— Ревнуешь?

Эта фраза заставила меня опешить на целую секунду.

— Я? — Вырвался из моего горла писк возмущения. — Да никогда! Я уже сто раз говорила тебе, что такой айсберг, как ты, не в моем вкусе!

— В первый раз слышу.

— Ну, сейчас говорю!

Я сняла с головы цилиндр и бросила его Фредрику. Тот поймал свой головной убор, а я стала расплетать прическу, которую Мэри увидела в Интернете, и которая оказалась прической девушки легкого поведения.

— И вообще, прежде чем что-то мне говорить, подумай о том, что я очень впечатлительна. Нельзя было сказать, что я похожа на «девушку легкого поведения»? А то сразу «проститутка»! — проворчала я.

— Во-первых, я не называл тебе проституткой, во-вторых, всегда нужно называть вещи своими именами, — отозвался Фредрик, наблюдая за моими действиями. — Помочь?

— Нет! — Я сняла последнюю шпильку, и волосы рассыпались по моей спине. — Доволен? — бросила я Фредрику.

— Да, Рапунцель.

Я стукнула своей туфлей по его ноге.

— Очень мило с твоей стороны, а главное, как это по-детски! — усмехнулся Фредрик.

— Тебе полезно.

Но вдруг его лицо стало очень серьезным.

— Бросай это дело. — Его глаза стали строгими и холодными. — Так делают только дети, когда у них не хватает аргументов или слов, а взрослые бьются словами, но не конечностями.

— Как мне надоело, что ты постоянно подчеркиваешь мой возраст! — тихо сказала я.

Моих ушей вдруг донесся голос «дворецкого», объявившего о медленном танце и призвавшего джентльменов приглашать своих дам и наоборот.

Фредрик поднялся и протянул мне руку.

— Пойдем.

— Куда? — удивилась я.

— Танцевать.

Я насмешливо фыркнула.

— Какое галантное приглашение! Уверена: девушка, которая приглашала тебя в свой гроб, умерла бы от счастья, пригласи ты ее танцевать! Да еще в такой высокой манере! — сказала я, но все же, приняла его руку. — И в отместку за такое приглашение, я буду наступать тебе на ноги.

— Пожалуйста. Мне ты не причинишь ни боли, ни дискомфорта, но в глазах окружающих будешь неуклюжей цаплей.

— Ты мастер делать комплименты! Я сейчас растаю! — деланно проворковала я и, шагая рядом с Фредриком, удивлялась своим действиям. Зачем я вообще с ним шла?

Мы остановились почти на середине площадки. Вокруг нас уже танцевали десятки пар: кто-то крутился на одном месте, а кто-то совершал пируэты, в общем, интересная картина.

— Уверен: вальс танцевать ты не умеешь, — с уверенностью в голосе заявил Фредрик.

— Да, не умею. Можешь злорадствовать по этому поводу, — ответила я, однако ничуть не смутившись.

Фредрик положил свою ладонь на мою талию и немного притянул меня к себе. Я пришла в замешательство: мы никогда не стояли так близко друг к другу, почти касаясь телами. Второй рукой он взял мою ладонь, а я положила свободную руку на его плечо. Мы стали медленно топтаться вокруг своей оси.

— Если ты хочешь потанцевать вальс, уверена, все присутствующие здесь девушки с удовольствием исполнят твое желание, — сказала я, чтобы отвертеться от такой неловкости, как танец с ним.

— Не волнуйся за меня: я готов потерпеть неудобство, — спокойно бросил мне Фредрик.

Я стала смотреть по сторонам. Говорить мне совершенно не хотелось, к тому же, от Фредрика исходил неприятный запах сигарет, от которого в моих легких просыпался тихий кашель.

— Кажется, твоя собачка тоже решила потанцевать, — вдруг тихо сказал Фредрик, наклонившись к моему уху.

Я вздрогнула от такой неожиданности.

— Не говори так о Мэри! — упрекнула я его, но повернула к нему лицо. — Где?

Он еле заметно кивнул вправо, и, бросив туда взгляд, я увидела Мэри, танцующую с высоким брюнетом. Но это был не Эндрю. Мне стало досадно за нее.

— Ты должна съехать от нее, — нетерпящим возражений тоном вдруг сказал Фредрик.

— Разговор окончен, — мрачно процедила я. — Забудь об этом.

— Разговор будет продолжаться до тех пор, пока ты не сделаешь это.

Его слова вывели меня из себя.

— Послушай, может, ты и взрослый самостоятельный вампир, но в мою жизнь не лезь! Понял? Мне надоели твои постоянные нравоучения! — резко сказала я. — И от тебя воняет сигаретами!

— Маленькие дети никогда не слушают советы взрослых, — спокойно ответил он на мою короткую тираду.

— Если ты считаешь меня маленькой, не общайся со мной! — воскликнула я, задетая его сравнением.

— Боюсь, нужно было поступить так намного раньше.

— Вот как!

— Но сейчас я не могу. — Он словно специально осыпал меня колкостями. — И выпрями спину.

— Не смей мне приказывать! И не пошел бы ты? — вырвался у меня возглас негодования.

Я резко отстранилась от него.

Фредрик ничего не ответил, но его взгляд похолодел, и я поняла, что переборщила.

— Извини, это было грубо с моей стороны, — тихо сказала я. — Но ты сказал, что не можешь перестать общаться со мной. Почему?

— Ты — истеричка, еще какая, но, как ни странно, мне приятно твое общество. И я знаю, что и мое общество приятно тебе, — спокойно ответил на это он.

Я приподняла брови: с чего он взял?

— Тебя выдают твои поступки: ты много играешь, но фальшь чувствуется сразу, да и лгать ты совершенно не умеешь. Ты не фальшивая, а просто наивная и легкомысленная, — улыбнувшись, добавил Фредрик.

— Отличный набор качеств для такой истерички, как я, — криво усмехнулась я, чтобы скрыть глубокое потрясение его словами.

***

— Пойдем уже домой? — усталым голосом сказала Миша.

Я увидел, что мои слова смутили ее: она глубоко задумалась и опустила взгляд на землю.

— Пойдем, — ответил я, понимая, что у нее пропало всякое желание веселиться.

И вдруг Миша взяла меня за руку. Сама. Но по ее расстроенному виду я понял, что она сделала это машинально. Однако мне был приятен этот ее жест.

Мы медленно направились к машине.

— Расстроилась? — спросил я, хотя прекрасно знал ответ.

— Да. Никогда не думала о том, что выгляжу наивной и легкомысленной, — тихо ответила Миша.

— Всему свое время, и не следует жалеть об этом. Думаешь, я сразу стал таким? — Я желал, во что бы то ни стало, утешить ее.

— Но ты начал охотиться очень рано, а я до сих пор… — Миша замолчала, не закончив своей фразы.

— Навыки — это совсем другое: если постоянно тренироваться, их можно быстро развить почти до совершенства. Но мировоззрение нельзя поменять за один год, за два и даже за пять. Бесспорно, что-то в тебе меняется, но это незначительные изменения — их никто не заметит, даже ты сама. Мировоззрение, поведение, характер — это живые, динамичные элементы: они имеют свойство деформироваться. В твои годы я был таким же, как ты, ну, немного серьезнее, но это в силу моего пола. Ты — девушка, к тому же, очень юная, поэтому легкомыслие и наивность для тебя естественны, и я принимаю их. В наивности есть и хорошие стороны, но ею нужно уметь управлять, чтобы не потерять себя.

— Но что тобой случилось? Почему ты такой холодный? Твоя юношеская наивность подвела тебя?

— Я разочаровался в смертных, а это еще хуже. Лучшая их часть так ничтожна, что я удивляюсь тому, как этот мир до сих пор не уничтожен другой их частью, которая просто паразитирует и не дает обществу двигаться вперед. — И тут я задал ей вопрос, который давно мучил меня. — Миша, почему ты общаешься со мной, если тебе строго запретили это делать?

Она подняла на меня удивленный взгляд.

— Мне интересно с тобой. — Было ее ответом.

Я не ожидал от нее таких слов, поэтому был несказанно польщен, и это несмотря на то, что моему нордическому характеру несвойственно было испытывать это чувство. В словах Миши не было ни намека на лесть, ни намека на откровенную симпатию или на то, что я привлекал ее как мужчина. И все же, я был рад услышать эти слова.

Разве я мог привлекать Мишу? Не беря в расчет ее возраст, я все равно был уверен в том, что не мог: слишком холодным был мой характер. Когда я был с Марией, ее бесило мое извечное хладнокровие и спокойствие. Но я такой — не выставляю напоказ свои чувства, какими бы они ни были. И какими бы сильными они ни были. А Миша — полная моя противоположность: она как живая энергия, бьющаяся в стремительном течении. И пусть ее мысли и поступки были наивны, но в этом была какая-то странная трогательность.