В палате, куда заглянули Печаль и Радость, стояло пять кроватей, но заняты были только две. На одной лежал человек с огромной белой гипсовой ногой. Напротив него сидел больной с загипсованной согнутой на уровне груди рукой, как будто её хозяин хотел от кого-то защититься.

– О-хо-хо, – вздохнул сидевший. – Ну и жизнь! Я уже две недели здесь торчу, а рука ноет до сих пор. Да и скучища! Вы уж сильно не горюйте, что попали сюда, – решил он приободрить соседа. – Со всяким может случиться.

– Что вы, что вы, друг мой! – воскликнул, улыбаясь, лежавший. – Я даже рад такой перемене в своей жизни!

Заметив, как от удивления округлились глаза соседа, жизнелюб громко рассмеялся.

– Посудите сами, – продолжал он, – я так завертелся в суете будней, что у меня ни на что не хватало времени. А теперь у меня масса свободного времени: есть, над чем подумать, почитать любимые книги, написать письма друзьям и коллегам. А завтра жена принесёт нам шашки и шахматы, и мы проведём здесь грандиозный турнир!

Глаза говорившего сияли неподдельной радостью, так что даже его сосед разулыбался.

– Всё-таки странно, – пожал плечами сосед, – послушать вас, болезнь – это благо. А ваша жена тоже так думает? – с сомнением спросил он.

– Жена говорит, что болезнь открывает ей глаза и сердце, – ответил жизнелюб.

Оба замолчали. Один обдумывал непонятные слова, а другой, углубившись на минуту в воспоминания, заговорил снова:

– Когда в прошлом году жена попала в больницу, именно в дни её болезни я понял, как сильно её люблю. И хотя я разрывался между больницей, домом и работой, я чувствовал себя таким счастливым!

Печаль за окном тяжело вздохнула, а Радость весело засмеялась.

– Давай сделаем ещё одну попытку, – предложила Радость, увидев, как расстроилась Печаль.

Они высоко летели над засыпающим городом. Его освещённые улицы стали тихи и безлюдны. Промелькнули последние многоэтажные дома, за которыми сразу, без перехода сгрудились маленькие деревянные домики, похожие сверху на игрушечный город.

Они приземлились на одной из улочек и вошли в аккуратный бревенчатый домик, в окошке которого слабо теплился оранжевый свет ночника.

Внутри было очень тихо. На кровати лежал седой старик с закрытыми глазами. Лицо его было спокойно и торжественно. Но вот веки его затрепетали, глаза открылись и, увидев странных гостей, наполнились радостью.

– Благодарю вас, добрые ангелы, что пришли за мной. Знаю, вы поведёте меня в иной, прекрасный мир. Я готов.

– Неужели без печали ты покидаешь этот мир? – спросила Печаль.

– Я сделал в этой жизни всё, что мог, – ответил старик. – О чём же мне печалиться?

– Хотя бы о том, что умираешь один-одинёшенек, и некому будет закрыть твои глаза, – не сдавалась Печаль.

– Мои дети и внуки живут в разных концах страны, и они меня не забывают. Я не стал их созывать. Соберутся сами, узнав о моей смерти.

– Неужели ты не боишься умирать? – изумилась Печаль.

– Умрёт лишь моё тело, – отвечал старик. – А душа будет жить в ином мире. Мне и там найдётся работа.

При этих словах старик улыбнулся и, протянув руку в направлении Радости, обратился к ней:

– О прекрасный дух! Дай мне руку твою! В радости хочу покинуть этот мир.

Радость протянула руку старику, он легко встал с постели, весь сияющий и полный сил, и они устремились ввысь, наслаждаясь полётом. На кровати осталось тёмное безжизненное тело, возле которого понуро стояла Печаль.

– Ты победила, – грустно молвила Печаль, когда снова встретилась с Радостью.

– Радуйся! – воскликнула Радость.

– Не могу, – уныло вздохнула Печаль. – Это выше моих сил.

И она медленно полетела прочь, опустив понуро голову.

– Мы ещё встретимся, – крикнула Радость ей вслед.

– Мама, расскажи ещё.

– Пора спать, родные. Завтра будет другая сказка.

– Нет, ты расскажи эту до конца.

– О чём же?

– О том, как Печаль научилась улыбаться и стала Радостью.

– А вот эту сказку, мои дорогие, вы расскажете уже сами. В своей жизни.

из книги "Сказки для любимых"

Было это давно, очень давно. Жил один грозный и могущественный царь по имени Каран, и этот царь дал себе клятву ежедневно раздавать нищим по десять пудов золота и без этого не есть и не пить.

И вот каждый день за полчаса до того, как раджа Каран садился за трапезу, выходили из дворца царские слуги с большой корзиной и пригоршнями разбрасывали золотые монеты собравшейся толпе бедного люда. Нечего и говорить, что приглашенные ни разу не заставили себя ждать и с раннего утра толпились у ворот дворца.

Они толкались и спорили, и шумели, и волновались, а когда последняя монета была поймана, раджа Каран мирно садился за трапезу и ел с приятным чувством выполненного долга.

Смотрел народ на такую небывалую щедрость и тихонько покачивал головою. Ведь должна же была рано или поздно истощиться царская казна? А тогда радже придется, пожалуй, умирать голодной смертью: он, по-видимому, не такой человек, чтоб нарушить клятву. Однако, месяцы и годы проходили, и каждый день слуги щедро наделяли звонкой монетой собравшуюся толпу. А когда народ расходился, всякий мог видеть как великодушный повелитель спокойно и весело усаживался за трапезу и ел, по-видимому, с большим аппетитом.

Надо сказать, что дело было не так просто, как казалось на первый взгляд. Царь Каран заключил договор с одним очень благочестивым, но вечно голодным факиром, поселившимся на вершине соседнего холма; договор был такого рода:

раджа обязался давать себя ежедневно жарить и съедать, а за это получал от факира, тоже ежедневно, по десять пудов чистого золота.

Будь факир простой смертный, договор оказался слишком невыгодным для раджи, но это был совсем особенный факир! Он с наслаждением съедал царя, даже косточки все обгладывал, а затем бережно собирал их, складывал, произносил два-три заклинания, и... готово! Раджа Каран вновь стоял перед ним весёлый и бодрый, как всегда. Факиру, конечно, ничего не стоило всё это проделать, но радже, в сущности, не могло доставить особого удовольствия бросаться ежедневно живьём на огромную раскаленную сковороду с кипящим маслом, и он с полным сознанием мог сказать, что честно зарабатывает свои десять пудов золота. Положим, со временем он привык к своему положению и спокойно шёл каждое утро к домику благочестивого голодного старца, где уже над священным огнём висела и шипела огромнейшая сковорода. Тут он любезно сообщал факиру, какое время, чтоб тот не мог упрекнуть его в неаккуратности, и беззаботно погружался в кипящую масляную ванну. Как он славно потрескивал там и шипел! Факир выжидал, пока он хорошенько прожарится и подрумянится, не спеша съедал свое особенное жаркое, обгладывал косточки, складывал их аккуратно, пел своё заклинание, а затем выносил ожидавшему его радже спой старый засаленный халат и тряс его, пока не натрясёт обещанной кучи золота.

Так ежедневно выручал раджа Карая свою щедрую милостыню, и надо согласиться, что способ заработка был не совсем обыкновенный.

Далеко-далеко оттуда лежала чудная страна, а в ней великое озеро Мансарабор. На этом озере водились диковинные птицы, вроде диких лебедей, и питались они исключительно жемчужными зернами. Случился у них голод, жемчуг стал вдруг настолько редок, что одна пара этих птиц решила попытать счастья в другом месте и покинула родной край. Пролетали они над садами великого раджи Бикрамаджиты и спустились отдохнуть. Увидел их дворцовый садовник, ему очень понравились белоснежные птицы, и он стал приманивать их зернами. Но напрасно бросал он им всевозможные зерна и другой корм: птицы ни к чему не прикасались. Тогда садовник отправился во дворец и доложил радже, что в саду появились диковинные птицы, которые не идут ни на какой корм.

Раджа Бикрамаджита сам вышел посмотреть на них, а так как он умел говорить по-птичьи, он спросил залетных гостей, отчего они не хотят отведать предложенного зерна?