— Есть какие-то предложения? — усмехнулся я.

— Я собираюсь посетить еще одно мероприятие. — Мой собеседник взглянул на часы. — Как раз через пятнадцать минут будет начало.

— Начало чего?

— Увидишь, если поедешь со мной.

Новое развлечение и таинственность вокруг него заинтриговали меня, и я без колебаний согласился.

— Но с тебя — партия в шахматы, — сказал я Брэндону, когда мы спускались к его машине.

Мой «Мустанг» остался на другой парковке.

— Тешишь себя надеждой обыграть меня? — усмехнулся Брэндон. — Я дам тебе шанс отыграться, но уже не сегодня.

— У меня не горит. Так куда мы все-таки едем?

— Туда, где персоне твоей профессии не место: я слышал, ты записался в юристы?

— Да, барристер, частная практика, решил поразвлечься. Так что это за место? Публичный дом? — со смешком спросил я.

— За кого ты меня принимаешь? — Грейсон весело рассмеялся. — Для того, чтобы поразвлечься с девчонками, нам не нужно прилагать никаких усилий. И уж тем более платить.

— Развлекаешься со смертными? — удивился я.

— Нет, никогда: смертные — второй сорт. Они рождены только для того, чтобы кормить нас, — серьезно ответил на это Брэндон. — Им следует знать свое место.

Мы прошли на парковку и сели в отличный новенький «Бентли».

Удобно расположившись в пассажирском кресле, я увидел длинные темные волосы, лежащие на панели у лобового стекла.

— Отличное украшение, — шутливо сказал я.

— О да. Небольшое воспоминание о прекрасных днях, — Брэндон криво усмехнулся.

— Я недавно общался с Мишей Мрочек: она сказала, что ты влюблен, — вдруг вспомнил я.

— С этой болтливой девочкой? Она кого угодно заболтает. Но я безгранично удивлен тем, что она общалась с тобой.

— Она ничего не знает. — От напоминания Грейсона о том скандале я почувствовал укол в сердце.

— К слову, я не считаю тебя виновником бед Марии: я знаю, какова она на самом деле. — Брэндон насмешливо улыбнулся. — Но, к сожалению, Миша сказала правду: я влюблен и чувствую себя ненормальным моральным уродом.

— И твоя жизнь превратилась в дерьмо. — Я тоже усмехнулся, сопоставив его жизнь с собственной: я был таким же моральным уродом.

— Дерьмо — это цветочки, — мрачно отозвался на это мой собеседник.

Я решил, что не следовало бередить его раны, ведь его любовь, как и моя, была невзаимной. Тем более, не в моих правилах было расспрашивать других. Но случай Грейсона заинтриговал меня: что за вампирша покорила его черствое сердце?

— Все продолжаешь свои забавы в поместье? — Я решительно перевел разговор в другое русло.

— Уже полгода, как не занимаюсь этим, — бросил мне Брэндон.

«Надо же! Эта таинственная вампирша так изменила его? Удивительно» — невольно пронеслось в моем разуме.

— Ладно, открою занавес тайны: мы едем в стриптиз-клуб. Сегодня там выступают чешские девчонки, — вдруг сказал Брэндон. — Об их программе трубят все английские газеты.

— Отлично, давно не посещал подобные выступления, — искренне отозвался на это я, прекрасно поняв, что ему было неприятно разговаривать о личном.

Я ни капли не пожалел о том, что поехал с Грейсоном: в последний раз я был в стрип-клубе во время своего студенчества в Сорбонне, а это было шесть лет назад. Да и что мне было терять? Какие могли быть угрызения совести? Мише я не нужен, я холост и свободен. Лучше не бывает.

Клуб находился почти в центре города, в подвальном помещении, но был абсолютно легальным. Я слышал об этом заведении: это был самый популярный стриптиз-клуб Лондона, здесь выступали только эксклюзивные девушки и обязательно с целой программой, а не просто отплясывали и уносили в своих трусах чаевые. Чтобы выступить здесь, девушки должны были пройти отборочный тур: конкуренция за право выступить в этом клубе была высока. Еще бы: за одно выступление танцовщицы получали крупные суммы, и это не считая щедрых чаевых, которые оставляли им сливки общества Лондона.

Благодаря Брэндону, которого секьюрити знали в лицо, мы спустились в клуб. Я никогда не бывал здесь ранее, и атмосфера и обстановка клуба поразили меня своей чрезмерной роскошью и пафосом почти дворцовой обстановки. Это было шикарное помещение: очень высокий потолок, повсюду мягкие кресла, диваны, опрятные дорогие столы, чопорные на вид официанты и охватывающий все помещение огромный темно-красный ковер. Невысокая сцена находилась прямо посреди заведения, вокруг которой и располагались все эти диваны и кресла. Все было начищено до блеска и как-то по-английски строго, но атмосфера была приятной; мягкие диваны словно говорили: «Садись и расслабься, сейчас будет стриптиз». Народу в клубе было хоть отбавляй.

Мы заняли лучшие кресла для обзора сцены: оказалось, Брэндон был владельцем вип-карты, и этот уголок принадлежал только ему. Едва мы расположились в креслах, к нам тотчас же подошел официант со строгим выражением лица типа «Чертовы извращенцы, мне приходится на вас работать» и вежливо осведомился, принести ли нам что-нибудь из напитков.

— Два виски со льдом, — ответил ему Брэндон.

Я усмехнулся: и зачем нам виски? Мы не употребляем эту человеческую гадость.

— Я всегда так делаю: уже вошло в привычку. Это даже завораживает: виски под рукой, мягкое кресло, а перед глазами — раздетые танцующие девушки. Что еще нужно? — Он увидел мою усмешку и тоже усмехнулся.

— Не хватает только сигарет, — отозвался я.

— Куришь? — спросил Брэндон, но его внимание было приковано к сцене.

— Уже нет. Бросил.

Нежеланное напоминание о Мише: именно для нее я бросил курить, именно ей постоянно мешал мой сигаретный одеколон.

В зале погас свет. Заиграла какая-то медленная, томная, с эротическим придыханием и тонким женским голосом песня на чешском языке. Но вдруг песня резко сменилась на эльфийскую оперу. В зале громко зааплодировали. Мы с Брэндоном не отставали от других, но я удивился тому, как жадно он вперил взгляд на сцену, словно какая-то танцовщица и заставила его прийти сюда сегодня.

Сцена осветилась мягким белым светом, и на нее медленно вышли шесть красивых длинноволосых девушек в белых одеяниях и с накладными эльфийскими ушками. Началось долгожданное выступление: девушки танцевали, сперва, взявшись за руки, затем — поодиночке и по парам. Предводительницей этих псевдо-созданий была фигуристая чешка с длинными темными прямыми волосами.

Краем глаза я заметил, каким взглядом Грейсон смотрел на нее: он просто не спускал с нее глаз, а его лицо приобрело напряженное и холодное выражение.

«Грейсон, оказывается, любитель стриптиза» — усмехнулся я про себя. Но и мне была по душе эта программа.

Не знаю почему, одна из танцовщиц напомнила мне Мишу, но она была немного полнее и ниже ее, и ее волосы не были такими золотистыми, как у моей возлюбленной. Едва я представил, что Миша танцует здесь, а все эти мужчины вокруг пожирают ее похотливыми взглядами, я даже немного рассердился. Я убил бы их всех, а потом разнес бы этот чертов клуб вдребезги. К счастью, такое с Мишей вряд ли произойдет: я знал, насколько она была стыдлива, и знал, что при просмотре фильмов и наступления в них откровенных сцен, она всегда переводила взгляд на потолок. Она сама рассказывала мне об этом, еще давно после просмотра с Мэри какого-то французского фильма. Но через секунду мое помутнение прошло, и я удивился тому, как смог увидеть в этой девице мою Мишу. Это было даже нечестно по отношению к польскому цветочку: Миша была чистой и невинной, а за танцующую девицу я ручаться не мог.

Неожиданно музыка сменилась на более тяжелую, и на сцене появились темные эльфийки с мечами и щитами. Зал взорвался от аплодисментов. Но, на мой взгляд, с этой частью костюмеры явно переборщили: эльфийки были в обтягивающих черных платьях, а поверх них блестели металлические доспехи. Темные девы оттеснили светлых эльфиек, начался бой, и враждующие стороны стали срывать друг с друга одежду, и все это под тяжелое пение почему-то норвежского женского хора. В конце концов, девушки поубивали друг друга и, почти полностью обнаженные, упали на пол. Конец.