С затаившимся сердцем прохожу в гостиную, подсознательно уже понимая, кого я там увижу.

— Привет, — говорит Даня, направляясь ко мне, но я быстро высвобождаюсь из его рук.

— Здравствуй, Мира, — говорит Вера, прямо встречая мой взгляд.

Чувствует она себя здесь как дома — это очевидно. Вон с ногами забралась на диван, а в руках бокал с соком или коктейлем, который ей успел смешать гостеприимный хозяин.

— Привет, — холодно отвечаю я, стараясь ничем не выдать своего смятения.

— А я заехала пригласительные на мой день рождения привезти, — говорит девушка с насквозь фальшивой улыбкой. — Даня ни одного праздника не пропустил с тех пор, как мне десять исполнилось.

— Понятно, — отвечаю натянуто. — Ну, чувствуй себя как дома.

Закрываюсь в спальне и прислоняюсь спиной к гладкой поверхности двери. Отчаянно хочется разбить что-нибудь, но я держусь. Закрываю глаза, считаю до десяти и обратно. Вспоминаю нашу с Даней недавнюю ссору из-за моей стычки с Сашей. Здесь то же самое. Почти. Но я, в отличие от него, не буду вести себя как обезумевшая от ревности истеричка.

Через минуту в комнату входит Даня. Он подходит ко мне, стремительно сокращая расстояние, и обхватывает теплыми ладонями лицо.

— Это ничего не значит, ты же понимаешь? — говорит он, пытливо всматриваясь в мои глаза. — Веришь мне?

— Она ушла? — спрашиваю вместо ответа.

Он отрицательно качает головой.

— Мне нужно уехать, — говорит он с сожалением в голосе. — Это по работе. Веру по пути завезу домой.

— Понятно, — отвечаю я, поджав губы.

— Мира, прошу тебя…

— Нет, все в порядке. Поезжай. Не заставляй «Верочку», — я копирую выговор его матери, — тебя ждать.

По мрачному лицу Дани, я вижу, что мои слова ему не нравятся. Я чувствую, что он хочет что-то сказать, но молчит. И я молчу тоже. Просто из упрямства. Но когда я пытаюсь вырваться из его захвата, не отпускает, а его темнеющие глаза словно бросают мне вызов.

Он резко наклоняет голову и целует меня. Крепко. Собственнически. Языком раздвигая губы и обжигая прикосновением небо.

— Я скоро вернусь, — говорит он и уходит.

«Скоро» не наступает ни через час, ни через два, ни через три. Прождав его до двенадцати, я иду в душ и ложусь в постель. Впервые за два месяца я чувствую себя одинокой и растерянной.

С внезапной тоской вспоминаю свою комнату в родительском доме. Как бы было здорово этой ночью оказаться там.

Несмотря ни на что, сплю я крепко и без сновидений, пробуждаясь утром от назойливой вибрации телефона. С трудом разлепляю веки и на автомате поворачиваю голову, чтобы убедиться, что Даня привычно сопит рядом.

К моему разочарованию в постели я одна, но на белоснежной подушке я замечаю вмятину от его головы, а в ногах — скомканное одеяло, и тут же осознаю, что из душа доносится мерный шум воды. Сама не ожидаю, но от осознания того, что Даниил все же ночевал дома, я испытываю неимоверное облегчение.

Морщусь от собственной глупости и крепко обнимаю подушку: неужели я всерьез могла подумать, что он ко мне не вернется?

Мои размышления прерываются новой серией жужжащих вибраций. Поднимаю голову и протягиваю руку к тумбочке, но понимаю, что мой телефон не подает никаких признаков жизни, а надоедливые звуки издает Данин мобильный, подключенный к зарядке.

Вновь откидываюсь на подушку и жду, когда наступит тишина. Она наступает, но ровно на три секунды, прежде чем телефон снова оживает.

Сладко зеваю и задумчиво кусаю губу: вдруг, это что-то очень срочное?

Перекатываюсь на Данину часть кровати и беру телефон в руки. На экране светится «Папа». Зачем Петру Благову звонить в семь утра?

Оставляю телефон на зарядке и топаю в ванную.

— Даня, тебе отец звонит уже третий раз, — говорю я громко, чтобы перекричать шум воды в душевой. — Должно быть что-то важное.

С тихим скрипом створка душа отъезжает в сторону, и в проеме я вижу Данину голову. Его волосы мокрые, по лицу и плечам бегут струйки воды.

— Принеси телефон, пожалуйста, — просит он с мягкой улыбкой.

Я киваю, и возвращаюсь в спальню. На этот раз телефон молчит, но, когда я отключаю его от зарядки и беру в руки, экран вспыхивает новым сообщением.

У меня даже в мыслях нет читать его, но глаза сами собой выхватывают короткий текст:

«Проект в Питере наш. Спасибо за помощь, сын. Все-таки в том, что ты трахаешь дочку Громова, есть свои плюсы».

В первое мгновение я уверена, что здесь какая-то ошибка. Этого просто не может быть. Замираю с телефоном в руке и вновь перечитываю сообщение. А потом еще раз. И еще, пока каждое слово прочно не отпечатывается в памяти.

Когда это происходит, внутри меня что-то обрывается. Без сил опускаюсь на краешек смятой кровати, а телефон брезгливо кладу рядом.

В голове шумит, но когда я прикрываю глаза в попытке вернуть ощущение реальности, словно наяву вижу то, что так отчаянно игнорировала все это время. Попытки Дани перевести разговор на другую тему, едва я упоминаю бизнес родителей. Сальный и надменный взгляд Петра Благова. Ту единственную попытку достучаться до меня отца.

Я не знаю, сколько длится мое замешательство — может быть пять секунд, может быть пять минут. Поднять глаза от пола мне удается лишь тогда, когда из ванной выходит Даниил.

Все еще мокрый, в одном полотенце, прикрывающем бедра, он выглядит невероятно привлекательно, но впервые его внешность не трогает меня. Вместо красоты я вижу между нами пропасть, которая с каждой секундой становится все глубже. И теперь мне кажется, что передо мной пусть красивый, но совершенно незнакомый человек.

— Я тебя звал, — говорит Даня, вытирая полотенцем волосы. — Испугался, что с тобой что-то случилось.

Наши глаза встречаются. Не знаю, что он успевает прочесть в моих, но его лицо меняется. Становится подозрительным, обеспокоенным, а зрачки расширяются настолько, что насыщенная синева его глаз кажется лишь тонким ободком вокруг пугающей черноты.

— Мира? — напряженно произносит он, разглядывая меня с такой тревожной сосредоточенностью, словно хочет проникнуть в мой мозг и найти там ответы на свои вопросы.

— Твой отец тебе сообщение прислал, — отвечаю на удивление ровным голосом, в котором нет и следа отчаяния, которое я ощущаю в этот момент. — Извини, не хотела читать, так уж вышло.

Я встаю с кровати, подхожу к шкафу и начинаю методично доставать оттуда вещи. По тихому шороху и короткому ругательству за спиной я понимаю, что Даниил теперь тоже в курсе содержимого сообщения Петра Благова.

— Не смей думать, что ты хоть что-то поняла из этого, — говорит он напряженно, хватая меня за локти и разворачивая к себе.

Его близость застает меня врасплох. Я морщусь, но не вырываюсь — как кукла послушно стою в его руках, изучая напряженно дергающийся кадык и то, как беспорядочно бьется пульс на его шее.

— Пожалуйста, Мира, посмотри на меня, — просит он, стискивая меня еще сильнее,

А я не могу. Глаза поднять не могу, да и возразить не могу. Внутри меня словно разверзлась черная дыра, которая поглотила все мои чувства.

— Где ты был позавчера весь день? — спрашиваю бесцветным голосом, когда мне удается поднять голову и прямо встретить его взгляд.

Его скулы напрягаются. Между бровей появляется складка.

— Мира, — умоляюще выдыхает он.

— Где. Ты. Был. Позавчера, — повторяю с расстановкой, сбрасывая с себя его руки, которые начинают жечь кожу. — Неужели это такой сложный вопрос?

— В Питере, — говорит он тихо. — Я был в Питере.

Я киваю, ощущая, как растет ком в горле. Я ведь знала, что он был там. Подсознательно чувствовала, что он что-то скрывает, но гнала от себя эти мысли.

— Поздравляю вас с контрактом, — произношу равнодушно. — Надеюсь, это того стоило.

Отворачиваюсь от Даниила, и натягиваю на себя джинсы. Я не плачу. Не истерю. Несмотря на то, что моя жизнь только что сложилась как карточный домик, я не чувствую ничего кроме звенящей пустоты.