Думаю, главной и основной страной прошлого был Разак или Редаку, а Страна Предков во многом являлась просто варварским образованием на ее периферии, повторяющим более совершенную форму государства. Нечто вроде древних Китая и Японии, до тех пор, пока Редаку не пало под внутренними проблемами. Вполне возможно у Страны Предков имелись шансы заменить на местном Олимпе Разак, но появилась Кагуя — и история совершила любопытный поворот.

Опуская подробности, можно сказать, что держава Кагуи была эдакой вершиной территориального царства: с реальной богиней во главе, с тотальным контролем тел, разумов и душ жителей. Но потом началась битва матери с сыновьями, и общество почти откатилось к родовому гештальту, в чем-то повторяя судьбу Древней Греции во времена после падения Минойского царства, когда многие полисы в течении долгого времени не могли превзойти друг друга и были вынуждены сформировать античный западный мир, с его демократией, философией, школой, рынком, риторикой, соревновательным духом. Только здесь проявились свои особенности.

Государства после устранения Кагуи также не могли долгое время превзойти друг друга, но зато появились шиноби и привнесенная Хагоромо идеология ниншу. Возможно, он повлиял также на распространение некоего подобия буддизма. Цивилизация словно расслоилась. Государства продолжали строиться во многом по принципу территориальных царств. В них появлялись самураи и дайме, изначально реальные аналоги фараонов с настоящими сверхъестественными способностями, но в то же время начался рост нового искусства дипломатии, новой философии самураев, в чем-то напоминающей древнегреческие концепции риторики, и начали развиваться рынки вместо базаров, что дало толчок торговле. Однако вместе с этими государствами, рядом с ними продолжали жить те, для кого гештальт родовой культуры оказался удобным. Кланы шиноби.

На самом деле в обществе всегда остаются основы для возвращения к более раннему, примитивному образу жизни, но у шиноби родовая система позволяла развивать их кеккей генкай и хидендзюцу, она делала из шиноби собственно шиноби. Правда, они не вернулись к полноценным родовым общинам, но во многом их повторили. У ниндзя, как и у родовых общин, большую роль играет кровь, как часть кеккей генкай, как нечто священное, что передается от великого первопредка: Индры, Асуры и многих других титанов прошлого. Пролитие этой священной крови рождало кровную месть, что вылилось в Сенгоку Джидай. Как и роды, кланы шиноби поклонялись своим предкам, как Учиха в храме Нака или Узумаки в храмах Масок. Да, тотемы сменились на храмы, но многие обряды, например, Узумаки, связанные с масками, вообще повторяют какие-то шаманские ритуалы.

В общем, параллели с привычными мне историко-культурными процессами имелись, но появлялись и свои особенности. Например, из-за привнесенного Мудрецом Шести Путей собственного понимания Инь и Ян женщины у шиноби все-таки тоже люди, как и мужчины, а не разумные носители темной природной стихии, поэтому они и могут общаться с богами, иначе Акичи никогда б не светило стать каннаги.

И вот в это царство дикого востока я и попал. Тот, кто вырос в иной культуре. В принципе, жить мне это здесь не мешало, однако с появлением Сальмы мне пришло в голову, что моя культура может стать моим оружием. Не фосфор и фугасы, которые убивают тела, не горючий газ и хлеба, которые бьют по государствам, а идеи, которые поражают души и разумы. Многие из них вряд ли будут поняты кем-то, кто жил в том же обществе, что и я, но для местных — это нечто крайне непонятное, новое и революционное. Один бог будущего в разных ликах, для общения с которым не нужны храмы, который всегда с тобой, связь с которым строится не на родстве или законе, а на вере. И именно вера открывает путь в небеса, а не храмы, вера делает из спасающегося человека спасаемого. Линейность времени, вместо цикличности. Возможность и даже необратимость прерывания времени кризисами и катастрофами, как точками для подведения итогов, разграничивающими эпохи. Свобода воли и жертвование ею ради непостижимой высшей воли, в которую верят, а не которую осознают.

Еще больше изменений коснулось шиноби. Например, их работа, а миссии и задания — это именно работа, которая предполагает плату, сменилась служением, которое предполагает или не предполагает жалование. Может, это покажется мелочью, но это гораздо более революционная идея, чем объединение кланов в какурезато, которое по сути является лишь объединением родов в одно племя без изменения культурного гештальта, образа мышления и существования. Да и когда каждый человек — воин, то сама идея отделения воинствующего сословия от остального общества начинает размываться.

— Не вы мое оружие, Котоширо, но вы мои воины и оруженосцы, вы несете мое оружие. И это делает вас куда более опасными, — поведал я Узумаки выжимку из своих умозаключений, откровенно поленившись выдавать ему такие же лекции, какие мне приходилось пересказывать по несколько раз то дочери, то биджу. — А еще ты незаменимый владелец техники Летящего Бога Грома. Так что давай-ка поторопимся домой.

14 июня 47 года от начала Эпохи Какурезато

Уже второй год, как идет война. И уже примерно столько же времени я, в своем основном теле, не покидал Страны Звука более, чем на пару десятков километров. Полгода назад только в Коноху на встречу с Хокаге смог вырваться, и то это не такой далекий и долгий путь был: у Котоширо во многих местностях материка оставлены замаскированные дзюцушики, прыгая по которым, можно неплохо сократить путь. Однако на соседнем небольшом материке, скорее даже острове, так как он, вроде, даже чуть меньше Гренландии выходит, у Узумаки меток не было.

Этот остров, кстати, находился примерно на широтах Страны Молнии, но имел более благоприятный климат. И, как мне кажется, к главной причине этого не совсем понятного мне эффекта я сейчас и направлялся.

— Жарковато здесь становится, — заметил я, остановившись на удобной плоской скале.

Обветренная поверхность серого камня была неровной, изъеденной дождями. Обычный большой валун, возвышающийся над покрытым зеленой свежей травой горным лугом. Чуть ниже, цепляясь за неровный склон, росли лиственные кряжистые деревья, выше виднелись кривенькие сосенки. А вокруг камня только трава да небольшие кустарники. Не знаю, насколько это естественно, но, кажется мне, что причина такого распределения растений — в странной энергии, прячущейся за серой поверхностью скалы. Она словно гудела и была ощутимо теплой даже в этот летний день.

— Значит, мы приближаемся к Каензану, — появился возле меня Кайбье, подставив лицо ветерку, хоть немного смягчающему растущую температуру.

— Дальше будет только жарче, — это мне нашептала уже Тагицухиме. — Над деревьями уже виднеется зарево с ее вершины.

Посмотрев вверх, я и в самом деле смог заметить нечто похожее. Хотя еще раннее утро, вершины гор были ярко освещены косыми лучами солнца, так что свет солнца затмевал иные источники света, но над деревьями все-таки можно было различить далекое марево, и в тени голых каменных пиков мелькали рыжие блики. Не зарево, но явный намек на наличие впереди мощного источника тепла и открытого источника огня.

— Что ж, это чудесно, — кивнув, ответил я и змее, и некомате, — значит, у нас есть все шансы успеть за сегодня сделать сразу два великих дела.

— Я бы на это не рассчитывала, — проворчала Тагорихиме. — Хотя у тебя, может, и получится.

— Приятно, что ты в меня веришь, — немного удивленный таким замечанием сказал я.

— Я верю в то, что ты владеешь странной способностью дурить людей и зверей.

— Не все то дурость, что ты не понимаешь, — хмыкнув, ответил я, после чего приказал двигаться дальше.

Сейчас со мной были только некомата, несколько его котов да три ездящих на мне нахлебницы. Немного непривычно с ними путешествовать, но в том месте, в которое я направляюсь, лишних людей при себе лучше не иметь. Там людям, как мне сказали, не рады. Хотя это вообще характерная черта для мест обитания разумных животных этого мира.