-Подумаешь, - оби­жался Чих, - ничего такого не случится, если я быстренько погуляю во дворе и вернусь.

Дождался он, когда бабка собралась в магазин, спрятался в хозяйственной сумке, на улице потихонеч­ку выпрыгнул в траву и ужасно довольный отпра­вился гулять по дворовым палисадникам. Шел себе, шел, глядь - перед самым носом из подвального окошка шмыгнул перепуганный мышонок, заверещал и юркнул в кучу листьев. "Чего это он?" - не успел подумать Чих и увидел, что следом в подвальное окошко протиснулся, кряхтя, толстый подвальный кот. Плюхнулся на траву, хмыкнул на Чиха, пополз на животе к тому мес­ту, где спрятался бедный м­шонок, и замер.

Ждал кот долго, но беглец, видно, забился куда-то в земляную норку и вылезать не собирался.

Кот еще полежал на траве, вытянул морду и... вдруг запищал по-мышино­му.

Листочки зашуршали, успокоенный мышонок высунул любопытный нос - и тут же котище его и сцапал.

-Ох! - только и проговорил Чих.

-Вот, - не оборачиваясь промурлыкал котище, - как полезно учить иностранные языки - всегда будет, чем питаться!

-Ну, это уж слишком! - возмутился Чих, чихнул изо всех сил, подлетел вверх и с размаху грохнулся прямо на голову коварного кота. Котище заорал с испугу, свалился набок, мышонок пустился наутек, а храбрый Чих вспорхнул повыше на соседнюю березу.

-Ну, погоди, - зашипел ему вслед кот. - Сочтемся с тобой, мышиный дружок! - и, потирая бок, отправился в свой подвал.

-Чихни и забудь, - сказал Леля, когда Чих расска­зал ему про свои приключения.

- Подумаешь, подвальный кот!

А вот Рыжик испугался: "Это же сам Мурзя! Он во дворе самый главный, его все боятся". "Меня не испугает", - сказал Чих. Но вредный Мурзя думал по-другому.

Кот Мурзя, с которым поссорился Чих, был не только хозяином всего двора и подвала, но даже главным по мусорным бакам. Квартальные Бродячие Псы Мурзю не трогали - не то чтобы боялись, а просто подвальный кот всегда оставлял им что-нибудь вкусненькое из мусорных объедков. Зато посторонние коты и котята в Мурзин двор без подарков не заходили, несли Мурзе хоть полрыбки, ну, а птичий народ облетал Мурзины владения за три квартала. "У меня от одного Мурзиного вида перья выпа­дают, - вздыхал голубь Леля. - Кто знал, что из несчастно­го подвального котенка может вырасти такой плохой котище".

Этот-то страшный Мурзя и объявил Чиху настоящую войну. Теперь уже Чих по двору не гулял и на лавочке Лелю не дожидался. Мурзя караулил его днем и ночью да гро­зился выцарапать его из почтового ящика и съесть, нако­ец, вместо того самого мышонка.

Стали Чиху сны сниться страшные - будто Мурзя ле­тать научился и гонится за ним прямо по воздуху. Уже и подумывал Чих - не перебраться ли ему к Леле на чердак или к бабке Ой-е жить, подаль­ше от ужасного кота. И вдруг Мурзя пропал.

Нет его нигде - и все тут. "Ура!" - сказал голубь Леля, а Чих что-то забеспокоился. День, второй проходит, а Мурзи нет как нет во дворе. А у Мурзиных мусорных баков целая стая дворовых котов сидит, закусывают да посмеиваются. Чих к ним:

-Не знаете, куда вредный Мурзя делся?

-А он в подвале сидит, - коты отвечают, - в крысиный капкан попал, жадюга! Теперь все баки - наши!

-Так ведь он второй день там сидит, - испугался Чих. - Кто же его выпустит?

-А никто, - смеются коты. - Без него охотников до рыбьих костей хватает. Он у нас мастер по-ино­странному разговаривать, пусть теперь с крысами на кры­сином языке договаривается. Они его там живо скушают.

Чих никому ничего не сказал. Повертелся на лавочке, не усидеть и полетел к подвальному окошку. Темно в подвале, ничего не видно. Влез Чих в эту темноту, спрыгнул вниз и прислушался. Точно - сопит кто-то в углу, и два зеленых глаза горят.

-Эй, Мурзя, это ты?

-Ну я. Посмеяться над Мурзей заглянул? Жалко, что я тебя раньше не сцапал. Теперь все храбрые, когда Мур­зя в капкане сидит.

-Я и вовсе не смеялся, - ответил Чих. - Больно тебе, да?

-Тебе-то что? - огрызнулся Мурзя. - Гуляй отсюда.

-Давай я капкан открыть попробую? - попросил Чих. - Ты не дергайся только.

Пошарил Чих на полу, отыскал руками холодную железяку с острыми зубами, отпереть попробовал, да не вышло ничего - злой капкан, крысиный.

-Придется бабку Ой-е звать, у меня сил не хватает!

-Да ты чего? - всхлипнул Мурзя, - я летом у ее Рыжика чуть ухо не откусил, она за мной со шваброй бегала. Пойдет она, как же!

-Ладно, сиди уж, - махнул рукой Чих и вылетел в окошко.

Бабка с Чихом спустилась в подвал, увидела кота в капкане и посветила на несчастную Мурзину морду фонариком. Тут Мурзя и засопел часто-часто, и повисла у него на усах слеза, большая такая, в темноте блестит.

Когда вытащили, наконец, бедную кошачью лапу из капкана, Мурзя плакать перестал, ничего не сказал Чиху с бабкой, а повернулся и захромал от них к подвальной двери.

-Эй, Мурзик! - крикнул Чих. - Погоди, лапу-то завяжем.

Остановился Мурзя, но оборачиваться к ним не стал. Вздохнул и дальше пошел, прочь.

-Чего это он? - спросил Чих. - Больно ему, да?

-Чего-чего! - рассердилась бабка. - Он хоть иностранным языкам и научен, а по-хорошему-то с ним никто не разговаривал. Как не больно...

Голубь Леля любил гулять по бульвару Гоголя. И Чих очень любил. Ведь именно здесь Чих и появился когда-то на белый свет. И весело было там: листья разноцветные качались над головой, иногда тихонько падали и шутя стукали Чиха по затылку, а он, знай себе, смеялся. Ну, а если уж появлялось редкое осеннее солнышко, начинали прыгать в осколках зеленого бутылочного стекла солнечные зайчики, то Чих с ними здоровался, и неважно совсем, что они ему ничего не отвечали.

Пока Леля ворчал, что "всякие нахальные воробьи подобрали все съедобное, что приличному голубю клюнуть нечего", ходил по буль­вару за крошками, Чих гулял по-своему. Качался на кленовых веточках, как на качелях, а то просто прыгал по кучам мусора и сухих листьев. Разбежится - и бух! Кувырком в самое шуршание и лежит потом на спине долго, смотрит в облака, а то и заснет. Вот уж Леля ищет-ищет его по всему бульвару, поди, найди такого маленького!

И в этот раз пошли Леля с Чихом в кленовую аллею. Только погода, в го­роде в этот день вовсе ис­портилась - тротуары грязные да мокрые, по небу тучи мохнатые пробираются, и люди по бульвару не гуляют, а бегут, нахмурившись, буд­то от Псов Бродячих спасаются.

Не понравилось Чиху на бульваре. И ветер за волосы больно дергается.

-Грустно мне чего-то, Леля! - пожаловался Чих. - Ты иди, ужи­най, а я тут полежу.

Сидел Чих на старом кирпиче, по сторонам смотрел, Лелю ждал. Вот, например, тетенька идет с девочкой. Тетка сердится, девочку за руку тащит и кричит на всю аллею, а девчонка плачет, упирается.

-Наказание мое, господи! - кричит тетка. - Иди, сказано тебе! Еще она меня слушаться не будет, дрянная этакая!

А девчонка в слезы:

-Мам, ну мам! Стой, ну, пожалуйста. Я же только фантик возьму, вон лежит, видишь? Не уходи!

-Ах, фантик! Станешь еще грязь всякую собирать, в мусоре рыться не хватало!

И еще крепче тетка дочку за руку дергает. Не утерпел Чих. Чихнул изо всех сил, взвился было за этим розовым фантиком подлететь, чтобы девочке отдать. Чего ей зря плакать?

И тут... та самая скрепочка, что у Чиха в волосах, возьми да и зацепись за веточку кленовую. Рванулся Чих - вылетело у него из руки перышко, еще рванулся, за перышком - две спич­ки да спутанные нитки. А за ниточками - хвоинка, песчинка, обломанная спичка...

Закружилось все у Чиха перед глазами: и деревья, и тротуары, и девочка с теткой, и листочек какой-то, и пропало все навсегда. А вниз под клен упали две пуговицы - зеленая да фиолетовая, и галечка какая-то с черточкой об асфальт стукнулась. И Чих исчез.

-Мам, мам!! - в конце аллеи плакала уходящая с теткой девочка. - У меня такого фантика никогда не было. И не будет. Он такой прекрасный, такой замечательный.