Когда проводила мужа на фронт, алели рассветы для нее без радости, гасли вечера без встреч, дни и ночи наполнялись тревогой за мужа, за судьбу Родины. Из этого оцепенения выводили тяжелый физический труд и надежда. Знала, что надежда уходит из жизни последней.

А между тем фронтовая вьюга закружила письма мужа с фронта: ни весточки, ни адресочка. Где он? Жив ли? Тишина.

Горе Анну валило с ног, но работу она не бросала. Именно в ежедневной работе, порой черной, изнуряющей, среди таких же людей, среди женщин, покрытых черными платками, Анна находила спасение, забвение, утешение. Люди ценили Анну Юрасову за труд:

— Для нашей солдатки — все работы сладки.

Сама Анна так говорила:

— Одна у нас теперь беда — война. Одна и радость будет на всех — победа. А для этого стоит и жить, и трудиться день и ночь.

А наедине с собой звучал мотив песни: «Жди меня, и я вернусь…» И грустно, и обнадеживающе становилось на душе, и по ночам она прислушивалась к каждому шороху, ждала мужа и победу. Победа пришла. Пришло и черное письмо: «Ваш муж пропал без вести».

А кругом зарождалась новая, послепобедная жизнь. Анне нужна была такая работа, которая вывела бы ее из оцепенения. «Пропал без вести — это же не убит. Может, откликнется, напишет, вернется. Надо только ждать и ждать…»

Анна ждала от мужа весточки. И чтобы быть ближе к письмам, первой прикасаться к ним руками, пошла в почтальоны города Алмазная, что на Ворошиловградчине. В первый день так набегалась, так намаялась с сумкой, но была счастлива: она при добром деле, она нужна людям, она ждет и для себя письмо.

На длинных и долгих дорогах активной жизненной позиции Анна Андреевна Юрасова разминулась со своей старостью, которая затаилась во всех тупиках и закоулках малоподвижного образа жизни. А ее в этом непрерывном движении догоняла людская отзывчивая доброта, внимание, благодарности и награды. Десятки удостоверений и знаков победителя, Почетных грамот бережно хранятся в ее доме.

В 1986 году ей исполнилось 70 лет. Можно бы и на отдых. Но…

— Идет наша благотворительница, — встречают ее люди у порога дома.

Можно ли уйти от таких людей? Это она возвращает им те блага, которые получала в течение всей жизни, особенно в детстве, в период военного лихолетья, когда и для нее люди совершенно бескорыстно творили добро.

Нужно ли говорить, как нелегко жилось нам в далеком тылу в годы войны. Но по понедельникам многие из нас старались попасть домой пораньше: Новосибирск транслировал сатирическую музыкально-литературную передачу «Огонь по врагу!». Любили мы ее, ждали с нетерпением, гадали, о чем сегодня будут рассказывать ведущие Шмельков и Ветерков.

— А рассказывали они обо всем. И о том, как отважно сражаются наши бойцы, о их находчивости и смекалке, о том, в какие курьезные ситуации попадают иной раз, доставалось трусам и неумехам, говорили о любви и ожиданиях. Одним словом, речь шла о жизни. Однако юмор в отношении наших красноармейцев был мягким, не злым, напротив, вызывал добрые ответные чувства слушателей.

Больше всех доставалось врагу. И хотя фашисты порой еще переходили в наступление, мы чувствовали, что успехи их непрочны, что перелом не за горами. В этом мы были уверены. Главное же, после таких радиопередач все мы шли на свои участки работать с двойной, тройной энергией.

Соловьев-Седой и Давидович написали песню «Играй, мой баян». И стала эта песня лейтмотивом всей передачи. А заключали ее ведущие своим куплетом:

Сама песня о баяне стала популярной, родной. Распевали ее все: от мала до велика.

P. S. 9 мая 1991 года из передачи «Играй, гармонь» я узнала, что Шмельков и Ветерков — артисты Адашевский и Борисов. Вероятно, Борисов первым исполнил песню «Играй, мой баян».

Стояла запоздалая весна. Среди вернувшихся локомотивов не было паровоза СО 17-122. Что сталось с ним? Никто не знал. Говорили, что у Северского Донца локомотив обстреляли фашисты, убили помощника машиниста Алексея Смирнова. Тогда же на имя его матери в село Бобылевка Горьковской области ушла «похоронка». Но Смирнов не погиб.

…На станции Купянск Алексей проснулся от резкого толчка. Он вскочил с лежанки, где отдыхал, выпрыгнул из теплушки. Неподалеку от головы поезда дымилась огромная воронка. Возле нее, завалившись на бок, лежал паровоз. Алексей кинулся туда. Его окликнул военный с погонами майора:

— Вы машинист? Помощник! Вот и хорошо. Немедленно отцепляйтесь и под «аннушку». Другого паровоза нет. А эшелон нужно срочно вести на Святогорскую. Там наши, но у них нет боеприпасов. От вас зависит судьба важного участка фронта.

Ровно через двадцать минут литерный поезд, замаскированный ветками и защитными сетками, оставил станцию Купянск. Вел его машинист Кушков, а Смирнов снова залез в теплушку.

Дорога шла вдоль Северского Донца. На левом берегу наши, на правом — немцы. Как только лес поредел и в широкой просеке показалась голова поезда, вражеский берег ощетинился огнем. Снаряды рвались близко. По котлу забарабанили осколки. Из пробоин брызнули фонтанчики горячей воды. Но вот рядом разорвался снаряд. Паровоз вздрогнул и остановился. Алексей увидел, как Кушков соскочил с подножки и метнулся к подбрюшному люку котла. Тут его и настигла мина.

Раздумывать было некогда. Смирнов спрыгнув на землю, подбежал к паровозу, поднял машиниста и перенес на платформу. В будке никого не было. Заглянул в топку: коротким пламенем горел антрацит. На манометре — 12 атмосфер. «Не беда, поеду!» Состав двинулся с места. Один, без машиниста и кочегара, Алексей стал выводить состав из опасной зоны. Увидев входной семафор, облегченно вздохнул и рукавом вытер вспотевшее лицо…

— Молодчина, механик! — крепко пожал ему руку артиллерийский полковник. — Выручил ты нас, браток. Весь фронт тебе спасибо скажет…

Через неделю на станции Всполье Алексей Смирнов догнал свою колонну. Друзья радостно встретили смельчака, которого считали погибшим. А вскоре газеты принесли весть: за доставку эшелона с боеприпасами через огневую завесу врага Алексей Смирнов удостоен высокого звания Героя Социалистического Труда.

…А время было тяжелое. В нашей паровозной колонне особого резерва НКПС вышла из строя почти половина локомотивов. Тогда решили мы собрать деньги на строительство паровозов. Один из машинистов нашей колонны, Тимофей Плосконос, внес три тысячи рублей. Его примеру последовали: русские — главный кондуктор Петров и поммашиниста Глебов, латышка — проводница Лиеманис, белорус — машинист паровоза Соколовский, цыган — поммашиниста Камешкеров, еврей — вагонный мастер Шервицер… Собирали деньги даже дети. Непоседливый Павка, семилетний сынок кондуктора Канюки, выпросил у отца «сто рублей на паровоз».

«Построенный паровоз, — писали мы тогда в Москву, — просим передать Герою Социалистического Труда товарищу Смирнову». Из Москвы последовала правительственная телеграмма: «Просьба будет выполнена».

Через несколько месяцев, а это уже в сорок четвертом году, в Красноярске на заводе Сибтяжмаш был построен мощный паровоз СО, которому присвоили номер 17-1613. За этим паровозом прибыла бригада Алексея Смирнова.