Надев пальто и выйдя из колледжа, я с неудовольствием заметила, что на улице моросил дождь, и, подумав, что, если я поеду на велосипеде, на моем пальто останется большое мокрое пятно, направилась на остановку, чтобы доехать до дома на автобусе.

— Малышка, тебе нельзя мокнуть: ты же растаешь! — вдруг услышала я голос мажора Роба за своей спиной.

Я промолчала и ускорила шаг: Роб был противен мне так же, как этот мерзкий дождик.

— Куда ты убегаешь? Я не отстану от тебя, мой сахарок!

Такое сравнение было более чем оскорбительно, и я не смогла снести его. Я остановилась и обернулась к мажору: он сидел в своей машине и медленно ехал за мной.

— Я знал, что ты не сможешь противостоять моим чарам, — ухмыльнулся нахал. — Садись, я довезу тебя до дома. За всего лишь один нескромный поцелуй.

Это предложение вызвало у меня даже не возмущение, а насмешку.

— Да будь ты последним мужчиной на земле, я прибила бы тебя, как таракана! Хотя, какой ты мужчина? Ты червяк с прилизанными волосами! Интересно, у тебя руки не липкие оттого, что ты касаешься ими своих жирных волос? — спросила я, желая как можно сильнее уязвить его гордость.

— Малышка, мои руки всегда чисты и готовы доставить тебе удовольствие! — Он поманил меня пальцем.

Я решила, что настало время проучить этого идиота, сладко улыбнулась и тоже поманила его пальцем.

Мажор Роб улыбнулся так довольно, словно я согласилась поцеловать его, вышел из машины и подошел ко мне.

— И что ты хочешь сказать мне, польская принцесса? — Он протянул ко мне свои гадкие руки, но я остановила его повелительным жестом.

— Так что ты говорил о свидании? — томно спросила я и прикусила губу: я никогда никого не обольщала, но видела, что так всегда обольщают в фильмах.

Я хотела унизить этого мерзавца на глазах сотен студентов.

— Ты согласна? — слащаво улыбаясь, спросил он.

— Знаешь, что я отвечу? — Я приблизила свое лицо к его лицу.

— Что? — прошептал мажор.

Я отстранилась и со смаком плюнула ему в лицо. Меня пронзило острое чувство удовольствия. Роб явно не ожидал этого, а решил, что я поцелую его!

Мажор стоял, закрыв глаза и ошарашено приоткрыв рот, а я довольно улыбалась, видя, как другие студенты смеются над ним.

— Я отомщу тебе за это, сука! — Он попытался схватить меня за руку, но я вовремя отскочила.

— Я все сказала! — надменно сказала я и быстрым шагом пошла прочь, не оглядываясь, но слыша за спиной насмешливые разговоры студентов. Я была безумно довольна собой.

Дома я с упоением рассказала Мэри о своем подвиге. Она рассмеялась, похвалила меня за смелость, но вдруг нахмурилась.

— А ты не боишься того, что теперь он будет мстить тебе? Ты унизила его на глазах у всех! — серьезно сказала она.

Мы были на кухне: я сидела за столом, а Мэри нарезала что-то на деревянной доске.

— Да он только и умеет, что записочки слать и пошлости говорить! — рассмеялась я. — Он трус и никогда не решится на месть, поверь мне!

— Трус или не трус, но даже такие экземпляры, как он, могут отомстить. Хотя бы исподтишка.

— Ой, умоляю тебя! Максимум, что он может сделать, — вылить на мой велосипед ведро краски!

Я была уверена в том, что мажор понял урок и что у него и в мыслях не было мстить мне, а его слова о мести были просто куражом и попыткой оправдаться в глазах окружающих.

— Зря ты так беспечна: такие, как он, способны на большую подлость, — отозвалась Мэри и всхлипнула. — Этот лук такой ядерный! Жуть!

— Нет, мажор Роб слишком слабохарактерен для мести.

— Ты в этом уверена?

— Уверена. Кстати, вечером я иду на кружок богословия. Не хочешь пойти со мной?

— Нет уж, увольте! Меня и так достал пастор в приюте! А вечером это во сколько? — Мэри отложила нож, пошла к раковине, включила воду и стала умывать лицо.

— В семь: сегодня в колледже проводятся какие-то дебаты, и много наших в них участвуют, поэтому заседание перенесли на час позже, — объяснила я.

— Дебаты? На какую тему? — Мэри опять стала резать лук.

— Точно не помню, но что-то насчет суперэго и кальвинизма.

— Что это за матерные слова?

— Первое слово — психологический термин, второе — течение протестантизма.

— Ужас, звучит как китайский язык: ничего не понятно!

— Знаешь, у меня есть проблема, которая мучает меня: я не знаю, кем себя чувствую, — вдруг призналась я: у меня появилось невыносимое желание поделиться этим с подругой.

— В смысле? — отозвалась Мэри.

«Я — вампир по рождению, но чувствую себя человеком. Именно ты, Мэри, стала волшебным лучом, который превратил меня в человека! — с любовью подумала я. — Но надолго ли это? Ведь скоро, через несколько месяцев или лет я начну охотиться… Мне придется это сделать. Как вы, люди, неправы, когда говорите, что вы — самые ужасные существа на свете! Мы ужаснее вас во всем. Конечно, у нас есть «благородная миссия», о которой постоянно рассказывает мне папа, но мы какие-то несуразные: живем и не умираем. Это удобно, но скучно. А многие вампиры разочарованы своей бессмертной жизнью»

— Я не знаю, кем должна быть: я люблю своих родителей, и они любят меня, но они намного старше, и их взгляды на жизнь кардинально отличаются от моих, — сказала я вслух. — Понимаешь, я очень поздний ребенок.

— Ага, предки совсем не понимают своих детей: они выросли в другое время, в другой морали. Когда моя мама увидела, что я проколола нос, она чуть меня не убила… Ой, ну вот!

В воздухе раздался аромат крови, но не такой, какую пила я: она пахла так вкусно, что у меня потекли слюнки.

— Что случилось? — спросила я, подходя к Мэри.

Она стояла, засунув в рот указательный палец.

— Ты порезалась? — уточнила я, против воли глубоко вдыхая прекрасный аромат крови.

— Угу. Почему у тебя дрожат руки?

— Я не переношу вида крови… Где пластырь! — Я выскочила из кухни, чтобы не слышать прекрасный аромат крови Мэри. Ведь это было так противно: хотеть выпить ее крови! Она — моя подруга! Как это вообще могло прийти мне в голову!

Забежав в комнату Мэри, я стала усердно искать пластырь, но не нашла его, и мне пришлось вернуться в кухню ни с чем.

— Зря ходила: все медикаменты находятся в кухне, — сказала Мэри, показывая мне палец, обернутый белым пластырем.

У меня отлегло от сердца: и как только я могла подумать о том, что ее кровь, наверно, очень вкусная? Я никогда не пила кровь прямо из вен человека. Этот момент казался мне просто отвратительным: мы и комары — родственники!

— Давай я займусь нарезкой? — предложила я. — Иначе, ты опять что-то себе порежешь, и у тебя выйдет суп с кровью.

«Суп с кровью… Суп из крови… Как сладко и вкусно звучит!» — подумала я.

Я взяла нож и попыталась нарезать лук, как это делала Мэри, но в силу отсутствия у меня опыта подобной процедуры, я только перекатывала кусочки лука по доске до тех пор, пока с силой не прошлась ножом по кончикам своих пальцев.

— Ты себе пальцы отрезала! — воскликнула Мэри.

«О, черт!» — подумала я, ведь мои пальцы были на месте: нож не мог пробить мою кожу.

— Ты о чем? — как будто ничего не произошло, спросила я.

— Твои пальцы! — Мэри схватила меня за руку и поднесла ее к своим глазам.

— Может, тебе показалось? Видишь, все мои пальцы на месте, — улыбнулась я.

— Но я видела… — пробормотала она и отпустила мою руку.

— Может, это лук так подействовал на твое зрение? — предположила я.

— Может, да, а может, и нет. Дай сюда нож, а не то и вправду отрежешь себе пальцы, белоручка. Готова поспорить, что за всю свою жизнь, ты ни разу не видела кухонного ножа! — недовольно сказала Мэри.

Я молча отдала ей нож, и она продолжила резать лук.

«Еле выкрутилась! Нужно быть осторожнее!» — с досадой подумала я, наблюдая за тем, как быстро Мэри нарезает лук на мелкие кусочки.

— Зачем тебе так много лука? — спросила я: Мэри резала уже третью луковицу.

— Потому что я варю луковый суп, — отозвалась подруга.