— Тебе нужны удобства? — он неверно истолковывает мой отказ.

Я мотаю головой, чувствуя как к глазам подступают слезы. Я месяц жила в ожидании, что он появится, а теперь не могу дождаться, чтобы он ушел и оставил меня зализывать новые раны, которые он играючи нанес.

— Жертвы мне не нужны, — он выпускает меня из объятий, и я поспешно поправляю свое платье. — Ты сама этого хочешь несмотря на игры в любовь с Ковальчуком.

Я вздрагиваю от осознания, что он уже составил свое мнение обо мне. Совсем нелестное. В этот момент меня обуревает такой нестерпимый стыд за свою несдержанность, что хочется плакать.

Ну почему с ним всегда так? Стоит ему захотеть, и я лужицей растекаюсь у его ног, хотя знаю, что потом тысячу раз пожалею об этом.

— Я с Сашей порвала как только мы в Москву вернулись. А теперь уходи, — несмотря на то, что внутри у меня все дрожит, голос звучит почти спокойно. Почти. Потому что если я пробуду еще хоть минуту в компании Благова, то сотворю что-нибудь непростительное.

— Мира…

Его вытянутое лицо и растерянное выражение в глазах — слабое утешение.

— Уходи! — кричу я. — Дай мне привести себя в порядок.

Его ищущий взгляд мечется по моему лицу, но лишь мгновение.

Даниил покорно кивает и уходит.

И когда за ним, наконец, закрывается дверь, по моим щекам начинают течь обидные слезы.

Позволив себе мгновение слабости, я стираю с щек слезы, заново закручиваю узел на затылке, в котором совсем недавно хозяйничали пальцы Благова, поправляю макияж. На то, чтобы привести себя в порядок, у меня уходит десять минут. В конце концов выдают меня разве что глаза — почти черные от расширенных зрачков и немного дикие, с запрятанными в их глубине отголосками бешеной вспышки возбуждения.

Когда я, наконец, выхожу из туалета, Благов ждет меня снаружи. Стоит, небрежно прислонившись плечом к стене, и мрачно смотрит прямо на меня. Женщины вокруг него в возрасте от пятнадцати до пятидесяти очевидно пребывают в состоянии близком к оргазму — глазеют на него, словно он древнегреческое божество. Видимо, именно в этом кроется причина, почему за все десять минут никто ни разу не пытался вломиться ко мне в туалет — девчонки терпеливо ждут своей очереди, бросая жадные взгляды на Благова. Наивные, не знают, какой он мудак.

Я собираюсь сделать вид, что его тут нет, но он легко отталкивается от стены и преграждает мне дорогу. Сбежать я не могу — единственный выход в его стороне, так что мое желание больше никогда в жизни не разговаривать с этим человеком заранее обречено на провал.

— Дай мне пройти, — враждебно произношу я, избегая смотреть ему в лицо.

— Мне нужно поговорить с тобой, но здесь не время и не место, — нагло заявляет он. — Я хочу увидеть тебя завтра.

Так просто: я хочу, мне нужно, дай мне. В какой вселенной живет этот человек? К отказам он явно не привык, так что его ждет большой сюрприз. Я с ним встречаться не планирую ни завтра, ни в какое другое время — открою ему глаза на то, как живется простым смертным.

— Дай. Мне. Пройти, — с расстановкой говорю я, полностью игнорируя его слова.

— Не усложняй, — Благов стискивает челюсти и обдает меня раздраженным взглядом из под длинных ресниц. — Нам нужно поговорить.

— Я уже все тебе сказала.

— А я нет.

— Мне неинтересно, — упрямо возражаю я.

У меня возникает стойкое ощущение дежавю, словно все это между нами уже было, но я отмахиваюсь от него, не желая предаваться воспоминаниям.

— Мирослава… — в его голосе звучит предупреждение.

Нет, а чего он хотел? Я месяц его ждала, как верная наложница, хотя он мне ничего не обещал. И с парнем рассталась, хотя мы были вместе больше четырех лет. Больше не хочу страдать. Громова я в конце концов или нет?

— Оставь меня в покое, — говорю тише, потому что наш содержательный разговор и так уже привлек массу любопытных зрителей. Последнее, что мне сейчас нужно — публичный скандал с этим невозможным человеком.

— Оставил бы, если бы мог, — выдыхает Благов наклоняясь ближе, обдавая меня мятной свежестью своего дыхания. Впервые за все время, что я его знаю, его голос звучит почти… почти устало.

Внутри меня что-то немеет, а в груди болезненно тянет. Я словно замечаю в нем проблеск чего-то настоящего. Не игры. Если так пойдет и дальше, я начну подозревать, что у него даже сердце имеется.

— Пропусти меня, — с этими словами обхожу его мощную фигуру стороной, надеясь, что он не будет меня задерживать, и в то же время, вопреки здравому смыслу, желая, чтобы он остановил. Когда он этого не делает, с удивлением обнаруживаю, что испытываю самое настоящее разочарование. Чертовщина какая-то.

— Завтра, Мирослава. Я позвоню тебе, — все же бросает Благов мне вслед.

Позволяю ему оставить последнее слово за собой и гордо удаляюсь, чувствуя жжение в районе лопаток. Он смотрит, поэтому я расправляю плечи и вздергиваю подбородок. Надо не забыть отключить на весь день телефон.

После туалетного рандеву Благов больше ко мне не приближался. Я вижу его еще два раза в радиусе пятидесяти метров в компании мужчин и матрон почтенного возраста, но на меня он даже не смотрит, а потом и вовсе исчезает.

В раздражении думаю, что он, наверное, пошел свое возбуждение лечить в другом месте. Не хочется в этом признаваться, но мне физически больно от мысли, что он спит с другой. С другими, точнее. Радуюсь только, что фактически я в этот список так и не попала, иначе бы просто с ума сошла. Хороший у меня ангел-хранитель. Да. Почему же это меня совсем не радует?

Новый день я встречаю с ужасной головной болью и опухшим лицом. А ведь я не пила накануне и не позволила себе больше и слезинки проронить из-за Благова. Домой мы с папой вернулись за полночь, но я порой позже ложусь спать, засидевшись за учебниками или интересным фильмом. Так что в своем нетоварном виде виню волнующие воспоминания о вчерашнем вечере, которые не давали мне уснуть до самого утра, и сексуального Благова.

Ненавижу.

Сегодня воскресенье, а с понедельника у меня начинается новый семестр, и я очень жду его, надеясь, что учеба поможет загрузить голову чем-то помимо любовных переживаний. Мне это сейчас жизненно необходимо.

Пока я умываюсь, чищу зубы и одеваюсь, подсознательно помню про обещание Благова позвонить. Но первый звонок с неизвестного номера настигает меня только около обеда. Пару секунд пялюсь на экран, чувствуя, как тяжелеет в желудке, пока не осознаю, что это точно не он — вряд ли его номер начинается на «8 800».

Вопреки моему вчерашнему желанию отключить телефон на весь день, сделать этого не могу. На выходные в Москву прилетели Лена с Костей, и вчера у меня просто из головы вылетело, что я договорилась встретиться с подругой за поздним обедом. После вчерашнего настроения на дружеские посиделки у меня поубавилось, но я знаю, что должна пойти. Лена — моя лучшая подруга, а я весь последний месяц вела себя с ней непростительно.

Когда я собираюсь на встречу, решая, какую пару джинсов сегодня выгулять, снизу раздается звонок домофона. Я слышу голос отца, хлопок двери и топот ног.

— Мира, — папа стучит в дверь, и ждет, когда я отвечу, что он может войти. — Тебе привезли.

В распахнутой двери я сначала вижу самый красивый букет пионов, который я когда-либо видела в жизни, а потом уже самого папу в домашней одежде.

— Мне? — в замешательстве спрашиваю я.

— Ну, курьер назвал твое имя, — не скрывая улыбки отвечает папа. — Там карточка есть.

Медленно подхожу к отцу и вынимаю из букета конверт, но прежде, чем распечатать его, наклоняю голову и медленно вдыхаю тягучий аромат любимых цветов.

Пока я вожусь с карточкой, на моем лице все еще блуждает довольная улыбка, но когда взгляд падает на короткую фразу, написанную красивым размашистым почерком, мне хочется кого-нибудь убить.

«До встречи. Д»