Нет, у них тут на островах реально своя атмосфера. Шарахаются от шиноби из клана Теруми, которые выглядят как нормальные люди, но принимают всяких Хозуки, Хошигаки и Хебиичиго, как будто у этих кланов нет кеккей генкай. Хотя Хозуки хитрецы те еще, они свой улучшенный геном назвали хиденом. Может, отчасти это и так. Гидратация может быть и ниндзюцу пока. У Ибури способность в дым превращаться тоже когда-то была секретной техникой. На самом деле, и у Ибури, и у Хозуки, и еще у некоторых других кланов — все их уникальные способности произошли от одного генома, позволяющего манипулировать собственными телами чуть ли не на молекулярном уровне. У Ибури этот геном просто мутировал, Хозуки могут стимулировать его с помощью техники, а некоторые могут сливаться вместе, как Сакон и Укон.

По крайней мере, такая у меня гипотеза, которую пока исследования подтверждают. Надо бы как раз еще у Хозуки генетический материал собрать, а то они редко мне попадаются.

— Не надо меня есть! — испуганный писк Сангецу прозвучал как раз тогда, когда я придумывал схему передачи образцов в Ото. — От тебя я такого, Кёда, не ожидала!

— Да даже не думал я тебя есть! — сплюнув от досады, заверил я. — Хватит чушь всякую нести, Кисаме. Она ж верит.

— Пусть верит, — довольно рассмеялся Хошигаки. — Ее для этого с собой Мугецу и взял же.

— Не знаю я, зачем капитану приспичило с собой дочь брать, — проворчал я. — И как раз хотел узнать.

— Да чего тут гадать? — удивился было Хошигаки, но сам себе все быстро объяснил: — А, ты ж Юки. Вы, Покоренные, в Академии через одно место учитесь же… Мугецу хотел ее подучить людей резать, чтоб экзамен прошла без проблем. В Таке это можно под присмотром сделать и с пользой для дела. Сейчас с этой реабилитацией больше всяких Юки в подворотнях подрезать безнаказанно не всегда получается.

— Мне кажется, или ты нарываешься? — прищурившись, посмотрел я на этого остряка.

— Акулы едят своих братьев и сестер еще в утробе матери. Потому часто с самого рождения для них все вокруг — добыча. Мы теперь, вроде как, в одной команде. Так что берегись… меня, — посмеиваясь, со странным хищным добродушием ответил Хошигаки.

Где-то я эту его присказку уже слышал. Похоже, она ему по наследству от родителей передалась, вместо основных моральных норм. Может, она от рода Хошигаки и на все Киригакуре распространилась, потому что шиноби Тумана живут согласно схожим принципам. И хоть я прожил в Кири не так много времени, но его жители, мягко говоря, смогли меня неприятно удивить. Представлять жизнь на островах по слухам и рассказам — это одно, но окунуться в нее самому оказалось мерзко. Настолько, что я решил, что Туману не повредит серьезная встряска.

Я хоть и считаюсь некоторыми людьми богом, но сам стараюсь возвеличиванию самого себя не поддаваться. И обычно не считаю, что имею какое-то моральное право насильственно менять чью-то жизнь по своему усмотрению, однако в случае с Кири я все-таки удержаться не смог.

Когда я впервые решил разослать своих клонов по скрытым деревням, то узнал от шпионов в Стране Воды о планах Мизукаге создать новое подразделение из шиноби с кеккей генкай. Для этого он амнистировал всех людей с улучшенными геномами, запретив их дискриминацию по самому факту своего рождения, и объявил среди них набор в новый отряд. Причем к набору допускали практически всех людей подходящего возраста, не особо тщательно исследуя прошлое кандидатов. Имея в приемных дочерях бывшую Юки, мне представлялось несложным самому представиться членом этого клана и влиться в систему Кири.

Юным шиноби, дерзнувшим попытать судьбу и примкнуть к селению Тумана обещали не только амнистию и вступление в касту Покоренных, но и возможность подняться по социальной лестнице Кири и со временем даже стать вровень с такими небожителями, как Хозуки и Каратачи. Вот только после набора начался отбор. Мест в новообразованном отряде было семь, а набрали кандидатов в него больше сотни… И мне пришлось убивать детей. Даже несмотря на то, что в итоге сформировали несколько групп, и из сотни детей и подростков в живых осталось больше семи, но мне все равно по прихоти кирининов пришлось лишить жизни многих.

Пришлось — это, конечно, сильно сказано. Я имел возможность проиграть, терял-то я при этом не жизнь, а всего лишь одного из клонов. Однако утрата мною клона не спасла бы жизни других детей, а я бы потерял возможность внедриться в Кири. Я мог бы взбунтоваться и попытаться перебить экзаменаторов, но это привело бы только к смерти вообще всех детей и новому витку страха перед «мутантами» в Кири.

Я оказался в паршивой ситуации, сильно меня возмутившей. Уйти и забыть о случившемся — слишком лицемерно и по-ханжески. Уйти, чтобы вернуться и всех принудить к правильному типу поведения — нерационально, логичнее и проще действовать изнутри, у Ото пока просто мизерные шансы противостоять Кири один на один. Остаться — поступиться своими принципами. Пусть дети шиноби в Стране Воды частенько являются просто моральными выродками, в них взращивается жестокость и приятие насилия, но такая деформация психики детей меня возмущала тоже. У нее ведь есть причины, устранить которые мне сильно захотелось.

— На этом острове мы и в самом деле станем поедающими друг друга акулятами, — мрачно высказался Кисаме, в сердцах пнув подвернувшуюся под ногу гальку.

— Всегда можно наловить морских ежей и моллюсков. Их здесь должно быть много, — присев на гладкий гранитный валун и изображая усталость, заметил я.

— Здесь и нерпы должны быть! — недовольно буркнул Хошигаки. — А от них только кости. Хоть их вари.

— Нельзя кушать нерп! — снова пискнула Сангецу. — Здесь есть брусника. Вкусная!

— Если нет морских тварей, то водоросли точно есть, — кивнув на море, поверхность которого была устлана мясистыми стеблями зеленовато-бурого цвета. — И брусника, конечно, тоже есть.

— Травоядные! — презрительно процедил в ответ Кисаме.

Ну, его можно понять. Неделю питаться солониной и сухарями, далеко не самыми изысканными блюдами, а теперь иметь все шансы лишиться и этого сомнительного счастья — даже мне становится грустно. Перетертые в пюре водоросли типа ламинарии в Стране Воды блюдо местами национальное, но питаются ими бедняки и отнюдь не из-за выдающихся вкусовых качеств данного деликатеса. Несколько горстей брусники с такими перспективами по диете совсем слабое утешение. Тем более, чтобы до нее добраться, нужно будет продираться сквозь заросли ольховника и папоротника.

Мы прошли уже больше половины острова по побережью, и почти везде нам встречались заросли кустарника. Куда не кинь взгляд, ни одного нормального деревца. Пейзаж сменился только сейчас, когда мы вышли на северную оконечность острова. Здесь нам встретилось ровное побережье и на несколько сотен метров уходящую вглубь острова по пологому скату сопки пустошь. Похоже, очередным цунами здесь просто смело всю растительность и сейчас имелись только поросшие разнотравьем луга. Или сель с сопки сошел во время сезона дождей?

Хотя не так уж это принципиально. Главное, здесь не было ни деревьев, ни еды. Даже с водой проблемы, пока ни одного ручья нам не встретилось. Может, в глубине острова есть озерца с дождевой водой, но поди их найди. Проще морскую воду опреснять, силы на это пока есть.

И все-таки странный этот остров.

— Мы же близко к Пути Молчания? — припомнив карту, спросил я у Кисаме. — Может, Забуза ошибся и мы севернее — почти на нем?

— Да не, тогда здесь бы и растений не было, — хмуро отверг мое предположение Хошигаки.

— Жаль, хорошее объяснение было бы.

— Хорошее? — расхохотался Кисаме. — Ничерта в нем хорошего нет! Если мы попадем на Путь Молчания и не войдем в течение, то нам конец. И ничего хорошего в этом нет.

Я не был бы так категоричен, но в чем-то Хошигаки прав. Этот Путь Молчания — странная и непонятная мне аномалия в море южнее Страны Молний, проходит по границе Страны Воды. Это, собственно, и есть ее естественная граница. Участок океана, протяженный архипелаг севернее основных островов Страны Воды, где находится какая-то чакро-магнитная аномалия, из-за которой всякая живность отказывается там селиться и напрочь отсутствуют воздушные потоки и морские течения, кроме одного, по которому и ходят корабли. Ни за что не поверил бы в существование этого места, если бы не пришлось несколько раз по нему пройти во время миссий по охране торговых судов.