В середине декабря 1944 года вся наша группа выехала в Версаль, где располагался штаб командования американских войск. Там была достигнута договоренность о нашей дальнейшей работе, а мы получили предписание разъехаться по группам союзных войск для организации сбора и отправки советских граждан на Родину.

Я был командирован в Бельгию. Предстояло собрать и репатриировать наших людей, разбросанных по Бельгии, Голландии, Дании и северной части Западной Германии. Говоря точнее, следовало установить местонахождение, составить списки, собрать и отправить домой бывших военнопленных, угнанных фашистами гражданских лиц, в том числе женщин, детей, мучеников фашистских концлагерей — всего, как можно было предположить, не менее миллиона человек. А штата у меня никакого, даже переводчика нет. Оказавшиеся здесь советские люди стали моими помощниками с первых же дней, да и местное население оказывало всяческую поддержку.

Среди них был, например, подполковник Шукшин. Он попал в плен, но сумел бежать и здесь, в Бельгии, возглавил группу бойцов антифашистского Сопротивления. Шукшин и стал моим первым помощником, а с ним лейтенант Симусенко, Аня Парфененкова и другие советские граждане.

Война еще продолжалась. Гитлеровцы иногда бомбили Брюссель самоуправляемыми снарядами. В один из дней одна немецкая дивизия предприняла наступление на город Льеж. Она начала гнать части американских и английских войск — гораздо более многочисленные, хорошо вооруженные. Мне случилось быть в те дни возле Льежа — он расположен на востоке Бельгии, — и я подивился, как воевали тогда наши союзники. Но вскоре немцы были остановлены массированными налетами авиации.

Авторитет нашей Родины среди народов Западной Европы был велик. В нас видели стойких и мужественных бойцов против фашизма, освободителей Европы от гитлеровского порабощения. Вспоминается, как в день Красной Армии в 1945 году созданное к тому времени общество бельгийско-советской дружбы устроило торжественное заседание, на котором присутствовала королева Бельгии Елизавета. Меня, советского офицера, попросили выступить с докладом. Я очень волновался — еще бы, впервые в жизни приходилось делать доклад перед иностранной аудиторией, — но все же рассказал об истории Красной Армии, ее успехах в Великой Отечественной войне, ее освободительной миссии в борьбе с фашизмом. Тут же бельгийские друзья вручили нам боевое Знамя одной нашей дивизии, которое в начале войны захватили гитлеровцы, а бойцы Сопротивления отбили у них и сохранили. Это Знамя я передал потом генералу Драгуну для отправки на Родину. После заседания королева Елизавета пригласила меня в свою ложу и на русском языке поздравила с праздником, пообещала помочь в обеспечении наших людей одеждой. Свое обещание она выполнила.

Пришло время вслед за союзными штабами передислоцироваться в саму Германию, под город Ганновер. Здесь, на севере Германии, мы побывали во многих лагерях, где гитлеровцы содержали советских военнопленных, столкнулись с ужасными, нечеловеческими условиями, созданными для наших людей фашистскими извергами. Их подвергали страшным мукам гитлеровские палачи.

Как только кончилась война, в Париж и Брюссель прибыли советские посольства. Работать стало легче. Посол во Франции Богомолов и посол в Бельгии Сергеев не раз приглашали нас на беседы, выясняли, в каком мы нуждаемся содействии, и активно помогали нам выполнять свои функции.

Наши люди, свезенные на сборные пункты, с первых же дней стали устраивать свою жизнь по-советски. Размещались сборные пункты, как правило, в опустевших немецких военных городках. В Вестфалии, в городах Зенне, Аугусдорфе, Пасборне, Бохольте только в первые дни после освобождения разместилось более сорока тысяч человек. Больных, калек поселили в курортных особняках. Сбором, размещением и устройством людей занялись многие сотни бывших военнопленных, главным образом из командного состава. Военнослужащие составили воинские подразделения — роты, батальоны, полки. Гражданские люди объединились по сборным пунктам, которым они дали названия — имени Тельмана, имени Клары Цеткин, выражая тем самым солидарность с революционными традициями немецкого народа.

Пришло время заняться увековечением памяти погибших в фашистской неволе. Нашлись сотни энтузиастов, которые стали уточнять количество жертв, фамилии людей, замученных, расстрелянных, погибших в муках и страданиях. Выяснилось, что немецкая администрация концлагерей не вела списков умерших и казненных советских людей. Приходилось вскрывать могилы, эти огромные страшные траншеи, и в присутствии официальных свидетелей подсчитывать количество захороненных в них мужчин, женщин, детей. Только в окрестностях городов Форелькруг и Далюм в двух массовых могилах мы обнаружили 65000 и 34000 трупов. Были установлены памятники с высеченными на мраморе словами: «Здесь покоятся русские солдаты, замученные в фашистском плену. Вечная память товарищам!» А сколько таких братских могил разбросано по всей Германии?

Те, кто выжил, перенес все ужасы неволи, рвались быстрее вернуться на Родину. Каждого прибывшего к ним советского офицера они встречали одним и тем же вопросом: «Когда вы нас отправите домой?» На сборном пункте в городе Зоесте Рейн-Вестфальской области оказалась группа бывших рабочих и служащих Мариупольского металлургического завода имени Ильича, насильно вывезенных оккупантами в неметчину. Ожидая возвращения в свой город, они написали коллективное письмо на родной завод, в котором рассказали, сколько мук и страданий, какие унижения и издевательства пришлось им перенести на фашистской каторге. Их поддерживала только надежда на победу Советской Армии.

«Бывало, в особенно тяжелые минуты, когда отчаяние закрадывалось в душу, — писали земляки и товарищи прославленного мариупольского сталевара Макара Мазая, замученного фашистами, — воспоминания о матери-Родине… ободряли нас, служили единственным утешением. Нет, не сломили нас ни издевательства, ни пытки, ни бешеная злоба фашистских варваров. Стоит жить и бороться, если есть надежда снова служить Родине. Нет на свете страны, прекрасней нашей Родины — сильнее ее, свободнее, счастливее и богаче! Привет вам, родные, привет и наша любовь! Знали бы вы, как мы все стремимся к вам, как хотим поскорее вернуться в родные цеха, к машинам, к станкам! Там наша жизнь, там наше счастье!»

Это письмо подписали Макарьян Григорий Иванович — мастер, Глебов Николай Иванович — слесарь, Кирюшин Федор Сергеевич — сталевар, Ковтун Харитина — маркировщица, Лоскутова Александра Васильевна — строгальщица, Калиниченко Варвара Дмитриевна — работница доменного цеха.

Нельзя было без волнения читать опубликованное в одной из наших газет письмо Веры Ковалевой своей учительнице Любови Александровне на Орловщину. Вера рассказала, как ее и младшую сестру Лену в мае 1942 года немцы схватили прямо на улице, отвели в комендатуру, посадили в грязную тесную камеру, где уже находилось человек тридцать избитых, полураздетых девушек и женщин, а через несколько дней в наглухо заколоченных товарных вагонах отправили в Германию, причем сестер затолкали в разные вагоны. Так Вера и не увидела больше свою сестру. Это было большое, политое слезами письмо, но кончалось оно радостными словами: «Только что нам объявили, что завтра едем на Родину. В груди стало так тепло, что кажется, будь его столько в ужасную зиму 1941–1942 годов, я согрела бы всю нашу семью. До свидания, до скорого свидания на Родине!»

Иногда нам открыто противодействовали официальные представители американского и английского командования. В лагерях советских военнопленных они заменяли гитлеровскую охрану своей, и наши люди оставались в плену, получалась только смена вывесок. Нам пришлось потратить немало нервов, чтобы американцы сняли свою охрану в одном из лагерей бывших советских военнопленных в городе Льеже, а затем только решительное вмешательство генерала Драгуна положило конец этому своеволию американского командования.

К началу июля 1945 года основная масса советских граждан была сосредоточена на сборных пунктах, и сотни тысяч их вернулись на Родину. На территории 21-й группировки английских войск были взяты на учет сотни тысяч освобожденных советских граждан, размещенных затем в 115 лагерях и сборных пунктах. Со второй половины июня 1945 года началась массовая отправка их на Родину. Удалось установить тридцать четыре фундаментальных памятника в местах, где были захоронены, замучены и уничтожены фашистами советские граждане.