Случился в давние времена потоп. Всех людей на земле затопил. Только двое остались - брат и сестра из одной семьи. Схоронились они на самой высокой вершине самой высокой горы. Такой же высокой, как Пэктусан*. А когда вода схлынула, спустились брат и сестра с горы, огляделись - нигде ни души. "Что же это будет? - думают. - Ведь так человеческий род на земле прекратится! Не могут же брат с сестрой пожениться!" Думали они, думали и решили Небесного владыку спросить, как им быть да что делать. Выслушал их Небесный владыка, ничего не сказал. Поняли брат с сестрой, что можно им пожениться. Так и сделали. Поэтому и не прекратился род людей на земле!

Корейская сказка

Жила на свете женщина, у которой были три дочери. Старшая из них называлась Одноглазка, потому что у ней был всего один глаз на середине лба. Средняя называлась Двуглазка, потому что у ней, как у всех людей, было два глаза. А младшая называлась Трехглазка, потому что у ней сверх двух глаз во лбу был третий.

Двуглазку за то, что она походила на всех людей, ее сестры и мать ненавидели.

Они говорили ей с презрением: "Ты со своими двумя глазами нимало не отличаешься от всех остальных людей, ты нам не пара".

Они толкали ее то туда, то сюда, давали ей носить только самые дурные платья, кормили ее только своими объедками и причиняли ей всякое горе, какое могли.

Случилось однажды, что Двуглазке приходилось идти в поле козу пасти, а она была очень голодна, потому что сестры очень мало дали ей поесть.

И вот села она в поле на полосу и стала плакать, да так плакать, что из глаз ее ручьями слезы бежали. И когда она в таком горе своем глянула вверх, то увидела: стоит около нее какая-то женщина и спрашивает: "Чего ты, Двуглазка, плачешь?"

Отвечала ей бедняжка: "Как мне не плакать? Из-за того, что у меня два глаза, как у других людей, мать и сестры меня ненавидят, толкают меня из угла в угол, дают носить только старое, а есть - одни объедки! Сегодня же так мало дали мне поесть, что я совсем голодна".

Вот и сказала ей ведунья: "Двуглазочка, утри слезы! Скажу я тебе такое, что ты больше голодать не станешь. Стоит тебе только крикнуть своей козочке: Козочка, давай Столик накрывай! и явится перед тобою опрятно накрытый столик, и на нем всякое хорошее кушанье, какого ты пожелаешь, и вволю! А как насытишься и столик тебе не будет более нужен, ты только скажи:

Козочка, давай

Столик убирай! - и он тотчас исчезнет".

И с этим ведунья скрылась. Двуглазка же подумала: "Я тотчас же должна испробовать, правду ли она мне говорила, потому что уж очень я проголодалась".

И она тотчас проговорила:

Козочка, давай

Столик накрывай!

И чуть только проговорила она эти слова, как явился перед ней столик с белой скатертью, а на нем тарелочка с ножом, вилкой и серебряной ложкой; а кругом стояли на столе лучшие кушанья, и пар от них шел, словно бы они тотчас из кухни на стол попали.

Двуглазка наскоро прочла молитву перед обедом, подсела к столу - и давай уплетать! И когда насытилась, то сказала, как учила ее ведунья:

Козочка, давай

Столик убирай!

И тотчас столик и все, что на нем было, исчезло бесследно. "Вот это настоящее дело!" - подумала Двуглазка и была очень весела и довольна.

Вечерком, придя домой с козою, она нашла на столе глиняное блюдце с объедками, которые ей сестры оставили, и, конечно, не прикоснулась к этой еде.

И на другое утро, уходя с козою в поле, она оставила нетронутыми те куски, которые были ей поданы.

В первое время сестры не обратили на это внимания; но затем заметили это и стали говорить: "С Двуглазкой что-то не ладно! Она каждый раз оставляет еду нетронутой, а прежде, бывало, все приберет, что ни поставь ей! Видно, она нашла себе возможность откуда-нибудь пищу получать".

И вот, чтобы дознаться правды. Одноглазка решилась с нею идти в поле за козой и наблюдать, что у ней там творится и не носит ли ей кто-нибудь в поле еду и питье.

Когда Двуглазка опять собралась в поле. Одноглазка подошла к ней и сказала: "Я хочу с тобою идти в поле и тоже присмотреть, чтобы коза хорошо паслась и отъедалась".

Но Двуглазка заметила, что у ее сестры на уме, и вогнала козу в высокую траву, а сама и говорит Одноглазке: "Пойдем, сестрица, сядем рядком, я тебе кое-что пропою".

Одноглазка уселась, утомленная непривычной ходьбой и солнечным жаром, а Двуглазка и стала ей напевать все одно и то же:

Одноглазочка, вздремни!

Одноглазочка, усни!

Тогда Одноглазка закрыла свой глаз и уснула; увидев это. Двуглазка сказала:

Козочка, давай

Столик накрывай! - и уселась за свой столик, и наелась, и напилась досыта, а затем опять сказала:

Козочка, давай

Столик убирай! - и все мигом исчезло.

Тут Двухлазка разбудила сестру и говорит ей: "Одноглазочка, ты хочешь пасти, а сама и заснула; тем временем коза Бог весть куда могла уйти; пойдем-ка домой".

Пошли они домой, а Двуглазка опять-таки своего блюдца не тронула.

Одноглазка же не могла объяснить матери, почему та есть не хочет, и в извинение себе сказала: "Я там в поле приуснула".

На другой день мать сказала Трехглазке: "На этот раз ты ступай и хорошенько высмотри, ест ли Двуглазка в поле и не носит ли ей кто-нибудь со стороны еду и питье. Надо думать, что ест она потихоньку".

Вот Трехглазка и примазалась к Двуглазке, и говорит: "Хочу я с тобою пойти да посмотреть, хорошо ли ты козу пасешь, да даешь ли ты ей отъедаться".

Но та заметила, что у сестры на уме, загнала козу в высокую траву, а ей и говорит: "Мы с тобою там усядемся, и я тебе кое-что пропою". Трехглазка уселась, порядком поуставши от ходьбы и солнечного жара. А Двуглазка опять затянула ту же песню:

Трехглазочка, вздремни!

Да вместо того, чтобы спеть:

Трехглазочка, усни! - она по рассеянности спела:

Двуглазочка, усни! Да все так и пела:

Трехглазочка, вздремни!

Двуглазочка, усни.

И точно, от этой песни у Трехглазки два глаза уснули, а третий не уснул.

Хотя она его тоже закрыла, но только из лукавства, прикидываясь спящей; однако же все-таки могла видеть.

А когда Двуглазке показалось, что сестра ее спит, она, как всегда, сказала:

Козочка, давай

Столик накрывай!

Попила и поела она вволю, а затем сказала:

Козочка, давай

Столик убирай!

И Трехглазка все это видела.

Потом пришла к ней Двуглазка и говорит: "Ну, сестрица, выспалась ли? Хорошо же ты коз пасешь! Пойдем-ка домой".

И когда они домой вернулись. Двуглазка опять не ела, а Трехглазка сказала матери: "Знаю я теперь, почему эта гордая девчонка не ест!" - и рассказала матери все, что видела.

Тогда это в матери возбудило зависть и досаду. "Так ты лучше нас есть хочешь! - подумала злая баба. - Постой же, я у тебя отобью охоту!"

Схватила она нож и ткнула им козе в сердце, так что та разом пала мертвая.

Как увидела это Двуглазка, так и залилась слезами; пошла в поле, села на полосу, сидит да плачет.

Вот и явилась опять около нее вещая дева, и спрашивает: "Двуглазка, о чем ты плачешь?" - "Как мне не плакать? Матушка ту козочку убила, что меня так хорошо по вашему сказу кормила; теперь опять придется мне голодать да горевать".

Сказала ей вещая дева: "Я тебе добрый совет дам: выпроси у сестер кишки от убитой козы и закопай их перед входной дверью в землю, это тебе на счастье будет".