгляд на помощника. – И что к тебе эта девка докопалась?
– Не могу знать, – чуть выпрямившись, в подобие ленивой стойки «смирно», ответил Гаврилов.
– Ну смотри, – генерал наградил его таким взглядом, словно подозревал в сговоре. – Так… – сказал он, глядя на разложенную карту, на которой добавилось значительное количество обозначений. – Ты давай протри тут все с хлоркой. Наследили они. И с той стороны стола тоже протри… Или, может, сжечь все к чертям, от греха подальше? – Войтенко посмотрел на часы. – Четыре утра. Скоро боевые действия, а я еще не спавши. Непорядок.
Он остановился, глядя, как его адъютант достает заранее приготовленное ведро, надевает перчатки и достает дезинфицирующий раствор, во много раз эффективнее той самой хлорки, но генерал по привычке называл подобное хлоркой, поскольку принципиальной разницы в них не видел. Конечно, у них в части были и санитары, которые по долгу службы должны были бы продезинфицировать тут все, но Войтенко никому не доверял. Это было его кредо. Возможно, он немного доверял Гаврилову, но этого никто не мог знать наверняка. Ранее он носил широкие густые усы, давно, когда был еще молодым, примерно как его помощник. Усы очень шли его круглому, голубоглазому лицу, делая его мужественным и солидным, но, когда его начали продвигать по служебной лестнице, ему посоветовали сбрить сей кусок женщины из-под носа, потому что никто из вышестоящих усов не носил. Он послушался, но так и не смог привыкнуть и смириться со своим отражением в зеркале. Отпустить сейчас усы он не мог, поскольку они в силу его возраста росли медленно, и вообще непонятно, как бы сейчас выглядели, а ходить несколько недель неопрятным, с щетиной под носом он позволить себе не мог.
Гаврилов ловко орудовал тряпкой со слабо пахнущим чем-то сладким дезраствором. Слегка попущенный водкой генерал задумчиво следил за его действиями.
– Так, а что там с той девчонкой, что с ними пришла? – встрепенулся он. – Нашли, кто, что, откуда?
– Так точно, товарищ генерал, – ответил Гаврилов, не отрываясь от занятия.
– Ты давай не так точнокай, посторонних нет. Рассказывай, что с ней?
– Ну… – Гаврилов приподнял брови, вспоминая и собираясь с мыслями. – Марьям Владимировна по фамилии Соболина, тысяча девятьсот девяностого года рождения, коренная москвичка. Окончила общеобразовательную школу, затем педагогический, затем неоконченное высшее по специальности иностранные языки. Отец – строитель, мать – учитель, ребенок без внимания. По характеристикам не глупая, но доучиваться не хотела, потом со всеми постоянно конфликты, что с родителями, что в школе, что в университете. Несколько приводов в милицию, хулиганство, хотя там, если честно, хулиганством особо и не пахнет, в основном неуважительное отношение к представителям при исполнении.