Человеческие мертвые тела подобны пустым гробам: они бывают уродливыми и бывают прекрасными, как Мэри, не вызывающими ни отвращения, ни восхищения. Это — пустые каркасы, которые смерть иногда делает даже красивыми, трогательными, прекрасно-безмятежными. Но они пусты — в них ничего нет, а потом эти пустые каркасы кладут в гробы и закапывают под землю, и они никогда не смогут оттуда сбежать. Ведь в них нет источника энергии, нет огня: он погас, оставив эти каркасы без своей живительной силы. И имя этому огню — душа. Мэри умерла, значит, в ее теле не было души, она куда-то исчезла, улетела, оставила тело. Это была уже не Мэри — это был пустой каркас. И он был прекрасен. Мэри словно уснула и теперь спала вечно.

«Мэри лежит в этом деревянном гробу, и сейчас ее закопают в землю. Она не открывает глаз, не дышит, а спит зачарованным сном, как Спящая красавица. Вокруг нее — солнце, зелень, пение птиц, прекрасная солнечная погода, но она не видит и не слышит этого. Ее глаза навеки закрыты, она уже никогда не почувствует ни аромата свежей зелени, ни солнечного тепла на своей коже» — думала я, и мне было странно видеть такой контраст: красоту природы и смерть. Я всегда думала, что смерть уродлива и безобразна, и была счастлива при мысли, что не умру, но сейчас, когда Мэри была мертва, но прекрасна и спокойна, я подумала, что умереть — совсем не страшно. Но умереть самому, а не от чьей-то злой руки. А Мэри повезло: она умерла в кругу семьи, и сейчас ее провожали близкие. Конечно, здесь не хватало Эндрю, но я понимала его: он был шокирован смертью Мэри, как и я. Он уже видел ее у алтаря, а она умерла и все разрушила. Всего один дождь — и она мертва. Странно. Значит, человеческое тело настолько хрупкое, что его может сломать даже дождь?»

— Миша, ты хочешь попрощаться с ней? — Голос Гарри вернул меня в реальность.

Я оторвалась от своих мыслей и услышала многое: плач матери Мэри, тяжелые вздохи ее отца, всхлипывание остальных людей. А я была равнодушна. Бесчувственна. Молча подойдя к гробу, в котором лежала Мэри, я присела рядом, не зная, что сказать ей.

— Привет, Мэри, — неожиданно для самой себя, сказала я по-польски. — Знаю, ты думаешь о том, почему я не плачу и почему так ужасно безразлична к твоей смерти? Знаю, как это выглядит со стороны, но это неправда. Я не оправдываюсь, нет! Просто я еще никогда никого не теряла и не знаю, что должна чувствовать. Это так странно. Я не могу поверить в то, что ты никогда не встанешь из этого гроба. А вдруг ты просто заснула? Тебя зароют в землю, и там тебя будут поедать черви. Это так ужасно. А ведь, может, ты решила напугать меня, как в прошлый раз, когда переоделась приведением? Может, сейчас ты встанешь? Пойдем, Мэри, пойдем со мной! Вставай из этого ужасного гроба, потому что это уже не смешно! — Я взяла ладонь Мэри в свою и поцеловала ее, с надеждой вперив взгляд в ее лицо, ожидая, что она откроет глаза и рассмеется. Сейчас… Сейчас! Еще секунду… Она не могла умереть навсегда!

Но Мэри не открыла глаза. Она даже не сжала мои пальцы своими бледными пальцами с синими ногтями.

— Значит, ты не шутишь, — с тоской прошептала я. — Жаль, ведь ты — часть моей жизни. А я должна закопать тебя в этой земле. Прости за то, что не приехала раньше, когда ты позвонила мне. Я не могла ответить и забыла перезвонить… И в тот вечер ты умерла. Надо же, тебя нет уже третий день, а я не чувствовала этого. Прости, что говорю по-польски, думаю, ты все понимаешь. Просто я не хочу, чтобы другие слышали, что я говорю тебе. Это слишком личное. Я люблю тебя и всегда буду любить. Я никогда не забуду тебя. Знаешь, Эндрю очень расстроен, он не пришел, но не обижайся на него. Он уничтожен. Он передал тебе вот это. — Я вытащила из сумки коробочку с обручальным кольцом Эндрю и надела кольцо на безымянный палец левой руки Мэри. На кольце была надпись: «Вместе навсегда. Твой Эндрю». — Он хотел сделать тебе предложение, когда ты вернешься, сказал, что это кольцо будет связью между вами сквозь миры. Извини, я совсем заболталась. Прости меня, я должна была приехать еще тогда… Но я не приехала. Прости! Надеюсь, что там, куда ты ушла, тебе хорошо. Пока, Мэри. Я люблю тебя. Спокойной ночи. — Поцеловав подругу в лоб, я встала с колен и пошла прочь с кладбища. Я сделала все, что должна была и что хотела сделать: попрощалась с Мэри, попросила у нее прощения, хотя и не получила его, но не могла больше быть там, не могла видеть, как Мэри заколотят в гроб, а потом закопают в землю.

Быстро покинув кладбище, я пришла на автобусную станцию, села в автобус, прижалась лбом к стеклу и, в отсутствии каких-либо мыслей, поехала в Оксфорд. В дом, где теперь буду одна. Без Мэри. Без Фредрика. Одна.

Приехав домой, я зашла в комнату Мэри, села на ее кровать, и из моих глаз потоком хлынули слезы.

***

С утра у меня не было ни минуты свободного времени. Клиенты приходили один за другим, словно в Лондоне произошло всеобщее сумасшествие: разводы, дележ имущества, детей, собак, мебели, и еще до обеда уже семеро клиентов наняли меня адвокатом на бракоразводные процессы. Люди разводились из-за ерунды, но причиной большинства разводов было «Мы не сошлись характерами». Замечательно, и это они поняли после пяти и даже двадцати лет брака и появления детей. Глупые смертные! Они совершенно не ценят то, что имеют счастье быть в браке с любимым человеком. Нет, им подавай развод, ведь развестись намного легче, чем устранить ошибки. Особенно меня поразил случай миссис Чейз. У нее были действительно серьезные причины для развода: ее муж проиграл в покер почти все их имущество и оставил семью без гроша, кроме того, занял у знакомых бешеные суммы денег и сбежал, а все эти «добрые знакомые» набросились на его жену с требованием вернуть деньги. Естественно, женщина, совершенно невиновная в долгах мужа, обратилась ко мне и с плачем рассказала о том, что ее жалкий муж прислал ей письмо, в котором требовал, чтобы она расплатилась с его долгами, или он увезет за границу их детей. Подонок. Мне стало жаль эту смертную, и я пообещал развести их так, чтобы при этом ее муженек не получил ни детей, ни оставшееся имущество. Женщина так обрадовалась, что не смогла сдержать слез, и мне пришлось успокаивать ее, а когда она прибодрилась, мы подошли к окну, чтобы в менее официальной обстановке обсудить условия моей работы.

Вдруг я услышал громкий вздох и машинально взглянул в окно: прямо перед моим офисом стояла Миша. Нет, не она, а похожая на нее тень. Миша была расстроена, а ее губы дрожали. Она была одета в черное. Вместо пальто — черная кофта.

«Что с ней? Почему она так одета? Словно призрак. Почему она здесь?» — пронеслось у меня в голове. Ее вид и появление перед моим офисом поразили меня до глубины души, ведь она избегала встречи со мной. Что же произошло? Почему была Миша здесь, и вся в черном?

«Так одеваются на похороны. Кто-то умер? Кто? Ради кого Миша приехала бы в Лондон? Неужели Мэри?» — невольно подумал я.

Но чего она хочет от меня? Зачем стоит здесь и смотрит на меня? Я нужен ей?

Да. Нужен.

Я захотел выбежать к Мише, но она отвернулась и пошла прочь от моего офиса. Быстро попрощавшись с миссис Чейз, я схватил пальто и выскочил на крыльцо, но дальше выйти не смог: было так чертовски солнечно, что пальто не спасло бы меня. И, объятый нетерпением и злостью на проклятое солнце, я лишь вглядывался вдаль и наблюдал за Мишей. Она обернулась и смотрела по сторонам. Неужели искала меня? Неужели знала, что я пойду за ней? А потом рядом с ней остановился серый «Джип», из него вылез Гарри Смит и сказал Мише о том, что «все уже были на кладбище». Значит, я не ошибся: Миша приехала на похороны. И, если был жив Гарри, значит, это были похороны Мэри. Ведь Миша и эта девчонка были очень близки. Уверен, Миша не стала бы так расстраиваться из-за смерти кого-то другого.

«Значит, Мэри умерла, и Миша потрясена этим. Я нужен ей. Я должен быть рядом в этот тяжелый для нее день. На какое кладбище они едут? Черт, из-за этого солнца, я не могу дойти до машины!» — недовольно подумал я.