Эти мысли так заняли мое сознание, что на время я забыла о своей личной трагедии. Забыла о Фредрике.

«Моя сестра и все Морганы так страдают! А тут еще и я со своей дурацкой любовью! Да что стоит моя печаль по сравнению с печалью Седрика и всей его семьи! Я должна уехать сейчас же! Я здесь лишняя, ненужная! Пани Морган даже не вышла поприветствовать меня, хотя всегда относилась ко мне очень дружелюбно. А пан Морган был холодным и угрюмым… Все, я улетаю в Варшаву!» — твердо решила я.

— Миша?

Я вздрогнула и вернулась в реальность: в конце длинного, каменного, светлого коридора стояла Маришка. Она пронзительно смотрела на меня, словно спрашивая себя о том, что я успела услышать из ее разговора с мужем.

— О, это ты? — как ни в чем не бывало, сказала я, ведь не могла признаться ей в моей любознательности насчет Седрика и его трагедии. — Мне надоело быть одной, и я пошла к тебе. — Я быстро подошла к сестре.

— Тогда почему ты стояла посреди коридора?

Взгляд Маришки отчетливо говорил о том, что она была неудовлетворена моим ответом.

— Я решила, что хочу улететь домой. К нам домой, — торопливо сказала я, чтобы сбить ее с толку.

— В Варшаву? — удивилась сестра.

— Ну да, а куда же еще? — с иронией ответила я, разглядывая большой портрет на стене.

— Прямо сейчас?

— Это затруднительно?

— Миша… Ну как так можно? Захотела — прилетела, захотела — улетела! Тебе нужно быть серьезней! — недовольным тоном сказала Маришка.

Ее слова задели меня, но я твердо решила, что не должна висеть на ее шее, поэтому опять притворилась дурочкой.

— Понимаешь, я думаю, что дома мне станет легче. И там будет папа: он защитит меня, если Фредрик приедет за мной, — уверенным тоном солгала я.

— Ты же не хотела лететь в Варшаву, — недоверчиво спросила Маришка.

— Я передумала. Что ж, если ты не можешь дать мне свой самолет, я полечу рейсовым.

— Ох, Миша, Миша… Ты меня удивляешь. Хорошо, летим в Варшаву, — устало согласилась сестра.

— Ты летишь со мной? — удивилась я.

— Да, хочу поговорить с родителями насчет тебя.

«Насчет меня? Это о чем же?» — с испугом подумала я.

— Буду настаивать на том, чтобы ты переехала ко мне в Прагу, — словно прочитав мои мысли, сказала Маришка.

— Нет! Это так неудобно! Для всех! — ужаснулась я.

— Я уже все решила.

— А я не позволю тебе мной командовать!

Мой ответ сильно удивил мою сестру: у нее даже лицо вытянулось.

— Я намного старше тебя и знаю, что для тебя лучше…

— Спасибо за заботу, но я сама знаю, как мне жить.

— Я настаиваю.

— Я тоже, — решительно заявила я и упрямо скрестила руки на груди.

— Но ты никогда раньше не вела себя так! Так невоспитанно! — укоризненно сказала Маришка.

— Давай обойдемся без нравоучений? Я и так раздражена до предела! Я разбита! Я бросила Фредрика! Думаю, сейчас у меня есть право быть немного невоспитанной! — вспыхнула я.

От нашего разговора я сильно разнервничалась и начала всхлипывать. Маришка тут же пошла на уступки и сказала, что повременит с разговором обо мне, но все равно полетит со мной.

Новая полученная информация о Седрике, моя личная трагедия, мысли о том, что Фредрик обманывал меня… Все это расстроило меня еще больше, и я всю дорогу дрожала, металась по салону самолета и обкусывала ногти. Меня опять начали преследовать мысли о Фредрике, и они угнетали меня.

В четыре утра мы прилетели в Варшаву. Дома никого не было, но, к счастью, у Маришки оказались с собой ключи, и я подумала, как хорошо, что она полетела со мной, иначе, мне пришлось бы сидеть прямо у калитки, потому что наш дом был окружен очень высоким сплошным железным забором.

Все это время я и Маришка молчали: у меня не было желания разговаривать, а сестра, наверно, не хотела давить на меня, и я была благодарна ей за это. Но я опять испытывала те же чувства, которые испытывала тогда, когда Маришка рассказала мне о том, что мой Фредрик спал с нашей сестрой Марией. И он не просто спал с ней, он ее обесчестил и опозорил, отказавшись на ней жениться. Значит, если бы он женился на ней, я влюбилась бы в мужа родной сестры! Ведь, если я полюбила его, я влюбилась бы в него в любом случае.

«Как это противно! Ведь он должен быть ее мужем! Он должен быть с ней, а не со мной!» — Эта мысль привела меня в отчаяние, и я убежала в свою комнату.

Родители приехали только вечером. Они обрадовались и удивились нашему приезду, а я вдруг испугалась и перехотела рассказывать им о своей несчастной и постыдной любви. Маришка подавала мне знаки, что пора было бы все рассказать, но я делала вид, что не замечала их, а потом отрицательно покачала головой, чтобы дать сестре понять, что буду молчать.

Мы расселись на большом диване, и родители стали расспрашивать меня об учебе и искать причины моего приезда прямо в разгар учебного года. Я выкрутилась, сказав, что жутко соскучилась по ним, но Маришка поджала губы и вдруг толкнула меня локтем в бок. Я раздраженно вздохнула, но промолчала.

— Ну, хватит! Чем раньше ты скажешь, тем раньше все закончиться! — вдруг громко сказала сестра.

Я бросила на нее недовольный взгляд.

— Что ты должна нам рассказать? — спросила мама, уставившись на меня.

— Да ничего! Маришка бредит! — процедила я сквозь зубы.

— Миша! — с упреком сказала Маришка. — Ты стыдишься, да?

— Нет, конечно! Я ни в чем не виновата! — раздраженно воскликнула я.

Стыжусь! Еще чего! Я просто-напросто чувствую себя использованной, униженной, обманутой… Обманутой всеми!

— Девочки, успокойтесь. Что случилось? — нахмурился отец, переводя взгляд с Маришки на меня и обратно.

— Ничего! — вырвалось у меня сквозь слезы. Меня охватила душевная боль и сжимала обида.

— Если ты не скажешь, это сделаю я! — заявила сестра.

— Ты… Шантажистка! — Я вскочила с дивана и подошла к стене гостиной, встав спиной к семье.

— Миша, что случилось? Вы меня пугаете! — Мама подошла ко мне и положила ладонь на мою спину. — Что ты от нас скрываешь?

Голос мамы был таким мягким и теплым, что мне стало стыдно за свою вспыльчивость.

— Ты убила кого-то и не смогла избавиться от трупа?

«Они боятся этого? Тогда моя любовь к Фредрику не будет для них таким уж шоком!» — с облегчением подумала я.

— Нет, мама! Я еще не охочусь! — раздраженно ответила я.

— Тогда что?

— Я… Я просто влюбилась, — пробормотала я, закрыв глаза.

— Что?

— Я влюбилась! Довольны? — крикнула я и в порыве эмоций закрыла лицо ладонями.

Мама тяжело вздохнула. Папа никак не прореагировал.

«Не такая уж бурная реакция! В тысячу раз лучше того, что я ожидала!» — удивилась я, прислушиваясь к каждому шороху.

— Влюбилась? Это шутка? — тихо спросила мама. — Но, Миша, ты не могла влюбиться! В твоем возрасте не влюбляются!

— Ну, а я — паршивая овца! Взяла и влюбилась!

Отняв ладони от лица, я обернулась к родителям: папа удивленно смотрел на меня, скрестив руки на груди, а мама закрыла рот ладонью: она всегда так делала, когда была чем-то поражена.

— И что в этом страшного? Это всего лишь подростковая влюбленность! — вдруг улыбнулся папа.

— Как бы я хотела, чтобы все было именно так! — с горечью усмехнулась я. — Тогда все было бы легко и просто! Вы мне не верите? По-вашему, я всего лишь мечтательница, ребенок! Но тогда почему мне так больно! Я так сильно люблю и боюсь этого чувства! Я честно сопротивлялась, но… — У меня задрожали губы, и я не смогла ничего больше сказать.

— Папа, она действительно любит! И любит по-настоящему! — отозвалась Маришка. — Если ты помнишь, я тоже полюбила очень рано… Конечно, не в девятнадцать, как Миша, но все же! Это правда!

— Вот я дура, да? — нервно рассмеялась я.

Мама села на диван, но не сводила с меня встревоженного взгляда. Должно быть, она приняла мою новость не так легкомысленно, как папа.

— В любом случае, ты не покинешь дом до тех пор, пока тебе не исполнится сто лет, — серьезно сказал папа. Видимо, до него тоже дошло, что я не пошутила.