— Представляешь, со мной сегодня такое случилось! — Она сияла от восторга, но, взглянув на меня, нахмурилась. — Ой, ты расстроен? Что произошло?

— Ничего. С чего ты взяла? — спокойно ответил я.

Мне не хотелось омрачать ее радость. Я никогда ничего не рассказывал Мише о своей семье и не собирался делать это и впредь, но не потому, что не желал делиться с ней информацией о моих родителях и холодных взаимоотношениях с ними. Просто это была Миша. Сестра Марии. Думаю, лет через сто она сама все узнает от своих ненаглядных чопорных родственников.

— Не знаю… Я чувствую. От тебя словно исходят странные волны… Ты расстроен? — Миша остановилась у двери кабинета.

— Ладно, раскусила. Но не обращай внимания. Ну, что там у тебя за новость? — поспешил я перевести тему.

— Это подождет. Расскажи, что случилось? Может, я смогу помочь? — опять спросила Миша.

— Не думаю. Это личное, — коротко ответил я. — Садись.

— Расскажи мне.

— Я же сказал, что это личное.

Она хмуро смотрела на меня и продолжала стоять у двери.

— Ты рассердился, а я просто хочу помочь, — тихо сказала она. В ее голосе прозвучала обида.

— Верю. Садись и рассказывай, отчего ты так сияла. — Я вновь кивнул на кресло, с сожалением подумав, что заразил ее своим дурным расположением духа.

— Не расскажу, пока не скажешь, что с тобой случилось, — упрямо ответила Миша, не двигаясь с места.

— Тогда твоя блестящая новость пропадет зря. Уверена, что хочешь этого?

— Шантажист! Это нечестно! — воскликнула она.

— Честно: ты сама хочешь рассказать мне свою новость, а меня мою — вынуждаешь, что не особо мне нравится.

— Это равноценно!

— Ошибаешься.

— Но у тебя такой расстроенный вид! Фредрик, не томи!

— Хочешь утешить меня? — усмехнулся я ее настойчивости.

— Да. Очень, — серьезно ответила Миша.

— Тогда расскажи, что стало причиной твоего сегодняшнего счастья: ты вошла, и комната осветилась.

— Ах, ты ловкач! Хитрец! Ладно, расскажу, но теперь думаю, что ты не доверяешь мне. А это обидно. — На ее лице появилась грусть, но я, скрепя сердце, выдержал это испытание.

— Поверь, у тебя нет повода для обиды. Рассказывай, — мягко сказал я, желая успокоить ее.

Но Миша уже надулась и продолжала молча стоять напротив меня. Хмурая и немного смешная.

Я не стал уговаривать ее, потому что знал, что она расскажет все сама: ей никогда не удавалось промолчать о том, что вызвало в ней столько эмоций.

— Хорошо, слушай! — Миша бросила сумку на пол и забралась с ногами в кресло. Ее глаза вновь засветились счастьем. — Сегодня мой тьютор сказала мне, что я — очень умная девушка! Представляешь?

Ее радостная улыбка заставила улыбнуться и меня.

— Ты в этом сомневалась? — спросил я.

— Сомневалась? Я думала, что глупее меня в колледже никого нет! Я ведь не играю ни на одном музыкальном…

— Извини, что перебиваю, но зачем ты так зациклилась на этом? Умение играть на музыкальном инструменте — показатель не ума, а таланта и терпения.

— Я так не думаю! — резким тоном сказала Миша.

— Зря. Ты не умеешь играть потому, что тебе лень учиться, и честно призналась в этом и себе, и мне, — возразил я.

— Ты не понимаешь. Меня никто и никогда не называл умной. Даже родители. Только миссис Рей сказала, это. Она и Мэри. — Миша опустила голову, видимо, я зацепил ее за живое.

— Я не говорю тебе это, потому что не сомневаюсь в твоем уме, — мягко сказал я: ее грусть печалила меня.

— Правда? — Миша подняла на меня сияющий взгляд.

— Сомневаешься?

— Тогда почему ты постоянно называешь меня глупенькой?

— Глупенькой в смысле познания мира и жизни, но ты обладаешь живым умом, — объяснил я.

— Это одно и то же.

— Нет, это абсолютно разные вещи. Жизненный опыт приходит только с годами, а выучить новую информацию можно всегда. Все молодые вампиры — глупцы.

— И ты?

— Безусловно. Чем моложе вампир, тем больше его глупость. И наоборот: старые вампиры — ходячие кладези мудрости.

— Тогда мне обидно быть самой глупой из нас. — Миша вновь надулась и скрестила руки на груди.

— Каждый из нас проходит эту ступень. Время идет — рождаются новые вампиры, — попытался подбодрить ее я.

— Да, но когда родится кто-то новый? Лет через сто? А мне все это время слыть самой тупой? — буркнула Миша.

— Не утрируй, — усмехнулся я.

— И сколько вампиров отделяет меня хотя бы от тебя?

— Двое. Сестры Донелли. Довольна?

— Не очень. Так ты расскажешь мне?

— Нет.

— Хорошо. Тогда расскажи о своем первом убийстве, — вдруг попросила Миша.

— Что за странные пристрастия? Хочешь услышать о том, где, кого и как я убил? — Ее чрезмерное любопытство удивило меня. Особенно, любопытство насчет таких вещей. — Поверь, это не лучшие воспоминания.

Но глаза Миши уже загорелись предвкушением занятного, на ее взгляд, рассказа.

— Ну, пожалуйста! Мне интересно!

— Не думаю, что это лучшая тема для разговора, — недовольно ответил я на ее умоляющий взор.

— Ну, знаешь! — Миша вскочила с кресла и подняла свою сумку. — Раз ты такой неразговорчивый, я поеду домой!

Я улыбнулся, ведь прекрасно знал, что никуда она не уйдет. Она сама это знала.

Миша демонстративно направилась к двери, но затем резко бросила сумку в угол кабинета, подбежала ко мне и села на подлокотник моего кресла.

— Ну, Фредрик! Пожалуйста! — Миша так умильно сложила бровки, что я просто не смог отказать ей.

— Что ж, стоит вознаградить твою назойливость, маленькая мушка. — Я усмехнулся и начал свой рассказ: — Мне было тринадцать. У нас был большой хутор с деревней. В деревне жила Сигне — ей было двадцать, она работала у нас прачкой. — Я замолчал: это было слишком неприятное воспоминание, чтобы описывать его в подробностях.

— И это все? — разочарованным тоном спросила Миша.

— Ты так любишь смертных и при этом спокойно интересуешься моей первой жертвой? — Это противоречие позабавило меня.

— А можно без отступлений? — недовольно спросила она.

— Я убил ее. Конец.

Миша задумчиво смотрела на меня.

— Бедная девушка, — вдруг тихо сказала она. — Наверно, ей было так страшно…

Я взял ее ладонь в свою: Миша выглядела ошеломленной, словно не слышала ничего более ужасного, чем мой рассказ. Но меня встревожило не это.

Миша жалела Сигне. Жалела человека.

— Она… Она кричала? — Миша задыхалась от волнения.

— Да, но я быстро сломал ей шею, — признался я.

Миша отобрала у меня свою ладонь, словно я был неприятен и отвратителен ей.

— Надеюсь, ты понимаешь, что это — в порядке вещей? — настойчивым тоном спросил я.

— Да, но… Фредрик, я не хочу убивать, — прошептала она и попыталась подняться с подлокотника моего кресла, но я моментально схватил ее за руку.

— Что? — только и смог сказать я.

— Не хочу быть убийцей! — с чувством сказала Миша и подняла на меня взгляд. В ее глазах блестели слезы.

Я тут же проклял себя за то, что рассказал ей о Сигне. Чем я думал? Забыл, с кем имею дело? С Мишей!

— Это прозвучит жестоко, но в который раз повторяю: бросай жалеть смертных — они не представляют для нас никакой другой ценности, кроме как источник крови. Запомни это. — Я надеялся, что мой жесткий тон отрезвит ее.

Миша кивнула. Я отпустил ее руку. Извиняться за то, что я расстроил ее, мне не хотелось: она настояла — я ответил. Хотя, черт, мне было жаль ее: должно быть, я слишком глубоко ранил ее человеколюбие. Что ж, надеюсь, эта смертельная рана убьет в Мише противоестественное для вампира чувство.

— Я пойду домой, — тихо сказала Миша.

Она подняла свою сумку и быстрым шагом покинула мой кабинет, а затем и дом.

— Прими это как должное, — напоследок, сказал я, понимая, что Миша просто-напросто сбежала от дальнейшего разговора.

Она не ответила.

Подойдя к окну, я проводил Мишу взглядом. Словно почувствовав, что я следил за ней, она обернулась и взглянула на меня. В ее глазах было презрение: она презирала меня за Сигне.