Медленные движения рук и ног, гимнастика на гибкость, утяжелители на руках и ногах для меня уже давно привычны, по спине холодной струйкой течёт пот. С улицы слышен голос с приятной двойной подгармоникой — Хэм пришёл! Сейчас парни убегут на утренний кросс, пять километров по лесным тропинкам. Лучшие друзья, соперники, заводилы всех проказ в городке — мой родной и названный братья. Стоят, смеются, сверкая на утреннем солнце белозубыми улыбками. Хлопнула калитка, убежали.

Я сажусь по-турецки в середину комнаты, кладу перед собой коробку с цветными стеклянными шариками. Малый эмоциональный щит прогоняет утреннюю истому, делает разум ясным и чистым. Тянусь сознанием к потоку силы, разлитой вокруг, тёмный ручей проникает в сознание, наполняет тело гулом, заставляет нервы звенеть, как струны, вокруг тела вспыхивает едва видимый сине-зелёный ореол. Смотрю на шарики, заставляя их один за другим взлетать и кружиться в хороводе по комнате. Вот уже все шарики кружатся вокруг меня, свиваются в спираль. Главное — сохранять сосредоточенность. Внимательно слежу чувствами за каждым из них, миг потери концентрации может обернуться падением всех шариков на пол. И да, я таки биотик… Ещё и это на мою многострадальную голову.

Вылезло это месяц назад. В тот день отец решил заменить уплотнитель на окне в моей комнате: старый рассохся и начал течь. Он принес с работы раскладную лесенку, приставил ее к дому — как раз хватило до крыши — взял сумку с инструментами и полез. Мы с девчонками сидели во дворе, я и Джина с альбомами, на складных стульях, а Наин, в обнимку с Барсом и Полканом — прямо на траве. У нас был пленэр — мы с нашей художницей рисовали Наин с натуры. Хотя разница между моим творчеством и работами Джины — как между агитационными плакатами и работами Рафаэля. У меня получилась просто сидящая в обнимку с котом и псом девочка-турианка, а у Джины — кажется, что они живые, просто застыли на мгновение: зажмурившийся от удовольствия Барсик, задравший голову и приоткрывший рот Полкан, раскинувший лапы, выставивший на всеобщее обозрение светлое пузо, глаза закатились, и из пасти розовой змеёй свесился язык.

Вдруг, я почувствовала нарастающее чувство страха. Бросив взгляд на дом, увидела, как папка вместе со стеклом начинает медленно, но уверенно падать. Видимо, он снял со стекла фиксаторы, и здоровенный панорамный стеклопакет перепадом давления просто выдавило на улицу, удержать его отцу было не под силу. Отчётливо поняла, что если отец упадет, то сверху на него грохнется стеклопакет, а чем это может закончиться, страшно даже подумать!

Вот уже полгода где-то на краю своего восприятия я замечала что-то непонятное, странное, какую-то туманную тёмную дымку, от которой явственно тянуло чем-то невероятно древним и могучим. Всё это пронеслось в моей голове за какие-то доли секунды. В ужасе я вскочила с кресла, опрокинув его, потянулась к этой дымке, она в ответ потянулась ко мне, коснулась меня… По нервам стегануло болью, казалось, внутрь меня ворвался могучий, грохочущий поток, всё тело наполнилось силой, мне почудилось, что я могу поднять весь дом! Я вытянула вперёд руки, они тускло, но отчётливо, даже в свете дня, светились сине-зелёным светом. Толкнула эту силу от себя к отцу, того вместе со стеклом прижало обратно. Отец не растерялся, защёлкнул обратно фиксаторы и перевёл дух. Я отчётливо почувствовала его облегчение. Сила же продолжала бурлить во мне, требуя выхода, и я, не зная, что дальше делать, толкнула её в небо. Ревущий поток силы ударил от меня в облака, в них начал образовываться ясно видимый круглый просвет. Поток всё шел и шёл, а вместе с ним нарастала боль, когда она стала невыносимой, поток как-то истончился и иссяк. От боли я закричала и упала на колени. Отец обернулся на лестнице, взглянул на меня и всё понял. Съехав по лестнице вниз, он бегом бросился ко мне.

— Доченька! Держись, маленькая моя! — расслышала я сквозь нарастающий гул в ушах. В глазах залетали черные мушки, на ходу превращаясь в чёрные пятна, и всё заволокло тьмой и тишиной.

Кажется, что без сознания была недолго. Очнувшись, почувствовала, что меня несут на руках, перед глазами маячила отцовская щека с отчётливо видимыми волосками щетины, от отца тянуло страхом пополам с отчаяньем. Он поднимался в мою комнату по лестнице, с кухни раздавался рыдающий голос матери и встревоженный Рэй. «Наверное, вызывает скорую», — вяло шевельнулась мысль в моей голове. Во всём теле чувствовалась страшная слабость, боли не было, но даже для вдоха требовалось некоторое усилие. Отец повернул ко мне лицо, в глазах его стояли слёзы.

— Папочка, не плачь, — прошептала. — Я в порядке.

Папка прижался к моей щеке губами: — Спасибо, солнышко, — занёс меня в комнату и уложил на кровать, рядом тут же появились Джина с Наин. Обе заплаканные.

— Мы за тебя так испугались! Упала и лежишь как мёртвая, дядя Миша тебя тормошит, а тебе все равно, — всхлипывая, проговорила Джина.

— А ещё светилась вся, прямо как Вася на тренировках по биотике! — это уже Нино.

— И облака разогнала! — снова Джина. — Ты тоже биотик, наверное, только я не слышала, чтобы они умели облака разгонять!

— Тихо вы, балаболки! — шикнул на подруг отец. — Посидите пока здесь тихонько, хорошо?

— Да, дядь Миш, — ответили они хором. Отец кивнул, глянул на меня грустными покрасневшими глазами.

— Как же ты напугала нас, доченька.

— Прости, папка, я не хотела! — прошептала в ответ. Он грустно улыбнулся.

— Конечно не хотела! Спасла меня, поломался бы весь, если бы не ты, а то и вообще…

Открылась дверь, в неё вбежала мама, увидела меня на кровати, встретилась глазами со мной, подошла и как-то сложилась, уткнувшись мне в ноги. Плечи ее затряслись, она разрыдалась. Сквозь плач я слышала слова.

— Ещё и это! Как будто мало тебе… Мало кому-то там… О боже, боже мой! Доченька моя, маленькая моя доченька…

Я рукой, весившей как будто пару пудов, коснулась головы матери и прошептала: — Не плачь, мамочка, пожалуйста, всё будет хорошо!

Рядом, обнявшись, в шесть глаз ревели подруги. Ну вот за что им всем это всё! Прямо жопа какая-то, чем дальше, тем темнее!.. Потянуло в сон, и я отключилась.

Сквозь сон услышала тихий разговор Рэй и мамы: наша синяя доктор объясняла маме, что ничего непоправимого со мной не произошло.

— Тяжелейшая нервная перегрузка, Даян. Я вообще удивлена, что в таком возрасте всё это проявилось! Но, на удивление, всё обошлось! Дня через четыре она полностью восстановится.

— Но, Рэй, она биотик, ей же сейчас имплант поставят! А они такие несовершенные, всё время какие-то побочные эффекты.

— Зачем ей имплант?

— Как зачем? Их же всем биотикам ставят!

— Совсем нет! Импланты нужны для улучшения памяти и концентрации, чтобы биотик лучше контролировал свою силу. А Женьке ни то, ни другое даром не нужно, у неё свое лучше всех.

— А ведь и верно. Но как же дальше?

— А что дальше? Пойдёт в среднюю школу, будет заниматься с нашими девочками и годам к 17–18 станет одним из сильнейших биотиков людей.

— Да уж! Как она облака-то!.. До сих пор не верится, это же какой силы импульс она создала?!

— Я о таком только читала, на импульсы подобной мощи способны были только Ардат-якши.

— Ужас какой! А она случайно не?..

— Успокойся, Даян! Она же человек! Среди людей не бывает Ардат-якши.

— Так-то оно так! Но всё равно, боязно как-то…

— Успокойся, подруженька, пойдем лучше чаю попьем, чем сидеть здесь! Ей сейчас покой — лучшее лекарство.

— Но…

— Никаких «но»! Вспомни, она же эмпат!

— Ох, и верно! Пойдём.

Мама подошла ко мне, поцеловала в лоб. Шепнула: — Спи моя маленькая, поправляйся скорее.