Дакар Танир (городской госпиталь, г. Леонов).
День еще только занимает место уходящего летнего утра, но на улице уже жара — даже по моим, турианским, меркам! Каково же людям, а тем более азари — не хочу даже думать. Шумит климатическая установка, за соседним столом щёлкает клавишами Рэй — пишет работу по сравнительной травматологии разных рас. Я, хоть и считаюсь соавтором, но всю «бумажную» работу бессовестно свалил на неё. Ещё с флота у меня аллергия на «бумажные» дела, там-то не увильнёшь, раз положено, значит — сиди и пиши. Эту бумажную волокиту у людей переняли, нашим штабным, как говорят, очень понравилась то, что на любое движение есть «бумажка». Вот и пишет сейчас весь флот цидули на каждый чих, и даже «спектров» сейчас заставляют отчёты писать… докатились! Сижу, полирую когти на руках выпрошенной у Рэй маникюрной пилочкой. Надо ещё бесцветного лака попросить…
Пульт замигал жёлтой голограммой — тревога, несчастный случай с пострадавшим! Включаю связь: — Медслужба на связи, парамедик Танир! Что у вас случилось?
— Это Риэн! Дакар, у нас оборвался трос на переправе, и один из детей сильно ударился о камень, сейчас его вытащат, и нужна будет ваша помощь.
— Понял, вылетаем.
В интеркоме слышны разговоры, чьи-то детские голоса. В голове мысль: «Как может лопнуть двенадцатимиллиметровый полимерный трос? Им же челнок поднять можно!» Вспоминается утренний разговор с Наинэ, которая восторженным, но с нотками грусти, голосом сказала, что они идут домой. При этом на заднем плане детские голоса громко хором пели: «В Африке горы вот такой вышины». Эта незатейливая песенка уже разошлась по колонии и стала невероятно популярной среди любителей пеших походов. Из интеркома слышится громкий щелчок и полный ужаса детский крик: — Женька-а-а-а!
За ним кричит Риэн: — Дакар, лопнул второй трос, и Женька упала в реку! Богиня, вода же ледяная, и там пороги! Скорее, Дака-а-ар!
Внутри холодный ком страха, вскакиваю, стул улетает в угол, вижу напротив широко открытые глаза Рэй. Рука сама хлопает по голограмме красной тревоги. В громкоговорителе голос нашего пилота Вадика Добрякова: — Какую машину готовить, Дакар?
— Спасателя готовь! — уже на бегу кричу я. Коридоры, коридоры, рядом бежит Рэй. Духи, как же медленно открываются двери! Вбегаем в ангар, летун-спасатель уже висит в воздухе. Запрыгиваем.
— Куда? — голос Вадика.
— К подвесной переправе на Гремучке. Быстрей, Вадик, на максимальной!
Ветер ревёт в распахнутой двери летуна. Стою, держась за поручень, и вглядываюсь в туманную дымку над рекой впереди. Вот показалась переправа, около неё толпа детей вперемешку со взрослыми. Вижу адмирала, он машет мне рукой. Снижаемся.
— У неё коммуникатор на руке! — кричит дед. Его лицо серого цвета, все черты заострились. — Врубай пеленгатор, Дакар! Спаси её, сын! — киваю в ответ. Надеваю альпинистскую снарягу, подвесную заплечную систему для пострадавших, вытягиваю балку с лебёдкой, вытягиваю трос и цепляю к снаряге.
— Что там, Вадик?
— Вижу пеленг — два километра ниже по течению, без движения! Может, выбралась на берег?
— Снижайся и зависни над ней!
— Выполняю.
Идём по каньону, снизу торчат скалы, висит туман. Высота — метров тридцать до дна… трос-эвакуатор — двадцать метров. «Не достанем до дна! — бьётся в голове одна мысль. — Не достанем!»
— Пеленг прямо под нами, снижаюсь.
Дёргаю переключатель на лебёдке и, схватив чемоданчик, выпрыгиваю в проём. Гудит, разматываясь, трос, поверхность стремительно приближается… но вот падение замедлилось и вовсе остановилось. До речного мелководья метров девять, разобьюсь.
— Вадик! — кричу в гарнитуру. — Ниже!
— Некуда ниже! До скал меньше полуметра! Заденем — рухнем все!
— Вадик, надо ниже, надо! Там моя дочь!
— Дакар! Евгения Шепард — не твоя дочь!
— Вадик, она моя дочь, запомни! Давай ниже!
— Так это правда! Рэй, в ящике под сиденьем молоток, достань и выбей у лебёдки ограничитель! Метра полтора выиграем. И ещё, сними фиксатор с балки, она опустится, вот ещё метр!
Сверху слышны звуки ударов, и трос проседает метра на два с половиной.
— Вадик! Ещё метра три!
— Ну пиз… ща я вам покажу «чудеса на виражах»! Рэй, держись! Дакар, готовься!
Слышу, как громко завыл преобразователь на летуне. Подымаю голову и вижу, как он, встав набок, медленно опускается вниз между скал. В проеме видна Рэй с распахнутыми от страха глазами, из кокпита напряженно смотрит Вадим. Опускаю взгляд, до воды метров пять… четыре… бью по замку рукой и лечу вниз!
— Да-а-а, заебись! — летит из рации. Сверху слышится скрежет, сыпятся камни. Поднимаю голову и вижу наш летун, висящий на высоте. Весь правый борт блестит ободранным металлом.
— Рэй, на тебе другие пострадавшие, садитесь на полянку в паре километров ниже отсюда!
— Как же ты сам, Дакар?
— Я заберу дочь в подвесную и вспомню, чему меня учили в полку! Ждите меня на поляне!
Обхожу по мелководью большой камень и на узенькой полоске галечного пляжа вижу лежащую Женьку. На камнях буро-красная полоса, как будто она ползла по ним. Левая рука подвернута под тело, правая вытянута вперёд. Все видимые участки кожи покрыты синяками и порезами, футболка излохмачена, как будто её драл когтями Барсик. Всё это мелькает в моей голове, пока я подбегаю к ней. Внимательно осматриваю, ощупываю — нет критических повреждений! Переворачиваю, лицо в синяках, из носа течёт кровь. Она открывает глаза, они как будто выцвели, и похожи на два осколка зелёного стекла.
— Папка! Как ты меня нашёл? — шепчет дочь и теряет сознание. Руки и голова работают, как часы, по давно отработанной программе. Медсканер в инструметроне показывает множественные ушибы и порезы, сломаны три ребра, ушибы внутренних органов, сильнейшее переохлаждение и сенсорная перегрузка. Она что, колдовала? Делаю всё на автомате: накладываю фиксатор на рёбра, разодрав и выбросив остатки футболки, обрабатываю и заклеиваю фиксирующей плёночкой порезы. Снимаю подвесное и аккуратно укладываю её туда. Застёгиваю замки, подтягиваю ремни и надеваю подвес на спину. Дочь висит тряпочкой, привалившись головой к моей спине. Подхожу к обрыву, передо мной — тридцатиметровая, почти отвесная стена. В ботинках и перчатках не залезть. Снимаю и то, и другое, аккуратно ставлю рядом с чемоданчиком. Потом Толият достанет.
Лезу вверх, обдирая о камни руки и ломая когти. Один уже сломан, и крайний левый палец на правой руке почти бесполезен. До верха метров пять, подо мной двадцатипятиметровая пропасть, сорвусь — костей не соберём! Внезапно камень под левой рукой проворачивается и улетает вниз, правая скользит по гладкой поверхности выступа — чувствую, как скрипят когти по камню, но это не помогает мне удержатся. Становится страшно, но вдруг какая-то сила прижимает меня к скале и так же быстро исчезает. Закрепившись, поворачиваю голову и смотрю за спину, вижу спутанные волосы дочери, она без сознания, голова висит, на белой ткани моего уника появляются тёмные красные капли, стекая вниз, к ногам. Это придаёт мне силы, кажется, что на одном дыхании взлетаю наверх и переваливаюсь через край. Чуть отдышаться и бегом вниз, на поляну.
— Рэй! — кричу я в гарнитуру. — Рэ-эй, вы на месте?
— Да, Дак, ждём тебя!
— Рэй, свяжись с Даян. У неё такая-же группа крови, как у Женьки! Возможно, потребуется переливание, — говорю я и бегу так, как никогда не бегал.
Женька (Городской госпиталь, г. Леонов, два дня спустя).
Я стою на краю пропасти. Вокруг, насколько хватает взгляда, раскинулась ледяная пустыня. Лед, странного, голубовато-жёлтого цвета, был везде! У меня — не менее странный костюм… хотя, это скорее броня, судя по перчатке, которую я разглядела сквозь визор шлема. Левая рука висит плетью, и я её почти не чувствую, даже пошевелить толком не могу. За спиной, на льду, лежит корабль — он покорёжен и изломан, корпус лопнул посредине, и корабль сложился почти пополам. Вижу торчащие шпангоуты корпуса, висят пучки проводов, торчат лопнувшие трубопроводы. Видны помещения палуб. Наружная часть корпуса, странного, антрацитово-чёрного цвета, сейчас покрыта плавлеными ранами, кое-где толстенная на вид обшивка проплавлена насквозь. Я разворачиваюсь и бреду к обломкам корабля. Среди всякого мусора и перекрученных железяк стоит восьмиколёсный БТР, два передних колеса с моей стороны срезаны, как бритвой — видно торчащие элементы подвески с блестящим срезом. Подхожу к БТРу и нажимаю на светящийся зелёным светом небольшой кружок на броне. Кусок брони отходит и открывается, за ним видна плёнка силового поля. Я оборачиваюсь и снова оглядываю панораму ледяного мира, он страшно тих, и приходит понимание, что я здесь — одна, совсем одна!..