— Ты плакала, — не спрашивает, просто констатирует он.

— Почему ты не сказал мне? — выдыхаю тихо. — Почему никому не сказал? Про Nike.

— А ты дала мне шанс рассказать? — спрашивает он грустно. — За все время с момента как ты ушла, я делал много попыток поговорить.

Я чувствую болезненный укол в сердце. Не дала. Ни единого шанса. Все, что я делала — сбегала, сбрасывала телефонные звонки, отторгала любую его попытку приблизиться ко мне.

По моей щеке бежит одинокая слеза, которая пропадает в уголке губ до того, как я успеваю ее смахнуть.

— Но я не виню тебя, — продолжает Даня спокойным ровным голосом, в котором почти нет эмоций. — Я подвел тебя. Знал, что если ты узнаешь о моих делах с отцом, для меня будут последствия, чувствовал, насколько хрупко наше счастье, но так и не смог абстрагироваться. Отец настаивал, уговаривал, спрашивал совета, и в конце-концов я убедил себя, что от моего вмешательства ничего не изменится — подумаешь, переводы, презентации. Это все казалось мне мелким в сравнении с глобальностью питерского проекта. Это была моя ошибка: я попытался усидеть на двух стульях, а в итоге потерял то, что ценил больше всего — тебя.

— Ты мог сказать мне, — шепчу я. — Сразу. Я бы очень расстроилась, возможно, обиделась, но, мне кажется, поняла бы.

— Что я мог сказать? Ты пошла против своего отца, чтобы быть со мной, а я оказался чересчур слабым, чтобы сделать то же самое, — он горько усмехается. — Не мог я сказать. Малодушно надеялся, что как-то все само устроится, когда твоя семья получит проект. Но получилось так, как получилось… — Даниил тяжело вздыхает, берет мою ладонь и кладет ее на свою щеку. — Ты имела полное право сердиться. Я лишь надеялся, что когда первое потрясение пройдет, ты дашь мне шанс объясниться.

— А я не могла тебя слышать, — мой голос глух от едва сдерживаемых эмоций. — Боялась, что стоит мне увидеть тебя, поговорить, как я забуду обо всем, в том числе о своей семье и обиде, и брошусь тебе на шею.

— В те первые часы, даже дни, я был в отчаянии. Порывался заставить тебя выслушать меня, но в глубине души не хотел давить на тебя. Именно поэтому отпустил. Поэтому и потому, что ты попросила дать тебе время. Я просто почувствовал, что после всего, что я сделал, должен пойти тебе навстречу.

— Но почему ты отдал Nike моему отцу? — спрашиваю мягко. — Ведь этот проект был так важен для тебя.

— Это вопрос приоритетов, Мира, — он трется щекой о мою ладонь. — Для меня нет ничего важнее, чем ты. В моей жизни обязательно будут другие проекты, но другой тебя не будет никогда.

От этих слов в моей душе становится тепло. Мне хочется улыбнуться, но мышцы лица налились свинцом.

— Ты пришел ко мне на выставку, чтобы поговорить?

— Я просто не мог больше выносить разлуку, — отвечает он просто. — Но стоило мне увидеть тебя рядом с Ковальчуком, у меня как всегда напрочь сорвало крышу.

— Мы прощались, — говорю тихо. — Он уезжает в Штаты.

— Знаю, — признается Даня. — Боялся, что ты поедешь с ним. Костя сказал, что Ковальчук этого хотел… Собирался предложить тебе.

— Я бы никогда этого не сделала, — стремительно кладу на его щеку вторую ладонь и приподнимаю его лицо, чтобы наши глаза встретились. — Я ведь люблю совсем другого человека.

Явно взволнованный моим признанием, Даня робко улыбается, пристально вглядываясь в мои глаза, будто надеясь найти в них подтверждение тому, что он только что услышал. А потом вдруг его длинные ресницы вздрагивают и опускаются, скрывая от меня его глаза.

— Правда? — спрашивает он тихо.

Этот вопрос окончательно добивает меня. Ощущая небывалый прилив храбрости, я подаюсь вперед и порывисто касаюсь губами его губ. Это длится всего мгновение, но и его оказывается достаточно, чтобы моя инициатива, как полное признание и капитуляция перед ним и нашей любовью, сломала тонкий лед сомнения.

— Правда, — говорю торжественно. — И он тоже очень меня любит.

— Как романтично, — теперь Даня улыбается. Его губы рядом с моим ртом, а теплое дыхание щекочет подбородок. — Уверена в его чувствах?

Непроизвольно провожу кончиком языка по губам, и взгляд Дани следит за этим движением, вызывая в моем теле чувственную дрожь.

— О, да.

— Люблю тебя, — говорит он, глядя мне в глаза, за секунду до того, как наши губы сливаются в нежном поцелуе прощения, покорности и обещания больше никогда не расставаться.

— Никаких сомнений? — тон, которым Даниил задает этот вопрос, мягкий, но настороженный, словно он всерьез допускает мысль, что я могу сказать «нет».

— Никаких, — отвечаю уверенно, поглаживая кончиками пальцев его щеку. — А у тебя?

Мы в одиночестве стоим в холле ЗАГСа. На мне простое бежевое платье с длинными рукавами и воланом на подоле, на Дане — повседневный костюм стального цвета. Сегодня день нашей свадьбы, и, хотя он совсем не такой как в моих детских мечтах, оказывается, что человек напротив — это все, что мне в действительности нужно.

— Нет, Мира, у меня сомнений нет, — говорит он, нежно отводя упавшую мне на лоб прядь волос. — Стоило мне вновь увидеть тебя на том приеме у Селезнева, я понял, что жить без тебя больше не хочу.

— Правда? — с глупой улыбкой заглядываю в любимые синие глаза, пребывая в шоке от того, что этот потрясающий парень из всех девушек на свете выбрал именно меня.

Вместо ответа Даня легонько прикасается теплыми губами к моим губам, заставляя бабочек в моем животе неистово захлопать крылышками.

— Мирослава и Даниил, — в тишине холла голос женщины регистратора, которой предстоит провести для нас скромную гражданскую церемонию, звучит особенно торжественно. — Проходите, пожалуйста.

Мой будущий муж берет меня за руку, сплетая наши пальцы, и уверенно ведет за собой в небольшой зал для бракосочетаний.

Церемонию я почти не помню. В памяти остается лишь тот самый главный вопрос, но который я без сомнения отвечаю «Да».

— Объявляю вас мужем и женой! — с улыбкой говорит регистратор. — Будьте счастливы.

Я не успеваю даже улыбнуться в ответ, как Даня резко прижимает меня к себе и касается губ в коротком, но глубоком собственническом поцелуе.

— Ну, здравствуй, жена, — говорит он низким голосом, гипнотизируя меня своими синими глазами.

— Здравствуй, муж, — отзываюсь мягко, чувствуя как от ярких эмоций дрожит голос.

Мы выходим на улицу. Несмотря на то, что этот весенний день хмурый, на душе у меня светит солнце. Даня берет меня за руку и подносит ее к своим губам, целуя сначала тыльную сторону ладони, а потом касаясь языком безымянного пальца в том месте, где его пересекает золотая полоска обручального кольца.

— Спасибо, Мира, — говорит он серьезно.

— За что?

— За то, что выбрала меня.

Если до этого я и чувствую какую-то неуверенность от того, насколько стремительно все происходит между нами, то после слов Даниила, вторящих моим собственным мыслям, ощущаю лишь приятное головокружение, словно перебрала с шампанским. И даже то, что в день свадьбы рядом со мной нет родных и друзей, уже не кажется мне таким важным.

Много часов спустя мы с Даней лежим на кровати в президентском люксе фешенебельного отеля. Утомленные друг другом и долгими ласками, которые сегодня были особенно нежными, откровенными и чувственными.

— Я очень счастлива, — шепчу я, ощущая приятную негу во всем теле. — Муж.

Даня звонко целует меня в нос и подносит ко рту крупную ягоду клубники.

— Так и должно быть.

— Пообещай, что мы всегда будем вместе, — прошу я, ощущая как клубника наполняет рот сочной сладостью.

Его лицо вдруг утрачивает мягкость и расслабленность и становится серьезным и сосредоточенным.

— Обещаю тебе, что даже если обстоятельства будут складываться против нас, я сделаю все, чтобы мы были вместе, — говорит он, глядя прямо в мои глаза.

Его странный ответ вызывает во мне беспокойство.

— Почему ты думаешь, что обстоятельства будут против нас? — спрашиваю настороженно.