Я понимаю, что этот праздник превратится в испытание: мне непросто находится рядом с Даниилом Благовым в течение нескольких минут, поэтому я не представляю, как выдержу новогоднюю ночь в непосредственной близости от этого противоречивого человека.

Атмосфера в клубе искрится бесшабашным весельем. В глазах рябит от мишуры, огней, красивых платьев и улыбок. Я чувствую, как по спине ползет холодный пот. Мне одновременно хочется сбежать, но еще сильнее хочется остаться, и эта двойственность собственных ощущений полностью сбивает меня с толку.

Я растеряна, но послушно иду вслед за Сашкой к самому большому и шумному столу, за которым расположилась наша компания. Из-за его крепкой спины изучаю собравшихся.

Все в сборе. Все. Нет только Благова. Понимаю, что должна бы испытывать облегчение, но вместо этого захлебываюсь непонятной тревогой.

В груди колет, когда я думаю, что Веры тоже нет на месте, но потом замечаю ее рядом с Алиной. Я отказываюсь вникать в причины, по которым ее присутствие в отсутствие Благова так радует меня. Мне не до этого — какофония собственных чувств просто разрывает меня на части.

Когда приветствия и поцелуи остаются позади, я занимаю свое место за столом. Слева от меня сидит Саша, справа — Лена. Они словно защищают меня с двух сторон, но я не чувствую себя в безопасности. Механически киваю в знак благодарности, когда Костя вручает мне бокал шампанского. Вместе со всеми пью, когда Сергей произносит тост. Я здесь, но мои мысли далеко. Глаза бегло сканируют зал в попытке отыскать знакомую фигуру.

Где он? Неужели уехал? Почему именно сейчас?

Еда на столе не вызывает у меня аппетита, хотя я толком не ужинала. Чувствую себя как на иголках. Не могу пить. Остаюсь глуха к оживленному разговору друзей. Делаю вид, что больше всего меня интересует ведущий, который появляется на сцене, только чтобы избавиться от необходимости общаться со своим парнем и подругой. В голове пульсирует только одна мысль: «Почему он даже не намекнул, что уезжает?»

Пытаюсь убедить себя, что все это не имеет значения, что все к лучшему, что мы чужие люди и абсолютно ничего не должны другу другу, но внутри обжигающим ядом разливается предательское и совершенно нерациональное ощущение, будто мне что-то обещали, а потом отняли.

Погруженная в свои переживания, я вздрагиваю от неожиданности, когда сумочка, лежащая на коленях, начинает вибрировать. Достаю телефон и смотрю на экран, с которого мне ласково улыбается мама.

Из-за грохота музыки я не могу расслышать ни слова из того, что говорит мама.

— Саш, я выйду на секунду, — говорю ему на ухо, вставая из-за стола. — Мама звонит.

— Я с тобой, — он поднимается следом за мной. — Позвоню своим.

Мы выходим в празднично украшенный холл, и я набираю номер мамы, разглядывая затейливо украшенную ёлку.

— Мира, доченька.

— Привет, мам! — губы сами собой растягиваются в улыбке, когда я слышу родной голос. — С наступающим! Прости, что раньше не позвонила. Как ты себя чувствуешь?

— И тебя с наступающим Новым годом, — говорит мама. — Чувствую себя отлично. Малыш не дает скучать. Он решил, что мой живот — это груша для битья. Молотит круглые сутки.

— Ауч! Очень больно?

— Не больнее, чем когда меня тискает твой отец, — смеется мама. — Не волнуйся за меня. Вы сейчас где?

— В ночном клубе в нашем отеле. Помнишь, я говорила, что тут будет грандиозная вечеринка. А вы?

— Дома, как и планировали. К нам заезжали Игорь со Светой, но уже уехали.

Внезапно перед моими глазами появляется отчетливая картинка нашей уютной гостиной. Накрытый стол, яркие языки пламени в камине, елка, украшенная старинными игрушками, улыбка мамы, поддержка папы — сердце сладостно сжимается, и я понимаю, как сильно мне не хватает родителей.

— Мам, я так соскучилась, — произношу на одном дыхании.

— Солнышко, мы тоже. Папа вспоминает о тебе ежеминутно.

— А где он, кстати?

— Висит на телефоне, — вздыхает мама. — Та сделка, ради которой он ездил в Питер накануне твоего отъезда, на грани срыва. Он злится. Ругается. Но ты же знаешь, какой Влад упертый. Ни за что не отступит, особенно в борьбе с Петром Благовым.

При упоминании этой фамилии мой желудок сжимается болезненным спазмом — это еще одно напоминание, почему мне нельзя даже думать о Благове-младшем.

Мы еще немного болтаем с мамой, потом она передает трубку освободившемуся отцу. Он короток и откровенен:

— Мирослава, так соскучился, что уже сто раз пожалел, что отпустил тебя. И не говори мне, что ты уже взрослая, — обрывает он мой так и не сорвавшийся с губ протест. — Для меня ты всегда будешь моей малышкой. Никто там тебя не обижает?

— Пап, я тоже скучаю. И у меня все прекрасно. Ты же знаешь, я умею за себя постоять.

— Знаю, — признает он со вздохом. — Просто мне все еще сложно принять факт, что ты так быстро выросла.

— Я люблю тебя, пап.

— И я люблю тебя, дочь.

Нажимаю на отбой и ищу глазами Сашку. Он разговаривает по телефону, разгуливая взад вперед по холлу. Его беседа явно проходит на повышенных тонах. Он отчаянно жестикулирует и хмурит брови, но когда замечает на себе мой взгляд, прикрывает динамик рукой и бормочет:

— Мой отчим, — а потом выразительно смотрит на свои часы. — Возьми нам шампанского.

Отчим Сашки — его спортивный агент. Разговоры с ним всегда в приоритете, даже если до нового года остается пятнадцать минут, поэтому я киваю и возвращаюсь в клуб в одиночестве.

Раньше других меня замечает Лена. Она встает с дивана и движется ко мне:

— Не хочешь потанцевать минутку?

Я отрицательно мотаю головой:

— Давай чуть позже.

— С тобой все в порядке? — спрашивает подруга, пристально разглядывая меня.

Вымученно улыбаюсь и беру ее под руку.

Вместе мы возвращаемся к столу. Костя тут же наполняет наши бокалы, чтобы проводить старый год. Мелодичный звон бокалов ласкает слух, но я начинаю нервничать, потому что Сашка никак не возвращается.

Когда до двенадцати остается всего пять минут, я не выдерживаю: срываюсь с места и иду на поиски парня. Отчим-отчимом, но это не лезет ни в какие рамки.

Я не успеваю выйти из клуба, как вдруг чья-то рука властно обхватывает меня за талию. В первое мгновение я думаю, что это Сашка, но быстро осознаю свою ошибку. Эта рука чужая и мои ощущения совсем другие — темными волнами расходятся по коже. Это Даниил, я точно знаю, чувствую. В мозгу яркой вспыхивает неконтролируемая радость, но я быстро подавляю ее. Отклик тела контролировать сложнее: тонкие волоски на моей шее и руках становятся дыбом, низ живота наполняется теплом, а сердце стучит, как после марафона.

— Что тебе нужно? — шепчу я, оборачиваясь, все еще ощущая тяжесть ладони Благова на своей талии.

— Всего лишь скрасить твое одиночество, — отвечает он, склонившись к моему уху и слегка касаясь его губами.

Мое тело пробивает дрожь. Порочное прикосновение языка Даниила, кончик которого медленно очерчивает ушную раковину, лишает меня возможности говорить. Стискиваю челюсти, чтобы заглушить стон, готовый сорваться с губ, и стараюсь дышать.

Это сложно.

Прохладно-пряный аромат его одеколона, смешанный с едва уловимым запахом кожи, щекочет ноздри кружа голову. Интересно, наступит ли время, когда я перестану так на него реагировать?

— Пусти, — запаса моей выдержки хватает лишь на одно слово, которое я произношу чужим, хриплым от эмоций, голосом.

— Разве я держу тебя? — голос Благова тих. В нем легко различить насмешку, но не только ее. Есть что-то другое — напряжение, может, которое даже он не в состоянии скрыть за привычной бравадой.

Едва смысл его слов доходит до моего мозга, я холодею. Понимаю, что он действительно больше не обнимает меня. Он стоит прямо, руки спрятаны в карманы брюк, и именно я тянусь ему навстречу, совершенно дурея от воздействия его харизмы, чувственности и наглости на мое сознание.