— Хорошо.

Так мы добрели до ближайшей лавки, сели на нее, подальше друг от друга, и стали молчать.

Я снял с себя полупальто и накинул его на плечи Миши.

— Зачем? Ты же знаешь, что я не мерзну, — почти с детским удивлением спросила она.

— Так ты выглядишь более уместно. Сейчас декабрь, и смертные не должны видеть тебя в одном свитере. Никогда не забывай о том, что люди могут не понять тебя, — спокойным тоном объяснил ей я.

— Но многие люди ходят так же! — парировала Миша. — Мой сосед в Польше каждое утро ездит на велосипеде с огоньками, музыкой, и с голым торсом!

— Нашла, кого привести в пример, — усмехнулся я.

Как славно было вновь сидеть с ней и болтать. Просто невероятное наслаждение.

— Кстати! — Миша порылась в свой сумочке, вытащила из нее что-то и с радостной улыбкой протянула это мне.

— Что это? — удивленно спросил я.

— Подарок на Рождество!

«Она купила мне подарок. Значит, она меня хоть как-то, но ценит. Отлично, это уже достижение!» — с усмешкой подумал я.

Приняв ее подарок, я раскрыл упаковку, вытащил из нее кричаще-синий галстук с белыми горизонтальными линиями и не сразу нашелся, как выразить свою «радость» этому подарку.

— Отличный галстук! Сама выбирала? — сказал я, прикрыв ладонью насмешливую улыбку.

«Просто отвратительное изделие! Удавка. Да еще и яркая, как черт! Должно быть, Миша долго выбирала, чтобы купить самый ужасный» — с легким сарказмом подумал я.

— Да! Он тебе понравился? — радостно прощебетала Миша, и ее глаза заблестели от удовольствия.

— Очень. Я польщен, — самым серьезным тоном солгал я, не желая обидеть ее.

— Он подходит твоему скандинавскому стилю. Знаешь, когда я увидела его, то сразу вспомнила о тебе.

«Как мило. Черт, как мило! Вспомнила обо мне! И то только тогда, когда увидела этот дрянной галстук! А я ни на секунду не мог выбросить ее из головы!» — Пронеслось в моем разуме.

— Спасибо за подарок. — Я скрутил галстук и положил его в карман полупальто, закрывавшего спину и плечи Миши.

— Скажи что-нибудь по-шведски! — вдруг попросила она.

— Что именно? — удивился я ее просьбе.

— Не знаю. Что-нибудь.

— Зачем?

— Хочу послушать, как звучит шведский язык.

Я усмехнулся: ее непосредственность умиляла меня.

— Ну, что тебе сказать, моя милая истеричка? Я — дурак, влюбленный в тебя без памяти, самый презренный жалкий мешок дерьма. Что еще? Еще я думаю, что галстук, который ты подарила мне, — просто ужасен, и, если бы ты захотела узнать меня поближе, то узнала бы, что я не люблю синий цвет, особенно, когда это цвет галстука. Но я все равно постараюсь носить его, чтобы сделать тебе приятно. Не знаю, что еще ты хочешь услышать, все равно ты ничего не поймешь, мое солнышко. И это к счастью, — сказал я на своем родном языке, чувствуя огромное наслаждение оттого, что смог назвать ее «милой» и «солнышком», а она даже не поняла этого.

Миша с восторженной улыбкой внимательно слушала меня и смотрела на мое лицо.

— Как классно! Никогда не думала, что шведский — такой красивый язык! — воскликнула она, когда я закончил свой монолог. — Я хочу выучить его! А как много языков ты знаешь?

— Никогда не считал, наверно, около тридцати, — ответил я, глубоко польщенный ее словами: я был швед, и все шведское было для меня самым прекрасным и идеальным. Только Миша в моей системе ценностей была полячкой — славянкой и абсолютно неидеальной. Даже странно, что именно ее я полюбил на всю жизнь.

— А я знаю всего два языка и чувствую себя ничтожной по сравнению со всеми вами. — Миша тяжело вздохнула.

— У тебя есть целая вечность для того, чтобы выучить хоть все языки мира, — подбодрил я ее. — Но теперь ответь мне: почему ты, все-таки, позвонила мне? Только честно.

Миша отвернула от меня лицо, словно не желая отвечать на этот вопрос.

— Миша, — настойчиво позвал ее я.

Она посмотрела на меня, и я увидел, что она сильно сконфузилась.

— Ты будешь ругаться, — тихо сказала Миша.

— Не буду, обещаю.

— Я хотела выяснить наши отношения… Но не будем об этом. И еще… Мэри…

***

Фредрик насмешливо улыбнулся: наверно, понял, о чем я.

— Ну вот! Ты уже недоволен! — воскликнула я.

— Ты знаешь, что я думаю по этому поводу: тебе нельзя жить с этой смертной, — серьезно ответил он.

— Мне нравится жить с ней!

— Это грубое нарушение наших правил. Так не должно быть: мы не можем жить со смертными… Но я обещал. Так что Мэри?

— Она дома со своим парнем… И они там… — Я прочистила горло: мне было жутко неловко рассказывать об этом Фредрику.

Он усмехнулся очень неприятной саркастической усмешкой.

— Понятно, и ты постоянно будешь звонить мне в таких случаях? — насмешливо спросил Фредрик.

— Нет, если тебе это так не нравится! — Я обиделась: он говорил так, словно я отравляла его жизнь.

— Ты разрушила все мои планы на сегодня. — Его голос был все так же насмешлив.

— Какие планы? Выкурить очередную пачку сигарет? — резко спросила я. — Можешь идти! Я тебя не задерживаю!

— Куда я теперь пойду? Я здесь, с тобой.

Его тон совершенно мне не нравился: он смеялся надо мной.

— Я тебя к себе цепью не привязывала! — буркнула я.

— Ладно, уймись, пожалуйста.

Я оторопела. Фредрик тоже посерьезнел, наверно, понял, как неприятны мне были его слова.

— Грубовато? Извини, просто не люблю, когда мне хамят, — сказал он.

«Вот уж, извинился! Хам!» — возмущенно подумала я.

— Спокойной ночи! — Я встала со скамьи и пошла прочь, но, вспомнив о том, что на мне все еще было пальто Фредрика, сняла его, вернулась к скамье и бросила его в лицо владельцу.

— Какой же ты еще ребенок! — тихо сказал он.

Ничего не ответив этому хаму, а направилась домой, но не успела пройти и двухсот метров, как передо мной появился Фредрик, и так резко, что я чуть было не врезалась в него.

— Тебе нравится постоянно сбивать меня? — недовольно вскрикнула я.

— Мне интересно, что ты будешь делать ночью одна в городе, — сказал он, не давая мне пройти.

— Я иду домой! Думаю, Эндрю справился за четыре часа? — грубо ответила я.

— Когда люди остаются наедине, да еще и в пустом доме, значит, до утра из него точно никто не выйдет, — спокойно улыбнулся Фредрик.

— А мне плевать! В конце концов, у меня есть все права на этот дом! И мне надоело общаться с грубияном Фредриком!

— Я готов извиниться.

Но по его глазам я поняла, что он издевался надо мной.

«Хочешь поиграть? Поиграем!» — довольно подумала я.

— Встань передо мной на колени, и, может быть, я прощу тебя, — прищурив глаза, сказала я.

— Думаешь, не встану? — насмешливо спросил Фредрик.

— Слабо? — язвительно улыбнулась я.

Но он перестал улыбаться, а его лицо словно превратилось в камень: его голубые глаза стали суровыми и колючими.

«Что я делаю? Он ведь любит меня, а я говорю ему ужасные вещи!» — Мне стало больно от суровости его лица.

— Извини… Кажется, я переигрываю, — сконфуженно пролепетала я. Мне было стыдно за свое поведение.

Но Фредрик ничего не ответил и лишь продолжал убивать меня суровым ледяным взглядом.

— Вот видишь, ты не должен любить меня! Я глупая, дурная и безответственная девчонка! Я опять обидела тебя! Прости! Я дура, Фредрик! Прости меня за это! — с горечью воскликнула я и убежала от него.

«Дура! Как я жестока! И за что только он любит меня? Я не вправе издеваться над ним! Как сильно я обидела его! Каким ледяным стало его лицо! Ненавижу себя!» — полная злости на саму себя, думала я.

Вдруг зазвонил мой смартфон: по мелодии я знала, что звонил Фредрик.

Я сменила бег на шаг и ответила на звонок.

— Да? — робко сказала я, ожидая, что Фредрик скажет мне что-то неприятное.

Конечно, ведь я так безжалостно прошлась по его гордости!

— Почему ты убежала? — спокойным тоном спросил он.