К 12 часам подразделения 150-й дивизии заняли здесь исходное положение для решающего штурма. Однако сильнейший огонь врага прижал наши роты к земле. Связь с выдвинутыми вперед подразделениями почти прекратилась. Огневой налет все более усиливался, обстановка осложнялась. Всюду рвались снаряды, все вокруг горело. Был полдень, но нам казалось, что бой шел в вечерних сумерках. Кто-то потом говорил, что этот день в Берлине был солнечным, а мы удивлялись, потому что совсем не видели солнца, ни один луч его не мог пробиться сквозь дым.

Спустя какое-то время на площади перед рейхстагом наступило относительное затишье. Длилось оно примерно час. Затем наша артиллерия вновь открыла мощный огонь по рейхстагу. Орудия, переправленные на южный берег Шпрее, танки, самоходные орудия и гвардейские минометы вели огонь прямой наводкой. Всего в штурме участвовало 89 орудий, в том числе 152-миллиметровые и 203-миллиметровые гаубицы. Артиллерия, остававшаяся на северном берегу, также перенесла свой огонь сюда. Над рейхстагом и вокруг него стояло сплошное облако дыма и пыли. Нашему батальону, а также первым батальонам 674-го и 380-го полков, было приказано вновь начать штурм.

В моем резерве находилась рота старшего сержанта Ильи Сьянова. Она располагалась в «доме Гиммлера». Вызываю Сьянова, ставлю ему задачу: прорваться в рейхстаг. Кроме того, приказываю по пути следования поднять в атаку и увлечь за собой разрозненные группы батальона, которые залегли на площади.

У бывалого воина глаза загорелись. Не только ему — каждому в роте хотелось первым оказаться в рейхстаге.

— Товарищ капитан, — обратился ко мне сержант Ищанов, — разрешите моему отделению первым ворваться в рейхстаг.

— Почему это ты должен быть первым? — перебил его сержант Гусев. — А нам разве нельзя?

— Все там будем, — успокоил Сьянов.

Через окна подвального этажа «дома Гиммлера» рота Ильи Сьянова выбралась наружу и устремилась вперед. Огонь нашей артиллерии надежно прикрывал наступающих. От воронки к воронке, через рвы и завалы, по-пластунски преодолевая открытые места, бойцы роты достигли середины площади. К ним присоединились солдаты, которые залегли на Кёнигсплаце после первой атаки, и бойцы батальона капитана Давыдова.

В это время от полковника Зинченко в мое распоряжение прибыли полковые разведчики — старший сержант Иванов, сержант Михаил Егоров и младший сержант Мелитон Кантария со знаменем Военного совета 3-й ударной армии. Я направил их в роту Сьянова.

У центрального подъезда рейхстага наступающих встретил огненный ливень. Гитлеровцы стреляли из всех окон. Лишь стремительный рывок вперед спас роту. В двери, в проломы стен полетели гранаты, следом в здание врывались бойцы. На широкой лестнице, ведущей в рейхстаг, появились Пятницкий, Прыгунов, Якимович, Щербина, многие другие солдаты…

Внутри рейхстага ожесточенный бой шел за каждый этаж. Укрываясь от огня противника, автоматными очередями и гранатами бойцы прокладывали себе путь. Метр за метром, комнату за комнатой, постепенно очистили первый этаж. Значительную часть вражеского гарнизона загнали в подвальные помещения, другие защитники рейхстага отступили на верхние этажи. Ожесточенные схватки завязывались на лестничных клетках, от разрывов фаустпатронов и гранат в комнатах возникали пожары, пламя и дым выкуривали врага.

Тем временем Егоров и Кантария, прокладывая себе путь гранатами, по полуразрушенной лестнице пробивались со знаменем вверх (третьего разведчика с ними, увы, уже не было — старший сержант Иванов был смертельно ранен у входа в рейхстаг). Два этажа проскочили сравнительно легко, но дальше получилась задержка: лестничные марши выше оказались разрушенными, сверху строчил вражеский пулемет.

В 14 часов 25 минут разведчики установили знамя в окне второго этажа и спустились вниз, чтобы доложить мне сложившуюся обстановку. Я организовал группу для сопровождения знаменосцев, возглавил которую лейтенант Алексей Берест, заместитель командира батальона по политической части. В эту группу целиком вошло отделение сержанта Щербины.

На втором этаже группа Береста вступила в бой с вражескими автоматчиками и уничтожила их. Впереди ее ждали такие же схватки. Шаг за шагом, ступенька за ступенькой, преодолевая яростное сопротивление гитлеровцев, бойцы пробивались к цели, пока не поднялись на крышу.

В 22 часа 50 минут 30 апреля Егоров и Кантария укрепили знамя на куполе рейхстага. Советское Красное знамя реяло над столицей Германии, возвещая нашу победу!

Между тем бой в рейхстаге не прекращался. Основные силы вражеского гарнизона, как уже было сказано, укрылись в подвальных помещениях. Отдельные группы немецких солдат и офицеров просачивались на первый этаж и выше, стреляли, пытаясь поднять панику, поджигали помещения и снова прятались в подвале. Особенно яростную вылазку они предприняли утром 1 мая. После обстрела фаустпатронами в рейхстаге возник сильный пожар. Огонь и дым теснили нас к выходу, но мы продолжали вести бой. Случайно обнаружив пролом в стене, мы выбрались из зоны пожара и оказались в тылу у фашистов, вылезших из подвала. Наше неожиданное появление так ошеломило гитлеровцев, что они, даже не открыв огня, бросились обратно в свое подземелье.

В стане противника началась паника, и я решил, что это подходящий момент, чтобы предложить ему капитулировать. Для переговоров с командованием гарнизона, оборонявшего рейхстаг, послал рядового Прыгунова, который знал немецкий язык. Через двадцать минут солдат вернулся с ответом: немецкое командование согласно вести переговоры, но лишь со старшим офицером.

Кого же подобрать для этой роли? Взгляд остановился на мощной фигуре лейтенанта Береста.

— Слушай, — говорю, — ты никогда не мечтал стать дипломатом?

— И в голову не приходило, — отвечает Берест.

— Придется побыть. — И объясняю свой план: — Немцы желают разговаривать с человеком представительным. А лучше твоей кандидатуры нам, конечно, не найти. Так что умывайся, брейся, переодевайся, — и пошли.

Для переговоров составили группу из трех человек: Берест — во главе, я — в качестве его адъютанта, Прыгунов — переводчик. Неофициальным представителем — с пулеметом — стал лейтенант Герасимов.

Спустились в подземелье. Навстречу нам вышли два немецких офицера и переводчик. За их спинами тоже виднелся пулемет.

Переговоры начал Берест.

— Ваше сопротивление бессмысленно, — заявил он. — Предлагаем сдаться в плен. Гарантируем всему гарнизону жизнь.

Немецкие парламентеры в ответ:

— Мы согласны сдаться, но с одним условием: через ваши боевые порядки мы не пойдем. Отведите свои подразделения, тогда мы выйдем из подземелья и сдадимся.

Хитрый ход. Мы сразу его разгадали. Пойти на такой шаг — значило отдать врагу выгодные позиции. Берест решительно отверг выдвинутое условие и снова предложил немцам капитулировать. Они обещали дать ответ через двадцать минут. Мы покинули подземелье. Это было в 2 часа ночи 2 мая.

Прошло два часа. Ответа из подземелья не поступало. За это время мы основательно пополнились боеприпасами, получили патроны, гранаты, впервые за два дня нам принесли горячую пищу.

В пятом часу начали атаковать противника. Сначала забросали проход в их логово гранатами, а затем мелкими группами проникли в подвал. Вскоре в коридорах стали появляться группы немецких солдат и офицеров с белыми флагами. Я приказал прекратить огонь. Появился уже знакомый нам офицер и вручил Бересту приказ коменданта рейхстага войскам о сдаче в плен. Утром колонна пленных потянулась из подземелья.

Так на рассвете 2 мая капитулировали остатки гарнизона рейхстага, а вслед за ними — и всего Берлина.

Вскоре к рейхстагу стали стекаться советские воины из других частей и соединений: полков, дивизий, армий, фронтов. Каждому бойцу хотелось увидеть вблизи Знамя Победы, побывать в рейхстаге, расписаться на его изрешеченной снарядами и пулями стене.