Отсчет дней до Рождества возник у немецких лютеран в начале XIX столетия. Поначалу верующие каждый день либо зажигали свечу, либо зачеркивали на доске очередную дату. В 1850-х гг. дети в Германии начали рисовать собственные самодельные календари Рождественского поста. Так продолжалось до 1908 г. – года, когда Герхард Ланг (1881–1974), совладелец маленькой издательской фирмы «Райхгольд унд Ланг», поставил дело на коммерческую основу. Первый календарь Адвента фабричного производства представлял собой картонку, к которой прилагался пакетик с двадцатью четырьмя маленькими картинками, их нужно было наклеивать по одной в каждый день рождественского сезона.

Поскольку выпускать разное количество стикеров каждый год было не очень удобно. Адвент приобрел стандартную длительность – двадцать четыре дня; тогда же зародилась традиция начинать рождественский календарь 1 декабря. С 1920 г. Ланг стал выпускать календари с окошками, за которыми скрывался сюрприз, и изобретение немца разошлось по Европе. Известно оно было под именем «Мюнхенский рождественский календарь».

Бизнес Ланга рухнул в 1930-х (не в последнюю очередь благодаря ассоциации Мюнхена с Гитлером), однако после войны, в 1946 г., другой немецкий издатель, Рихард Зеллмер из Штутгарта, возродил идею календарей. Свои маркетинговые усилия он направил на США, создав благотворительный фонд при поддержке президента Эйзенхауэра и его семьи. В 1953 г. он оформил американский патент, и календарь тут же приобрел всеобщий успех, а сам Зеллмер – титул «генерального секретаря Деда Мороза». Его компания по сей день выпускает миллион календарей в год в двадцати пяти странах. Первые же календари Адвента с шоколадками были выпущены компанией «Кэдбери» в 1958 г.

Слово «Адвент» происходит от латинского adventus, что значит «приход», и изначально предполагалось как период поста и размышлений при подготовке к празднику Рождества.

Тем не менее Адвент часто начинается с бурного празднования Дня св. Андрея 30 ноября. С ним связано немало традиций: школьники запирают дверь в класс и не пускают учителей, повсюду устраиваются охоты на белок и маскарады. В одном из отчетов за 1851 г. описывается, как «женщины расхаживают по улицам в мужской одежде, тогда как мужчины и мальчики переодеваются в женские платья, ходят друг к другу в гости и пьют горячее бузинное вино, без которого нельзя представить себе это время».

Сорок шесть. Или сорок четыре – если вы католик.

Великий пост длится с полудня Дня покаяния до полуночи Страстной (или Великой) субботы – дня накануне Светлого воскресенья. У католиков он заканчивается на два дня раньше – в полночь Великого (или Страстного) четверга. «Сорок дней» Великого поста ознаменовывают те сорок дней, что Иисус (а до него Моисей) провел в пустыне за молитвами и постом, однако воскресенья в расчет не идут, поскольку по воскресеньям поститься не полагается.

Официально Великий пост называют «четыредесятницей», по-латински quadragesima, т. е. «сороковой». В позднем Средневековье, когда священники Британии пользовались английским вместо латыни, они придумали простое, но емкое и вполне уместное слово-заменитель – Lent, каковое в те времена означало просто «весна» и было связано с «удлинением» (англ. lengthening) светового дня.

Причина, почему пост и покаяние приостанавливаются в те шесть воскресных дней, что выпадают на Великий пост, заключается в том, что дни эти считаются своего рода праздничной дегустацией перед Пасхой – главнейшим праздником богослужебного года.

Кто-то назовет это слабоволием или может сказать, что это противоречит духу самой идеи, однако условия Великого поста всегда рассматривались как «подлежащие обсуждению». Даже в VI веке, когда папа Григорий Великий впервые высказал мысль об отказе от мяса, молока, сыра, масла и яиц на все «сорок дней» Великого поста, его слова толковались весьма и весьма широко. Так, кельтская Церковь рекомендовала поститься в течение дня, но не отказывать себе ни в хлебе, ни в яйцах, ни в молоке за вечерней трапезой. В Англии X века архиепископ Элфрик, сторонник жестких мер, пошел по другому пути: помимо всего прочего, запретить секс, драки и рыбу.

Вообще говоря, рыба всегда была «спасительницей» в Великий пост. Генрих VIII всецело поощрял ее потребление для поддержки рыбного хозяйства страны. И по мере того как голодные христиане разносили Благую весть по дальним краям, понятие «рыба» удивительным образом расширяло свои границы. В разное время «рыбой» официально считали ондатр, бобров и морских уточек; как, впрочем, и капибар – самых крупных среди современных грызунов, эдаких гигантских морских свинок из Южной Америки, способных, нырнув, оставаться под водой целых пять минут. В сегодняшней Венесуэле водосвинка-капибара – главное блюдо великопостных торжеств. Возможно, из-за всех этих сомнительных махинаций – или в силу того, что пост предполагал не меньшую по размаху противоположность (пир), – пуритане в 1645 г. упразднили Великий пост вообще.

Пасха – «праздник переходящий» и рассчитывается по сложной формуле, на согласование которой у Церкви ушли века. Пасха передвигается вперед-назад, поскольку должна выпадать на воскресенье, но никогда не должна совпасть с еврейским Песахом[79], обесчестившим себя распятием Сына Божия в этот день. Для Пасхи существует всего тридцать пять возможных дат. Самая ранняя из них – 22 марта, в последний раз выпадавшая в 1818 г.; в следующий раз Пасха выпадет на 22 марта лишь в 2285 г. Самая же поздняя дата для католической Пасхи – 25 апреля; в последний раз это произошло в 1943 г. и не случится более до 2038 г. Вся последовательность повторяется каждые 5,7 миллиона лет.

Кто-то скажет, что было бы проще установить одну фиксированную дату. По крайней мере, кондитерская промышленность обеими руками «за» – ведь 10 % годовых продаж шоколада в Соединенном Королевстве приходится на предпасхальные дни. Еще в 1920-х гг. кондитеры с успехом пролоббировали в парламенте закон о том, чтобы за Пасхой была жестко закреплена одна конкретная дата – первое воскресенье после второй субботы апреля. Был принят даже отдельный «Пасхальный акт» (1928), но, несмотря на одобрение обеих главных Церквей страны, в силу он так и не вступил. Никто не знает почему.

В целом, весьма положительно.

В 1860 г., после публикации «О происхождении видов», в Оксфордском университете состоялся диспут между Сэмюэлем Уилберфорсом, епископом Лондонским, и одним из самых пылких сторонников теории эволюции, Томасом Генри Хаксли (известным как «цепной пес Дарвина»), В ходе дискуссии Уилберфорс саркастически осведомился у Хаксли, по какой линии – бабки или деда – тот ведет свое происхождение от обезьяны[80]. Но, откровенно говоря, это не типичный пример реакции Церкви Англии.

Господствующей тенденцией в среде библейских умов XIX века было считать Священное Писание больше историческим документом, подкрепленным археологическими данными, нежели реальным Словом Господним. В результате многие высокопоставленные англиканцы Викторианской эпохи относились к Библии так же, как и придерживающиеся умеренных взглядов наши современ-ники-христиане, – как к сборнику метафор, а не как к буквальной летописи.

В том же году, когда происходил пресловутый диспут, директор Рагби-скул[81], а позднее архиепископ Кентерберийский Фредерик Темпл произнес проповедь, превозносящую Дарвина. Ученые могут приводить сколь угодно много законов Вселенной, объявил он, но «перст Божий» будет в каждом из них. Влиятельный писатель и проповедник преподобный Чарльз Кингсли также искренне поздравил Дарвина. «Это даже лучше, чем сотворить мир, – писал Кингсли в своем письме к Дарвину. – Бог сотворяет так, что мир сам сотворяет себя!»