— Эта мегера просто тебе завидует. Останься, — он придвигается ближе и прокладывает влажную дорожку из поцелуев вдоль моего позвоночника, отчего волоски на голой спине и руках становятся дыбом.

— Ты играешь нечестно, — успеваю шепнуть прежде, чем Даня опрокидывает меня на кровать, а его язык бесцеремонно вторгается в мой рот.

В этот предрассветный час он целует меня лениво, долго, неспешно, будто пробует на вкус. Несмотря на то, что мы провели столько времени вместе, я вновь теряю голову — настолько, что не могу понять, где кончается один поцелуй Дани и начинается следующий. Чтобы сохранить хоть какую-то связь с реальностью, запускаю пальцы в его волосы, короткие и жесткие после недавней стрижки. Они покалывают пальцы и щекочут ладони, и это ощущение помогает мне сдержать лавину возбуждения, которая грозит вот-вот накрыть меня с головой.

— Даня, я опоздаю, — выдыхаю я, когда он на секунду отрывается от моего рта, чтобы вдохнуть в легкие воздух. — Пусти.

Я не ожидаю, что он послушает меня, но он это делает. Заглядывает в глаза, словно ищет в них признаки слабости, потом склоняет голову и проводит языком вдоль шеи, прикасаясь губами к ямке у основания, где быстро-быстро бьется вена.

— Не хочу тебя отпускать, — говорит он сипло и немного растерянно. — Никогда. Почему так происходит, Мирослава?

У меня нет ответа на этот вопрос. Как и на многие другие, которые возникают в моей голове в связи с нашими отношениями с Даней. Может быть, потому что я тоже не хочу его отпускать? Может быть, потому что я тоже не хочу уходить? Даже зная, что мы увидимся вечером, мне не дает покоя мысль, что встреча может сорваться.

Даниил тяжело дышит, смешивая свое дыхание с моим. Моя кожа делит тепло с его кожей. Своей грудью я ощущаю, как рвано бьется сердце в его груди, вторя моему ритму. И в этот миг мои чувства к этому человеку кажутся настолько бесконечными и глубокими, что горло сдавливает спазм.

— Я люблю тебя, — шепчу ему прямо в ухо.

Он каменеет в моих объятиях, но лишь на мгновение. Чувствую как его ладони сдавливают мои щеки. Даже в темноте ощущаю на себе пытливый взгляд. И упиваюсь вкусом нового яростно-сладкого поцелуя, после которого все остальное просто перестает иметь значение.

— Сколько у тебя пар сегодня? — спрашивает Даня двадцатью минутами позже, наблюдая как я воюю с волосами, пытаясь связать их в тугой узел на макушке. — У меня конференция в Zoom через два часа, а в районе обеда нужно в универ заскочить и к отцу в офис. Доберешься сама?

Его забота вызывает улыбку на моем лице. Мне ничего не стоит спуститься в метро или взять такси, но весь этот месяц Даня старается построить свое расписание так, чтобы каждый день забирать меня после окончания пар.

— Сегодня не смогу приехать, — говорю я, качая головой. — Папа из очередной командировки возвращается. Я обещала маме, что вечером побуду с ними.

— Тогда давай обед? — он садится на постели, отчего простынь сползает с его груди до бедер, обнажая идеальный торс и плоский живот. — Как раз занесу доклад на кафедру и приеду за тобой.

— Хорошо, — сглатываю набежавшую слюну и отвожу глаза. — В кофейне недалеко от университета новое меню.

Внезапно Даня протягивает руку, хватает меня за запястье и усаживает к себе на колени. Еще раз крепко целует и только после этого позволяет встать на ноги.

— Иди.

Прячу улыбку и иду, шлепая босыми ногами по полу, спиной ощущая неотступно преследующий меня взгляд.

В ванной включаю душ на полную мощность и подставляю лицо потоку воды. Этот день ничем не отличается от других и, тем не менее, сегодня все иначе: и ранее пробуждение, и ощущения, и признание. И нервозность, которая не отпускает меня с того момента, как я открыла глаза.

Почему?

«Потому, — говорит мне внутренний голос. — Что ты обещала сама себе рассказать родителям правду в марте. Завтра начинается апрель, а ты все так же далека от признаний, как и полтора месяца назад».

И пусть мы с Даней не афишируем наши отношения, но и скрываться тоже перестали. Встречаемся в кафе, ходим в клубы, вместе посещаем выставки. Было непросто жить постоянно оглядываясь, но со временем я усыпила свою совесть настолько, что все это стало казаться нормальным. А ведь это не так.

Делаю воду в душе холоднее, чтобы взбодриться, и мысленно обещаю себе воспользоваться шансом и поговорить с родителями сегодня вечером за ужином.

***

Во время большой перемены иду на парковку, где уже по привычке ждет меня Даня, непринужденно оперевшись на капот своего автомобиля.

На улице тепло и солнечно. Жмурюсь, вдыхаю полной грудью весну и смотрю на любимого, который в кожаной куртке и классических авиаторах выглядит как модель с обложки журнала.

— Привет, — говорю, не в силах сдержать улыбку.

Он берет меня за руки и целует в нос.

— Проголодалась?

— Да.

— Тогда прошу, — Даня открывает для меня дверь машины.

— Мы же в кофейне за углом хотели пообедать? — напоминаю я.

— Сегодня это неуместно, — отвечает он, сверкая улыбкой.

— Мы что-то празднуем? — спрашиваю, приподняв брови.

— Тот инвестиционный проект о котором я вскользь упоминал, помнишь? — в этот момент на его лице написана такая искренняя радость, словно он застал под елкой Деда Мороза. — Я его получил.

В обеденное время ресторан, в который привез меня Даня, переполнен, но официанты работают четко: через минуту приносят меню, еще через три — принимают заказ.

— Ну, рассказывай! — прошу я нетерпеливо.

И я не лукавлю, мне действительно очень интересно. Я видела, насколько много и упорно Даня работал все это время, и теперь мне хочется поскорее узнать, что вдохновляло его.

— Я буду заниматься строительством детских спортивных школ в регионах совместно с Nike, — отвечает Даня. — Точнее не так, непосредственно стройкой будет заниматься компания отца. Я же беру на себя все, связанное с дизайном, промоушеном и маркетингом.

— О, Господи, Даня, это же невероятно!

— Мы утвердили концепцию, согласно которой у каждой школы будет свое лицо — атлет марки и уроженец конкретного региона, — продолжает он увлеченно. — Это будет не просто спортивная школа, талантливые дети из неблагополучных семей смогут жить там постоянно и получать стипендию. Это не очень денежный проект, но с точки зрения маркетинга он идеальный. И очень… — он запинается, но его глаза горят. — Идейный, понимаешь?

Я киваю и беру его ладонь в свои руки.

— Как тебе удалось уговорить Nike отдать проект тебе?

— Это было непросто, — говорит он, не скрывая гордости. — Им нужен был кто-то молодой, дерзкий, со свежими идеями. И они выбрали меня.

В этот момент и я не могу не испытывать гордости. Смотрю на Даню и словно открываю в нем новые грани, которые заставляют меня влюбляться в него сильнее, хотя еще утром мне казалось, что сильнее просто невозможно.

Когда приносят еду, он все еще рассказывает мне про проект. Очевидно, он так горит своими идеями, что невозможность поделиться ими со мной долгое время выливается в словесный поток, который продолжается уже двадцать минут. Даню я не перебиваю — слушаю, смотрю, недоумеваю, чем я могла заслужить появление такого удивительного и многогранного человека в своей жизни.

— Ладно, — произносит он, когда перед нами ставят десерты. — Хватит обо мне. Как прошел твой день?

— На философию я опоздала, — укоризненно говорю я, но улыбаюсь. — А еще, я позвонила Дарье Сергеевой, куратору галереи современного искусства. Помнишь, я говорила, что папа достал для меня контакты и настаивал, чтобы я связалась с этой девушкой?

— Да.

— Она хочет посмотреть мои работы и вообще поговорить, — бормочу немного смущенно, так как все еще не решаюсь показать Дане свое творчество.

— Ты умница, Мирослава, — он подается вперед, чтобы взять мою руку и целует ладонь. — Может быть, теперь ты и мне покажешь свои работы?

Его язык слегка касается кончика указательного пальца, и я чувствую, как кожу в этом месте начинает покалывать, а в животе разливается знакомое тепло, но сейчас я не могу сосредоточится на этих ощущениях.