— Ну да, я видела медали и кубки на камине, — поясняю я. — Ты занимался им профессионально?

Он начинает говорить, а я в полумраке комнаты просто смотрю на его лицо. Я вижу, как загораются его глаза, когда он рассказывает о своих первых лыжах и склонах, о первом борде и первом соревновании. Выражение его глаз, бровей. Есть в них какая-то надежда, ожидание, удивление, детский восторг…

Я смотрю на его лицо и впитываю его в себя. Каждую черточку, каждую линию. Чтобы в особенно тяжелые дни извлечь его образ из глубин памяти, и вновь сбежать с ним из реальности. В сказку. В игру. На вершину мира, в конце концов.

Погружаясь в забытие я слушаю его, ставший таким родным, голос, а стук его сердца убаюкивает меня.

Просыпаюсь я внезапно, не понимая, что меня разбудило. За окном все еще темно, в комнате тоже. Полную мглу рассеивает только полоска желтого света под дверью.

Воспоминание о том, где я и с кем приходит быстро, не принося с собой ни удивления, ни сожаления, ни отторжения. В диапазоне моих чувств только приятное волнение, которое стаей бабочек порхает в животе.

Даниил Благов лежит рядом со мной, так близко, что я могу коснуться своими губами его подбородка, а стук его сердца вторит моему собственному. Он спит, положив одну руку под голову, а другой обнимает меня за талию поверх стеганого одеяла, в которое я укутана. Наверное, ему снится что-то очень хорошее, потому что в этот миг его губы растянуты в легкой полуулыбке, отчего на щеке появилась ямочка.

Мое дыхание становится чаще. Сердце сладко ноет.

Его жесткие черные кудри в беспорядке торчат в разные стороны, а одна прядь живописно упала ему на лоб. От того, насколько сильно мое желание протянуть руку и коснуться этого своевольного локона, у меня даже чешется ладошка.

Сейчас Даниил выглядит абсолютно безмятежно и даже как-то беззащитно. В плену у сна он не играет роли: здесь нет ни беззаботного плейбоя, ни самоуверенного гордеца, ни искушающего любовника. Есть только он сам. Человек, который для меня все еще представляет самую большую загадку, но при этом вызывает неконтролируемое желание быть рядом. Возможно, всегда.

Его теплое размеренное дыхание щекочет мне висок и щеку, а в воображении я уже строю планы дальнейших встреч. В Москве. Где угодно. Думаю о том, какая же все-таки странная штука жизнь. Такая внезапная и порой непостижимая, что кто-то далекий и чужой еще вчера, сегодня может стать центром твоего мироздания.

Сонный дурман шале, прохлада комнаты, тепло одеяла и наши головы на одной подушке. Я практически ничего не знаю о Данииле, но сейчас мне кажется, что нет человека во вселенной ближе. И все это так естественно. Так правильно. Словно по-другому не просто не должно — не может быть.

Больше всего мне хочется закрыть глаза, заснуть в его объятиях и опоздать на самолет. И чтобы метель занесла этот дом, сравняла его с белоснежным покровом, и мы были потеряны для всего мира. Но я понимаю, что это невозможно. Через полчаса прозвенит будильник. Будет прощание, скомканный поцелуй, может быть, мои слезы. И я вернусь в отель, где меня ждет другой.

Мысль о Саше болью отзывается в моем сердце, убийственной волной проходит по планам и мечтам. И несмотря на то, что мне отчаянно хочется остаться с Даней, я понимаю, что это лишь отложит неизбежную встречу с реальностью. А она такова, что у меня по-прежнему есть отношения, которые еще только предстоит разорвать, наши семьи находятся в состоянии необъявленной войны, а Даниил мне ничего не обещал. Сколько у него таких «Мирослав» в Москве? И что из того, что я придумала себе этой ночью — правда, а что лишь вымысел, который мне отчаянно хочется считать правдой?

Сейчас я впервые чувствую страх за свое будущее. Может быть, для нас обоих будет лучше, если этот новогодний сон так и останется сном? Если мы вернемся к нашей обычной жизни, а все, что произошло между нами, упокоится где-то в укромном уголке памяти?

Мысли, мысли, мысли…

Я отчаянно стараюсь удержать ее, но уже чувствую, что магия ночи уходит, не выдержав столкновения с утром. Она бежит. Неотвратимо. Без остановки. Все ускоряя и ускоряя темп.

В неконтролируемом порыве я протягиваю руку, но она зависает в нескольких сантиметрах, так и не коснувшись лица Даниила.

Зачем? Чтобы он проснулся? Поцеловал меня? Я ведь уеду. Рано или поздно это случится. Может быть, лучше рано, пока все это не зашло так далеко, что станет уже слишком поздно? И если случится так, что когда-нибудь мы начнем строить что-то особенное, пусть фундаментом этому будет честность, а не осколки чужих сердец и несбывшихся ожиданий? Ведь у меня есть Саша, и я уже причинила ему боль, которую он ничем не заслужил. Я просто не должна сделать ему еще больнее. Он заслуживает извинений, объяснений, честности с моей стороны.

Как никогда ясно понимаю, что я не могу позволить себе Даниила. По крайне мере прямо сейчас.

Я опускаю руку. Осторожно выскальзываю из-под одеяла, стараясь не потревожить сон Дани, но задеваю стоящий рядом стул. Утреннюю тишину будоражит глухой звук. Я замираю. Его ресницы дрожат, но так и не поднимаются. Он по-прежнему спит.

Я быстро натягиваю на себя джинсы и свитер, стараясь быть максимально тихой. На столике у Дани начинает мигать телефон — предвестник будильника. Подхожу к тумбочке и отключаю его.

Собираюсь уходить, но поддаюсь порыву и пишу на клочке фирменного бланка прачечной, который нахожу на столе, свой номер телефона. Так будет лучше, повторяю про себя как мантру. Правильней. И он будет знать, что я его жду.

Я оборачиваюсь и с минуту просто стою и смотрю на спящего мужчину. На душе странно пусто. Сердце ноет, но бьется в привычном ритме.

Вижу ли я его сейчас в последний раз?

В гостиной я иду к камину и вытаскиваю из рамки фотографию Дани с родителями, ту самую, которую я изучала вчера. Надеюсь, он простит мне эту маленькую вольность, но я просто не могу уехать просто так, не забрав с собой ничего кроме воспоминаний. Мне нужна хоть одна вещественная деталь — доказательство, что все это мне не приснилось.

Уже в дверях я оборачиваюсь и обвожу взглядом гостиную. Почти ожидаю, что сейчас на лестнице появится Даня, но в доме тихо. Сжимаю пальцы в кулаки.

— Ну вот и все, — говорю сама себе и, наконец, ухожу совсем, тихонько прикрыв за собой дверь.

По утреннему городу я бреду в каком-то оцепенении, не замечая ничего вокруг. Ощущаю непривычное двойство чувств: всеобъемлющую тоску и пугающее счастье. Несмотря ни на что, я бы ни на что на свете не променяла эту ночь с Даниилом. И я не чувствую сожаления. Не хочу изменить ни одной минуты. И в воспоминаниях упиваюсь каждой секундой подаренной им близости. Как бы ни сложилось будущее, этот последний день каникул всегда останется на верхних ступенях самых счастливых в моей жизни.

Номер встречает меня мрачной тишиной и беспорядком. Каждая вещь, лежащая не на своем месте, немым укором смотрит на меня, и, кажется, даже воздух, тяжелый и душный, наполнен осуждением.

Саши нигде нет, но его вещи на месте. Это слабое утешение, но, по крайне мере, теперь я точно знаю, что он не уехал без меня.

Подхожу к балкону и распахиваю дверь, чтобы пустить внутрь предрассветную свежесть, а потом прижимаюсь разгоряченным лбом к холодному стеклу. Поразительно, в какой хаос превратилась моя простая и ясная жизнь всего за десять дней.

Оказавшись вдали от чарующей притягательности Даниила Благова, я начинаю в полной мере осознавать, что натворила. Нет, я все еще ни о чем не жалею, но понимаю, что справится с последствиями этой ночи будет куда сложнее, чем поддаться искушению.

В этот момент на телефоне срабатывает будильник, и я вдруг чувствую отчаянное желание послушать его и сбежать. С холодной решимостью открываю чемодан в тот самый момент, когда в номер входит Саша. Не сговариваясь мы на несколько секунд замираем, настороженно изучая друг друга, а потом он первым отводит взгляд.