Эти разумные мысли вихрем проносятся в моем взбудораженном сознании, не выливаясь в действие. Я по-прежнему сижу, словно приклеенная к кожаной обивке сидения, и пытаюсь понять, что же настолько выбило меня из колеи — неожиданные собственнические замашки Благова или моя полная неспособность им противостоять.

— Куда ты едешь? — спрашиваю я, стараясь подавить панические нотки в голосе, когда салон наполняется низким звуком урчащего мотора.

Странным образом я не боюсь Благова — это глупо и самонадеянно, но я искренне верю, что намеренно он не причинит мне вреда, а вот моя собственная реакция на происходящее вызывает массу вопросов.

— Ко мне поедем, — отрывисто поясняет он, сверкая синим пламенем своих глаз. — Поговорим.

— Я не хочу к тебе.

— А куда ты хочешь? К себе? — от его вопроса, произнесенного подчеркнуто мягким голосом, у меня спина покрывается мурашками. Если это был намек на отца и его возможную реакцию на мои беседы с сыном его врага, то очень неудачный.

— Я просто не хочу быть с тобой, — отрезаю я.

— Ты врешь, — молниеносно парирует Благов. Очевидно, он уже полностью пришел в себя после несвойственной для него вспышки ярости и включился в привычную игру в кошки-мышки. — После вчерашнего вечера я в это ни за что не поверю.

Он прав. Признать это сложно, но необходимо, чтобы сдвинуться с мертвой точки. Вчера я потеряла голову. Вчера я хотела быть с ним. Но это лишь временное помутнение рассудка.

— Я не хочу хотеть быть с тобой, — произношу после секундного колебания. — Чтобы не совершать глупости, нам лучше вообще не видеться.

От одной мысли, что я больше никогда не встречусь с ним, мне нехорошо, но я не собираюсь отступать. Мои пальцы ложатся на дверную ручку. Нужно лишь потянуть за нее, и я буду свободна. Вместо этого я не двигаюсь и смотрю на Благова.

По растерянному выражению его лица понимаю, что мой ответ удивил его, но в самом деле, кто-то же из нас должен вести себя по-взрослому.

— Ценю твою честность, — говорит он внезапно севшим голосом. — И тоже буду с тобой откровенен. То, что случилось между нами в Сочи, не было для меня мимолетной интрижкой в поисках новых впечатлений. Это было неожиданно, ярко и где-то даже волшебно. Я потерял голову. И то, что потом повел себя как мудак не делает все произошедшее менее значимым.

Металл дверной ручки больно впивается мне в ладонь, настолько сильно я стискиваю ее пальцами. С минуту мы с Благовым молча смотрим друг на друга. Я слышу его тяжелое дыхание и всем телом ощущаю свое — рваное и учащенное, словно я только что пробежала стометровку.

— Мира, просто поехали со мной, — предлагает он, первым нарушая тишину. — Поговорим. Потом, если ты захочешь, я отвезу тебя домой или вызову тебе такси.

Мое сердце глухо бьется. Я ощущаю его неровные толчки в груди, в животе, в кончиках пальцев. Не доверяя своему голосу, я прикрываю глаза и просто киваю.

Автомобиль трогается с места, вливаясь в плотный поток машин, а я сижу, боясь вздохнуть. Рядом с Даниилом Благовым мне всегда непросто, а сейчас все то, что я чувствовала к нему раньше, обострилось до предела. Его присутствие трогает меня на каком-то неизвестном мне уровне. Ощущения одновременно тягостные и волнительные. И хотя я не до конца понимаю, что происходит, хочется больше и больше.

Сейчас между нами считанные сантиметры замкнутого пространства, месяц молчания и его неожиданное признание, которое я боюсь принять за что-то особенное, а потом разочароваться. Ведь это уже было там в горах. Тогда я тоже приняла желаемое за действительное, а чем это закончилось в итоге всем известно.

Мы едем молча. Даниил даже музыку не включает, чтобы хоть немного снизить градус напряжения, а я так и не решаюсь его попросить.

Мой взгляд бесцельно блуждает по проносящимся за окном индустриальным пейзажам, но мы в пути довольно долго, так что я позволяю себе украдкой бросить взгляд на своего попутчика. Мгновение зависаю на изучении его чеканного профиля, потом опускаю глаза на длинные пальцы, которые небрежно лежат на руле. Благов ведет автомобиль спокойно и уверенно. Не гонит, не тормозит. Черты его лица бесстрастны и непроницаемы, о том, что его что-то тревожит, говорят разве что нахмуренные брови. Кажется, он о чем-то в крепко задумался, но так ли это на самом деле, я не могу знать наверняка. Он так близок мне, но в сущности, я ведь так мало о нем знаю. Иногда его пальцы ритмично барабанят по рулю, будто аккомпанируя мыслям, но за все время, пока мы едем, он не произносит ни слова, хотя несколько раз я ловлю на себе его изучающий взгляд.

Примерно через полчаса Даниил заезжает на парковку перед красивым пятиэтажным особняком с резными балконами и лепниной на стенах. В молчании мы поднимаемся по широкой лестнице на третий этаж. Странно, но я совсем не волнуюсь. Наверное потому, что все происходящее очень похоже на сон. И я предпочитаю так же к этому относится — как к временному путешествию в страну грез, после которого я обязательно проснусь.

Пока Даниил возится с ключами, мой взгляд замирает на его затылке. Волосы у него жесткие и блестящие. Вчера я судорожно запускала в них свои пальцы, и сейчас желание протянуть руку и проделать все то же самое почти нестерпимо.

— Хочешь чего-нибудь? — вежливо спрашивает Даниил, забирая у меня пальто.

— Нет, ничего, — я снимаю ботинки и приглаживаю волосы. — Только руки вымыть.

— Ванная прямо по коридору и налево, — он показывает мне направление, а сам идет на кухню.

В ванной комнате я открываю краны, регулирую температуру и подставляю под упругую струю ладони. Я знаю и не знаю, для чего я сюда пришла. Еще утром ведь была уверена, что не видеться с Благовым — единственно возможный вариант. А сейчас чувствую томительное ожидание, словно верю, что все между нами еще может быть иначе.

Прижимаю влажные ладони к вискам, пытаясь унять нервную дрожь, закрываю глаза и тяжело дышу.

Что бы там ни было, сегодня все решится.

Несмотря на то, что подсознательно я боюсь быть с Даниилом откровенной, знаю, что иначе нельзя. Как-то слишком все запуталось. Чтобы жить дальше, мне важно понимать, что именно я оставила в прошлом.

Когда я возвращаюсь, он стоит возле окна в гостиной, засунув руки в карманы джинсов, и смотрит на улицу. Там сгущаются ранние зимние сумерки, но Даниил не включил свет и сейчас комнату освещает только тусклый неровный отблеск уличных фонарей.

Я делаю несколько шагов вглубь зала. Стараюсь не шуметь, но Благов оборачивается и смотрит на меня долгим испытывающим взглядом от которого я теряюсь.

Замираю на месте, переминаясь с ноги на ногу, и не знаю, что делать дальше.

— Ты отлично смотришься в моей квартире, — он как-то грустно улыбается. — Весь месяц представлял тебя здесь. Не ошибся.

— Тогда почему не позвонил? — отбросив всякую гордость, без пустой словесной прелюдии задаю вопрос, который мучает меня с момента, когда самолет Сочи — Москва почувствовал под собой твердую землю. — Я ждала тебя каждый день все это время.

— По нескольким причинам, — с готовностью отвечает Благов, словно именно этого вопроса он от меня и ждал. — То, что я бесился из-за того, что ты тем утром вернулась к Ковальчуку — самая банальная и простая из них.

— Тогда какие другие?

Одно короткое мгновение он хмурится, отходит от окна и приближается ко мне.

— Когда я проснулся в доме один, знаешь что я почувствовал? — спрашивает он, не сводя с меня тяжелого взгляда. Я молчу, и тогда он продолжает: — Облегчение.

От его признания мне физически больно. В груди растет дыра размером с Вселенную, а когда я с усилием сглатываю, горло стискивает спазмом. Я обхватываю себя руками, надеясь защититься что его слов, но они пробиваются сквозь броню, подтверждая самые неприятные предположения — на самом деле Благов никогда не хотел меня.

— Я всегда так дорожил своей свободой, — продолжает он. — Я не святой, ты знаешь. Мне было удобно постоянно менять спутниц, никому ничего не обещать и не объяснять. Но я подсознательно чувствовал, что с тобой так не получится. Я был растерян, не знал, что делать дальше. Пока ты спала в моем доме той ночью, я лежал без сна и думал, как удержать тебя утром.