Я проснулась внезапно, в теле ощущался нарастающий дискомфорт. Подняла взгляд на тумбочку у кровати — на маленьких часах будильника было 5:00. Ого! Хорошо даванула, аж двенадцать часов подряд! Однако дискомфорт усиливался. Я отодвинула одеяло, хм, руки вроде слушаются. Заметила, что на мне ничего не надето, села. Голова закружилась, в глазах замелькали чёрные точки, я свалилась обратно. Дискомфорт ещё усилился, у меня началась паника. Тут заметила стоящее у окна кресло. Странно, у меня же нет кресел в комнате… Принесли, видать, но зачем? Тут дошло, что в кресле кто-то спит. В неверном свете утренних сумерек разглядела светлые волосы. Такие только у отца и Дениски. Но папка, при всём желании, в кресле спать не сможет, а спящий влез в него с ногами.
— Дися! — тихонько позвала я. — Дися, проснись!
— А? Что? Кто здесь? — вскинулся брат. — Лисёнок, это ты?
— Нет, это старый ворка-шаман! Дися, помоги мне! Скорее, я уже не могу терпеть! Дися!
— Да-да, иду.
Брат подошёл к кровати, разглядел меня, а, самое главное, мой «костюм», остановился, как будто налетел на стену, отвернулся, уши и шея потемнели, в эмоциях царили смущение и почему-то стыд.
— Дися, ты чего? Ты меня такой первый раз видишь?
— Женька! Я сейчас за мамой сбегаю!
— Стой, болван! Она, наверное, полночи не спала, а ты её будить собрался! Не вздумай, сам давай неси. Тем более, пока ты бегаешь, я кровать затоплю! Ну, скорее!
Брат, красный, как варёный ракокраб, и с сильным смущением в чувствах, тихонько взял меня на руки и понёс к моему личному санузлу. Принёс, посадил, я тут же начала заваливаться, брат сразу перестал смущаться, в чувствах вспыхнула тревога и страх, встал передо мной на колени, взял за плечи и выправил мой крен.
— Так нормально, Лисёнок? Ты только не падай, ладно?
— Держи давай, — прошептала я.
Сделала дела, сказала брату, чтобы отнёс обратно. Он отнёс. Уложил, укрыл одеялом, уже совсем не смущаясь. Сел на край кровати, стал перебирать пальцами мои волосы.
— Как ты, Лисёнок? Мы все так за тебя испугались! Хэм, как услышал, даже с байка упал, так спешил к тебе.
Я улыбнулась: — Папочка-Хэм.
— Хе-хе-хе! Точно, Лисёнок, — засмеялся брат. — Расскажу всем завтра!
— Не надо, Дися. Его ведь Васька замучает. Да и Нино с Джиной в стороне не останутся!
— Как скажешь, сестрёнка.
Брат склонился ко мне, поцеловал в висок: — Спи давай! Рэй говорит, тебе сон — первое лекарство. А я в кресле посижу, присмотрю за тобой.
Пшикнула дверь.
— О, главная нянька пришёл! — с улыбкой сказал брат.
В поле зрения вплыла рыжая морда, на заднем плане маячил длинный хвост. — Мр-ру? — и тревога в чувствах, мол, «как ты, непутёвый человеческий детеныш?». — Мррр?!
— Иди сюда, котя мой! — хлопаю ладонью по кровати. Кот запрыгивает на кровать и сразу ложится рядом. Обнимаю его, зарываюсь лицом в мягкую шерсть и, под громкое урчание, снова проваливаюсь в сон.
Во второй раз разбудило меня солнце, заглянувшее в окно. Рядом спит Барс, вытянувшись во всю длину, в кресле виднеется светлая голова. Присмотрит он, как же! Спит, как сурок. На часах — 10:30. Шипит дверь, чувствую, что кто-то ползёт по кровати, поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с внимательными серыми глазами. Проходит миг, и меня прямо обливают бурной радостью!
— Ванюшка, привет! — шепчу я.
— Женька! — и детские руки обнимают меня за шею. — Ты уже проснулась? — шепчет младший. — А я тебе чаю заварил и бутербродов сделал. Сам!
Я медленно сажусь на кровати, голова хоть и кружится, но уже терпимо.
— Ванюша, помоги мне одеться.
Брат бросается к моему шкафчику, достаёт по моим подсказкам плавки и лёгкий сарафан. С помощью младшего кое-как одеваюсь. Обнимаю брата, и мы медленно идём вниз, пить чай. Дениска так и не проснулся, умаялся старший.
Сидим на кухне с Ванькой, пьём чай. Бутерброды у него — могучие куски хлеба с горами из наваленных ингредиентов. Видно, что младший старался, пусть не очень умело, зато от всей души! Чувствую, что чай и бутерброды придают мне сил. Голова совсем не кружится, настроение лезет вверх. Ванька, видя мою улыбку и довольный вид, прямо расцветает.
— Тебе понравилось, Женька?!
— Да, Ванечка, ты просто молодец!
Брат весь аж расцвёл, на щеках разгорелся румянец.
— Я так старался! А тебе правда-правда понравилось?
Нет, ну что за прелесть мой младший, ведь пять лет всего, а заботы на всех хватит!
— Очень понравилось, Вань!
Яркие чувства брата выдувают из меня остатки хандры, сидим и, молча улыбаясь, смотрим друг на друга. Шипит дверь, и кухню затапливает удивление, которое очень быстро сменяется чувством сильнейшего облегчения. Поворачиваю голову и вижу маму. Правой рукой она оперлась на косяк, левая прижата к груди, в глазах опять стоят слёзы.
— Мамочка, а я завтрак приготовил! — кричит Ванька. — И Женьку накормил!
— Привет, мам, — тихо говорю я.
Она ничего не говорит, просто подходит ко мне, присаживается на корточки и обнимает, я прижимаюсь к ней. Молчим, слова лишние, всё и так понятно. Ванька подбежал к нам, обнял обеих и тихо проговорил: — Вы у меня самые лучшие, моя мамочка и моя Женька!
Смотрим на него — серые глаза серьёзны. Вдруг он улыбается, и от его улыбки весь груз переживаний осыпается с мамы, как шелуха. Она смеётся, целует брата.
— Ты наше золотко, Ванюшка! Что бы мы без тебя делали!
— Сидели голодные!
Громкий смех заполняет кухню, смеётся мама, смеюсь я, громко хохочет Ванька. Вместе со смехом уходит страх и напряжённость последних суток.
В кухню заходит отец, его радость от вида моей смеющейся рожицы я, кажется, могу потрогать руками. Он подходит ко мне, берёт меня на руки и крепко прижимает к себе, я обнимаю его за шею и с силой прижимаюсь к его небритой щеке. Шепчу: — Как же я за тебя испугалась! Как же ты так?! Ведь ты же инженер, сам говорил!
— Ох, и не говори, золотце! И на старуху бывает проруха, как говорят! Я тебе теперь жизнь должен, доча!
— Ты мне ничего не должен, папка!
— Это почему?
— Потому! Потому что ты — мой папка, и этого достаточно!
На улице ярко светит солнце, заливая мир теплом. Чувствую, что хочу на солнышко, сидеть в кресле и греться. Говорю об этом отцу. Он выносит меня во двор, усаживает в кресло. Сижу и греюсь в зеленоватых лучах нашей звезды. Вокруг разлит покой, тихо шуршит листвой наше дерево, пищат в ветвях свирки. С громким жужжанием летают насекомые. С соседнего участка доносится бряканье, это дядя Коэл вытащил газонокосилку и собрался заняться газоном. Увидел меня, глаза распахнулись, в эмоциях удивление, радость и облегчение.
— Женька! Тебе, я вижу, уже лучше.
— Да, дядь Кол! Вот, на солнышке греюсь. Джину позовите, пожалуйста.
Он подходит к двери дома, открывает и кричит внутрь: — Джина! Джинаа! Иди сюда, Женька во дворе.
Растрёпанным воробьём из дома вылетает Джина, всматривается в меня, в эмоциях радость. Подбегает к креслу и бросается мне на шею.
— Женька! Женька-а! Я так волновалась, полночи не спала, всё про тебя думала! Ты в порядке?!
— Ну почти! Если ты с меня не слезешь, я упаду, а вставать мне пока тяжело.
Джина отпрянула и густо покраснела.
— Прости, Женька! Я это, обрадовалась сильно! Ты посиди пока, а я соку ягодного принесу. Ты ведь будешь сок?
— Конечно буду! Неси давай! — с улыбкой говорю я.
— Я сейчас, я быстро! — протараторила набегу подруга и скрылась в доме.
Коэл пристегнул к газонокосилке пластиковый бак для травы, проверил заряд батарей, щёлкнул выключателем, газонокосилка негромко застрекотала ножами. Медленно толкая её перед собой, насвистывая и пританцовывая, он пошел по лужайке перед домом. Проходя вдоль декоративного заборчика, разделяющего наши участки, он остановился, выключил косилку и спросил меня.
— Как думаешь, Женька? Получится у меня сделать… как его… английский газон?
