— С чего ты взяла, дурочка? — со смехом ответила я. — Откуда такое несуразное предположение?

— Ты всегда очень холодная и выглядишь как мертвец. Ты никогда не покрываешься румянцем! Здоровый человек не бывает таким! К тому же все самое прекрасное всегда погибает рано, а ты — самый прекрасный человек, которого я знаю в этом мире. Признайся мне: ты больна?

«Она назвала меня прекрасным человеком! Как это приятно!» — с трепетом подумала я.

— Не понимаю, почему ты считаешь, что я чем-то больна? — искренне удивилась я.

— Ты просила меня не трогать твои пакеты с соком… Но я открыла один, когда тебя не было…

Мои глаза широко распахнулись: она видела мою кровь?

— Там кровь! Ты пьешь кровь? Зачем? — дрожащим шепотом спросила Мэри.

«Она открыла мои пакеты с «соком»! Да как она посмела? Я же запретила ей! Черт, она узнала о том, что я пью кровь! Что теперь делать? А Фредрик… Ведь он все слышал! Он захочет убить ее!» — пронеслись в моей голове лихорадочные мысли.

— Но я же просила тебя! Ты обещала мне! — упрекнула я Мэри, не сдерживая горечи.

— Ты можешь доверить мне даже самую ужасную правду! Мне нужно знать! — настаивала Мэри.

«Правду? Да, Мэри, пожалуйста! Кровь, которую ты нашла в пакете от сока — кровь людей, и я пью ее потому, что я — вампир. Еще вопросы? Дело дрянь! Теперь у меня нет другого выхода, кроме как притвориться больной! Вот Мэри! Вечно сует свой нос, куда не просят!» — со злостью подумала я.

— Хорошо, любопытная! Я действительно больна! Ты довольна? — тихим мрачным голосом ответила я.

Глаза моей подруги наполнились слезами, и мне тут же стало стыдно за свою ложь.

— Ну, зачем ты так? Я же люблю тебя, Миша! Ты моя лучшая подруга! Почему ты скрывала это от меня? — прошептала она, утирая варежками покатившиеся по ее лицу слезы.

— А зачем тебе знать? Чтобы ты жалела меня? Не нужна мне ни твоя, ни чья-либо жалость! — Я вскочила на ноги, желая уйти от Мэри, но она горько заплакала, и мое сердце дрогнуло и смягчилось. Сев рядом с ней, я робко коснулось пальцами ее головы.

Мэри схватила меня в объятья.

— Ну, успокойся… Это всего лишь природа! И извини за то, что накричала на тебя, — тихо сказала я, пытаясь утешить ее.

— Я не хочу, чтобы ты умирала! Не хочу! — всхлипывала она.

Не думала, что она так привязалась ко мне!

— Да не умру я! Меня же лечат! — Я отстранилась от Мэри, наклонилась к ее лицу и очень тихо сказала: — Эта кровь — мое лекарство, помнишь, я говорила тебе об этом? В этой крови есть специальные бактерии, которые борются с моей болезнью, и, если я буду регулярно ее пить, то совсем излечусь!

— Но ты сказала, что она неизлечима…

— Нет, это ты сказала. Просто врачи предупредили меня о том, что я могу умереть, если не буду пить эту кровь. Она ведь такая противная!

— Чья она? — прошептала Мэри, перестав плакать.

— Коровья, — без колебаний солгала я. — Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я не хочу, чтобы кто-то знал об этом?

— Блин, как ты меня напугала! Дурочка!

— Я же не знала, что ты так отреагируешь!

— А Фредрик знает?

«Ну, при чем здесь он?» — раздраженно подумала я.

— О чем? — Я сделала вид, будто не поняла ее вопроса.

— О твоей болезни.

«Ну да, сейчас он сидит где-то рядом и от души насмехается надо мной и моей «болезнью!» — усмехнулась в душе я.

— Нет, — коротко ответила я, недовольная тем, что Мэри опять впутала в наш разговор Фредрика.

— Поэтому ты отталкиваешь его?

— Мэри, о чем ты!

— Ты боишься, что, если он узнает о твоей болезни, то отвернется от тебя?

— Что за вздор? — смутившись, пролепетала я: ведь Фредрик все слышал! Каждое наше слово!

— Тогда ты просто не хочешь, чтобы он был с тобой, но при этом страдал?

— Мэри, ты городишь ахинею!

— Ты думаешь, он не поймет? Он же влюблен в тебя! — не унималась подруга.

— Да хватит уже об этом! — воскликнула я так громко, что соседи по лужайке с удивлением посмотрели на нас. — Пожалуйста, не говори больше о нем! Я же просила! И моя болезнь должна остаться между нами! — прошептала я, жутко злая на подругу и ее неловкие догадки.

— Хорошо. Но, может, ты подумаешь?

— О чем?

— О Фредрике: он хороший парень.

— Мэри! Еще одно слово…

— Ладно, как знаешь! — Она обиженно отвернулась.

А мне пришло сообщение от Фредрика: «Сыграла на тройку».

Я торопливо ответила ему тремя восклицательными знаками и отключила смартфон.

***

Не зря я решил посидеть на лавочке, в уютной, спрятанной от солнца нише! Чего только я не наслышался, сидя здесь: безостановочные разговоры студентов о Рождестве (вот уж нашли, чему радоваться), стук и звон тарелок и столовых приборов, топот и шарканье сотен ног, унылые крики ворон, женские визги, чихание, пение. В такие моменты мне хотелось просто оглохнуть. Но за это мучение меня ждало вознаграждение — я увидел Мишу: она и Мэри пришли на лужайку, расстелили бежевое одеяло и расположились на нем.

Миша, как всегда, была прекрасна, и ее чудесные волосы, блестели на солнце, как расплавленное золото. Она легла на спину, сложила руки на животе, и в такой позе мертвеца с довольным блаженным лицом неподвижно лежала под лучами солнца. Я перестал дышать от этой красоты.

Как бы я хотел лежать рядом с ней на этом чертовом одеяле. Просто лежать, не дотрагиваясь до нее, лежать и чувствовать, что она находится рядом. Но это было невозможно: солнце еще любило ее, а меня уже давно ненавидело, и я стал бы настоящим чудовищем рядом с красавицей. Я мог только мечтать о Мише и знать, что она никогда не ответит мне взаимностью: ее сегодняшний разговор с Мэри окончательно уверил меня в этом.

Как только Мэри сказала Мише о том, что я влюблен в нее, лицо юной вампирши наполнилось неподдельным ужасом. Затем Миша стала горячо отвергать эту мысль, несмотря на то, что Мэри приводила ей трезвые логические примеры (я даже подумал, что она не так уж плоха, эта смертная), но Миша упрямо твердила: «Мы с ним просто друзья» и так далее. Как она слепа! Или нет. По ее реакции было видно, что она и сама догадывалась о моих чувствах к ней, и они приводили ее в замешательство, страх и ужас. Она не желала моей любви, даже больше: она боялась того, что я могу любить ее, боялась даже разговаривать об этом.

Меня переполняли горькие чувства и горечь от смерти моей робкой надежды на взаимность. Тогда для чего все это? Если Миша знает о моей любви к ней, зачем она вообще общается со мной? Потому что ей банально требуется компания в Оксфорде?

В таком состоянии я достал телефон и написал Мише первое сообщение. Она ответила, и я не смог сдержаться: я стал бросать ей насмешки, хоть и сам понимал, что вел себя как подонок. Я прямо спросил Мишу: кто я для нее, и она ответила, как умеют отвечать только женщины: «Ты знаешь».

«Что я знаю? Что я, твою мать, знаю! Ничего я не знаю и не могу понять твои глупые формулировки! — со злостью подумал я. — Почему нельзя ответить прямо: «Ты для меня — никто» или «Ты для меня просто друг, и даже не мечтай обо мне, влюбленный идиот!». Вот тогда я понял бы.

Эта глупая фраза так разозлила меня, что я с трудом сдерживал себя от того, чтобы написать Мише какую-нибудь ответную глупость. Я никогда не был влюблен ранее и не знал, что делать с этими дурацкими чувствами: они бурлили во мне, пытались руководить моими действиями, и я уже не просто любил Мишу — я был безумно в нее влюблен, как глупец. А она написала мне: «Ты знаешь»!

Потом она придумала историю о неизлечимой болезни. Но то, что Мэри узнала о секрете Миши, даже рассмешило меня. Неужели эта смертная поверила польской истеричке? Эта история с мнимой болезнью и гроша ломаного не стоила, но Мэри искренне расстроилась и даже заплакала. Под конец я даже почувствовал к Мэри уважение, когда она посоветовала Мише подумать обо мне. Черт, как смешно все это! Какая комедия! А как смешон я сам!