В 1944 году я в составе группы военнопленных был отправлен в Италию на строительство укреплений против наступавших с юга союзнических войск.
Оказавшись в городе Болонья, летом сорок четвертого года я бежал из плена благодаря помощи владельца маленькой фруктовой лавочки на улице Сарагоцца, шофера по своей основной профессии, Флорио Бертини, в квартире которого я скрывался после побега около двух недель. Бертини и его славная семья не только кормили меня и доставляли газеты, не только переодели меня в штатскую одежду, на которую я сменил остатки моего военного обмундирования. Они-то и помогли мне добраться до партизанского отряда.
За мной заехал небольшой грузовик, в котором сидел переодетый в форму фашистского милиционера партизан, и меня повезли через город, оккупированный гитлеровцами, предупредив, чтобы в случае, если нас остановят, я отвечал: «detenuto» (задержанный). Мы благополучно проехали километров 60 от Болоньи, и я очутился в небольшом домике, где жил под видом сапожника партизанский разведчик. Через некоторое время в сопровождении женщины, которой было дано задание показать мне путь, я пробирался в горы, к деревне Люстрела.
Так я попал в бригаду имени Дж. Маттеотти (известного социалиста, убитого в 20-х годах по приказу Муссолини). В Италии партизанские отряды создавались и коммунистами (таковы были гарибальдийские бригады), и другими партиями. Бригады Маттеотти были сформированы Итальянской социалистической партией. Наша бригада в отличие от других маттеоттинских называлась горной — «Matteotti di Montagna».
В отряде, в котором я оказался, нашел еще десятка полтора своих соотечественников, семнадцати- восемнадцатилетних юношей. Вывезенные гитлеровцами из Советского Союза, они также бежали из плена целой группой под руководством сержанта Красной Армии Михаила Найденова и за день-два до меня пришли в Люстрелу.
Наша русская группа была включена в бригаду самостоятельным подразделением, командиром которого стал Найденов, более других обладавший военными и организаторскими навыками.
Я как старший из всей русской группы по возрасту и образовательному уровню был назначен комиссаром подразделения. «Comissario del distaccamento» — так записано в моем удостоверении, выданном итальянским командованием.
Невольно вспоминаются строки из поэмы Твардовского:
Владея некоторым запасом итальянских слов, я стал связующим звеном между командованием бригады и нашей группой.
Между нами, русскими участниками движения Сопротивления, и итальянскими партизанами установились самые добрые отношения, мы нашли среди итальянцев хороших товарищей. Наиболее сильное впечатление произвел на нас командир бригады, 32-летний профессор Падуанского университета Антонио Джуриоло, родом из Виченцы, который был известен в партизанском движении под именем капитана Тони. Это был человек большой отваги, высокого интеллекта, исключительного обаяния и нравственной чистоты, пользовавшийся чрезвычайным авторитетом среди партизан и населения.
К моему удовольствию, капитан Тони тоже был литературоведом по специальности. Он немного говорил по-русски, хотя и затруднялся в выборе слов, и мы с ним в часы затишья нередко беседовали о жизни в Советской России, которая его очень интересовала, о русской литературе, в частности о Толстом и «Тихом Доне» Шолохова. Тони, как и большинство итальянских партизан, с глубоким уважением и искренней симпатией относился к нашему народу. Об этом свидетельствует запись, которую он сделал в моем блокноте перед тем, как мы расстались с отрядом, чтобы вернуться на родину.
Вот эта запись в моем переводе:
«Итальянские партизаны навсегда сохранят самые лучшие воспоминания о русских товарищах, которые плечом к плечу с ними участвовали в общей борьбе против фашизма. Эта симпатия рождена не только пережитыми совместно страданиями и опасностями, она связана и с тем чувством восхищения, которое мы все испытываем по отношению к русскому народу, сильному, смелому, способному на самые тяжкие жертвы, и в то же время в высшей степени доброму, бескорыстному.
Мне очень хотелось бы в самом недалеком будущем узнать этот народ ближе, и я был бы счастлив вновь увидеть лица тех, кто навсегда останется в моей памяти. Тони».
В конце записи он привел отрывок из стихотворения выдающегося итальянского поэта-демократа Кардуччи:
К сожалению, капитан Тони не дожил до победы и не смог осуществить своего желания увидеть нашу страну. Он пал смертью храбрых в декабре 1944 года на Монте-Бельведере, вынося из-под огня своего товарища, и был удостоен посмертно высшей военной награды — Золотой медали за воинскую доблесть. Капитан Тони остался в памяти своих соотечественников и современников: о нем написаны книги, его именем названа школа, на месте его гибели поставлен памятник, и сюда ежегодно в день смерти, 12 декабря, собираются его друзья и товарищи.
Конечно, состав итальянских партизан не был однородным. Попадались и анархиствующие элементы, которые порой самоуправничали и обижали местное население, производя самовольные реквизиции. Уже на первом собрании бригады, происходившем в лесном убежище на Монте-Кавалло, мне бросилась в глаза группа людей, которые выделялись своим пестрым внешним видом среди скромно одетых остальных партизан: они носили какие-то зеленые кофты, разноцветные береты, подпоясывались трехцветными лентами и т. п. На их вожака Урио часто поступали жалобы жителей окружающих селений, и капитан Тони приказал нам обезоружить этого главаря и его приспешников. Помню, как, разбуженный ночью, этот самоуверенный до наглости молодчик вынужден был поднять руки вверх, услышав наш возглас «mani in alto!». В тот же день Урио предстал перед судом партизан и был исключен из отряда.
Наша бригада действовала в районе: Monte Cavallo — Castelluccio — Porretta. Она наносила удары по вражеским коммуникациям, препятствовала гитлеровцам при начавшемся тогда их отступлении под напором союзнических войск взрывать мосты. Озлобленные своими военными неудачами немецкие солдаты терроризировали местное население, свирепо расправлялись с ним, убивали, грабили, поджигали дома. Нам не раз удавалось защищать местных жителей от этих нападений и давать отпор нацистским головорезам. Правда, иногда мы появлялись слишком поздно. В ряде случаев мы, бывшие военнопленные, теперь сами брали в плен гитлеровских оккупантов.
У меня сохранилось несколько листков моего блокнота тех лет с такой записью от 1 октября 1944 года.
«Когда мы обедали с капитаном в Капуньяно, прибежал один из цивилистов (так мы называли гражданское население) и сказал, что недалеко в деревне остановился отряд гитлеровцев. Сейчас же мы пошли туда. Окружили дом, где было десять немцев с фельдфебелем. Сняли часового у пулемета. Гитлеровцы не успели открыть огонь. Четверо из них убито, пятеро взято в плен, фельдфебель убежал. Мы вернулись торжествующие с криками „vittoria!“. Принесли захваченные у противника пулемет, автоматы, плащ-палатки. Пленные сидят на траве, чувствуется, что нервничают, боятся за свою жизнь. Двое постарше, по 27 лет, трое совсем молодые, по 18–19 лет. Были посланы в разведку, чтобы при наступлении американцев отойти и донести о противнике. Итальянцы с возмущением спрашивают: „Почему вы сжигаете наши дома, убиваете женщин и детей?“ (Мы сидим как раз около сожженного дома.) „Это не мы, это SS, это нехорошо жечь дома“».
