Гвардейцы со дня на день ждали приказа о новом наступлении. Работы разведчикам было хоть отбавляй. Хаев успел уже сходить в поиск с недавно прибывшим командиром взвода — младшим лейтенантом Ревиным, когда из госпиталя вернулся наконец «подремонтированный» Иван Пикалов. Не успели друзья отпраздновать встречу, как тут же группу опять, уже в третий раз, решили забросить в немецкий тыл…

Выходить из тыла на этот раз не пришлось. Армия, в состав которой входила их дивизия, перешла в решительное наступление, и линия фронта пронеслась над разведчиками, укрывшимися в непроходимом лесном болоте. Восемнадцать дней продолжался этот рейд — последний на родной земле. Освободив Брест, дивизия, награжденная за этот подвиг орденом Красного Знамени, перешла государственную границу СССР и двинулась дальше на запад, неся освобождение порабощенным народам Европы. А грудь отважного разведчика Георгия Хаева украсила еще одна серебряная звезда — орден Славы 2-й степени.

Было это уже на вражеской земле. Как-то сидели разведчики возле аккуратного домика под красной черепицей. Штаб, возле которого пребывала разведрота, оказался в глубоком тылу. Правда, позади еще находились окруженные гитлеровцы, но им больше ничего не оставалось, как сдаваться…

— Гляди! — толкнул в бок приятеля Иван и вскочил на ноги.

Георгий посмотрел в указанном направлении и — обомлел: прямиком через поле на их деревню валом валили солдаты в грязно-зеленых шинелях. Вот так же, в рост, не залегая, напившись для храбрости, шли гитлеровцы в атаку в сорок первом. Тогда их вели вперед безудержное «арийское» чванство, наглость, сознание безнаказанности «непобедимой» германской армии. Теперь их гнал животный страх, чувство обреченности…

— Тревога!!!

К оружию бросились все: от генерала до повара. Связисты, саперы, зенитчики, хозяйственники — каждый схватил автомат или пулемет. Встретив мощный огневой заслон, фашисты стали обтекать деревню.

А бой и вправду был жаркий. Несмотря на огромное превосходство в силах, гитлеровцам так и не удалось прорваться через деревню, занимаемую штабом. Окрестности покрылись телами убитых. Оставшиеся в живых стали бросать оружие и поднимать руки. Горстка храбрецов взяла около 600 пленных!

Дивизия громила фашистов уже за Одером, когда Хаеву за бой под Торном вручили орден Славы 1-й степени.

— Хоть и с запозданием, — сказал начальник штаба полковник Стратоницкий, — но рад вручить вам заслуженную награду. Теперь вы у нас первый полный кавалер этого ордена. Да, кстати, еще и старшинские погоны доставайте: вам присвоено это звание!

Светлый День Победы, а заодно и свой двадцать второй день рождения Георгий отметил возле Эльбы, где его дивизия встретилась с союзными английскими войсками.

Николай Троицкий. Спасибо, доктор!

Впервые к военной судьбе известного в Кузбассе хирурга Степана Васильевича Беляева я прикоснулся много лет назад. Тогда он, ровесник века, по возрасту годился мне в отцы. А поводом для журналистского знакомства с Беляевым стал орден Красной Звезды, которым он был награжден как… партизанский разведчик. Для всех это было неожиданным.

Давно уже нет Степана Васильевича, и теперь автор очерка о докторе старше своего героя. Мне, раненному в сорок первом, спасенному, как и многие мои побратимы-воины, врачом-тружеником, хочется рассказать о человеке, поднявшем на ноги тысячи.

Помнят Беляева фронтовые и партизанские товарищи, раненые, которых он спас, жители деревень в фашистском тылу, которых лечил. Добрым словом вспоминают и в Кузбассе. Здесь его стараниями создана больница, мединститут, где он был первым ректором…

…Сформированная в Томске 166-я стрелковая дивизия, в медсанбате которой служил Беляев, в июле 1941 года прибыла под Ельню и влилась в девятнадцатую армию.

Только развернули медсанбат, как привезли раненых. Первым на стол к Беляеву попал летчик с перебитыми ногами. Беляев сам видел, как он на своем тупоносом «ястребке» вступил в бой с семью немецкими самолетами. Два из них сбил, а самому пришлось выпрыгнуть из горящей машины. Немцы устроили «карусель», расстреливая беззащитного парашютиста.

Многие сотни раненых за годы войны прооперировал Беляев. Но первые запомнились на всю жизнь: этот летчик с перебитыми ногами; потом майор Войцеховский — тот, что вызвал огонь артиллерии на себя, когда его командный пункт окружили немцы; комсомолец Ваня Портянкин, вступивший в единоборство с фашистским танком. Спасти Ваню не удалось, но на том рубеже, где встали насмерть он и его товарищи, немецкие танки не прошли…

В августе в дивизию приезжали Михаил Шолохов, Александр Фадеев; был с ними корреспондент армейской газеты. Он и написал о Беляеве, в частности, о том, как врач вместе с санитаром задержал двух немецких диверсантов-парашютистов. Перед строем личного состава медсанбата был зачитан приказ командира дивизии о представлении военврача Беляева к ордену Красной Звезды. Но награду он не получил…

Девятнадцатая армия вела тяжелые бои в окружении, сковала большие силы врага, что позволило развернуть свежие части на подступах к столице. Но вражеское кольцо вокруг армии сжималось все туже. Остатки 166-й дивизии пытались прорваться с боем…

Ко всему готовил себя Беляев. Только не к плену. И когда там, в осеннем лесочке, понял, что не вырваться, первой была мысль о смерти. Но он тут же взял себя в руки: «Не спеши, доктор, ты еще раненым да и здоровым нужен…»

В Смоленске немцы отправили раненых в госпиталь, а остальных погрузили в эшелон. Везли больше трех суток. В набитых битком товарных вагонах людям приходилось стоять. Наконец эшелон остановился, началась разгрузка. На уцелевшем здании маленького вокзальчика Беляев прочитал: «Боровуха-1».

Всех выстроили на плацу. Обыскали, отобрали все, что представляло какую-то ценность. Немец что-то буркнул через плечо и ушел. Обращаясь к пленным, переводчик спросил:

— Есть среди вас хирурги?

Беляев подтолкнул молодого врача из Томска Костю Шадурского, и они вместе шагнули вперед.

Пленный военврач, оказавшийся старшим врачом лагерной санчасти, назвался Сергеем Мельником. С ним был переводчик — доктор Ага…

И непосвященные люди с первых дней пребывания в «Боровухе-1» поняли, что здесь, в лагере, немцы организовали массовое истребление военнопленных. Опытный врач Беляев увидел это тем более отчетливо. Санчасть регистрировала сотни умерших от голода, тифа, дизентерии и других болезней. Холод, ужасная антисанитария увеличивали смертность.

В конце октября Беляев был назначен заместителем старшего врача санчасти. Старался сделать все, чтобы сократить смертность. До изнеможения работал в операционной. За территорией лагеря, в помещении бывшей школы, организовал тифозный барак. В начале ноября и сам туда угодил: упал без сознания во время операции. Пролежал в бараке недолго. Как только спала температура, поднялся и, хотя от слабости темнело в глазах, сказал себе: «Раз на своих ногах стоим, значит, еще повоюем…» Весил тогда всего 46 килограммов.

В тот день, когда Беляев вернулся в санчасть, исчез из лагеря доктор Мельник. Куда — никто не знал. Старшим врачом-обер-артцем был назначен Беляев.

И вот первый рапорт врачу комендатуры Хорсту Фельгенхауэру. По заведенному порядку Беляев и переводчик санчасти доктор Ага стояли у порога, а немец сидел в глубине комнаты. Мальчишка, вероятно только что окончивший курс, он и этим хотел подчеркнуть свое превосходство.

Перелистав тетрадь, где регистрировались умершие, Фельгенхауэр вскочил и швырнул ее Беляеву в лицо:

— Пневмония, тиф, дизентерия! Это ложь! Что вы пишете? Русские свиньи поголовно заражены туберкулезом и мрут как мухи. К тому же вы плохо лечите своих соотечественников, обер-артц!

Сдерживая возмущение, Беляев попросил перевести, что долг врача требует от него писать правду и только правду. Что же касается лечения, то он, Беляев, имеет следующие предложения: во-первых, организовать санобработку — шинели на людях живые от вшей; во-вторых, утеплить помещения; в-третьих, улучшить питание.