Лондон, 3 августа 1860 г.

Высказанные мною в последней корреспонденции [См. настоящий том, стр. 102–104. Ред.] соображения о существовании тайной связи между резней в Сирии и русско-французским союзом получили неожиданное подтверждение с той стороны Ла-Манша в виде брошюры, напечатанной у г-на Дантю в прошлый вторник под заглавием «Сирия и союз с Россией» и приписываемой перу г-на Эдмона Абу[85]. Г-н Дантю, как вам известно, является издателем французского правительства, печатающим все полуофициальные брошюры, время от времени посвящавшие Европу в тайны «исследований», которыми в тот или иной момент увлекались в Тюильри. Названная выше брошюра приобретает особый интерес ввиду того обстоятельства, что она вышла в свет непосредственно вслед за любовным посланием героя декабря, адресованным Персиньи[86], которое имело целью загипнотизировать Джона Буля, причем один экземпляр этого послания лорд Джон Рассел отправил лондонской газете «Times», отказавшись в то же время представить его парламенту. Нижеследующие отрывки содержат наиболее существенные моменты брошюры «Сирия и союз с Россией».

«Христианская Европа, как во времена крестовых походов, потрясена ужасным преступлением, ареной которого только что явилась Сирия. Семьсот тысяч христиан отданы во власть беспощадного фанатизма двух миллионов мусульман, и турецкое правительство своим необъяснимым бездействием, кажется, само выдает свою причастность к этому делу. Конечно, Франция отреклась бы от всех своих традиций, если бы тотчас же не взяла на себя почетную роль защитницы жизни и имущества тех, которые в далеком прошлом были воинами Петра Пустынника и Филиппа-Августа… Поэтому пора уже подумать о том, как выйти из положения, которое в случае, если оно продлится, неизбежно приведет к великому бедствию — к полному истреблению христианских подданных Порты. Экспедиция, о которой так много говорит турецкое правительство, совершенно недостаточна для того, чтобы восстановить порядок. Державы, которые имеют единоверцев в Сирии и справедливо тревожатся за их безопасность, должны приготовиться к физическому вмешательству. Если они будут медлить, будет уже поздно защищать эти жертвы; их единственным долгом будет отомстить за мучеников.

Две нации особенно заинтересованы в защите креста на этих отдаленных берегах: Франция и Россия. Каковы могли бы быть последствия союза их оружия и как этот союз отразился бы на дальнейшей организации Европы? Исследованием этих вопросов мы и намерены заняться.

В определенные периоды истории, под действием определенных законов притяжения и соединения, народы образуют политические комбинации, неизвестные в прошлом. Мы «присутствуем» при одном из таких критических моментов в жизни человечества. Сирийский вопрос — лишь один из узлов весьма сложного положения. Вся Европа находится в состоянии ожидания и беспокойства; она ждет всеобъемлющего разрешения вопроса, которое заложило бы основу прочного мира как в Европе, так и на Востоке. Но цель эта может быть достигнута только в том случае, если организация нашего континента будет соответствовать желаниям и требованиям современных национальностей, борющихся под ярмом рабства. Враждебные религиозные устремления, несходство темпераментов, совершенно различные языки — все это способствует поддержанию в определенных европейских государствах тревожных настроений, которые мешают восстановлению доверия и препятствуют прогрессу цивилизации. Мир, эта конечная цель, к которой стремятся все правительства, может быть только тогда прочно обеспечен, когда исчезнут постоянные причины волнений, только что указанные нами. Мы поэтому хотим сделать два вывода:

1. Везде, где это возможно, следует способствовать созданию однородного и национального государства, назначением которого было бы поглощать и концентрировать в мощном единстве население, имеющее общие идеи или стремления.

2. Следует проводить и поддерживать этот принцип, не прибегая к оружию.

С первого же взгляда на Францию и Россию видно, что они осуществили идеал монархии. Хотя их отделяют друг от друга целых 400 лье, эти две державы самыми различными путями достигли единства, которое одно только создает прочные государства, а не эфемерные области, границы которых могут изменяться каждый день благодаря случайностям войны… Цари, обдумывая в течение последних 135 лет завещание Петра Великого, не переставали бросать алчные взоры на Европейскую Турцию… Должна ли Франция по-прежнему протестовать против притязаний царей на одряхлевшую империю султана? Мы думаем, что нет. Если бы Россия предложила нам свое содействие в деле возвращения нам рейнской границы, то, по нашему мнению, какое-либо государство не было бы слишком высокой платой за этот союз. Благодаря такой комбинации Франция могла бы восстановить свои действительные границы, намеченные географом Страбоном восемнадцать столетий тому назад».

(Затем следует цитата из Страбона, перечисляющая преимущества Галлии в качестве территории могущественной державы.)

«Легко понять, что Франция должна стремиться воссоздать это божественное творение» (видимо, имеются в виду границы Галлии), «чему в течение стольких столетий мешала человеческая хитрость, и это тем более в порядке вещей, что в тот период, когда мы и не думали о расширении территории, Германия тем не менее периодически проявляла беспокойство, бросая нам как вызов патриотическую песнь Беккера… Мы знаем, что не мы одни помышляем о расширении своих границ. И если Россия взирает на Константинополь с теми же намерениями, с какими мы смотрим на Рейн, то нельзя ли извлечь некоторую пользу из этих аналогичных претензий и заставить Европу принять комбинацию, которая России отдала бы Турцию, а Франции — ту рейнскую границу, в которой Наполеон I в 1814 г. видел sine qua non [непременное. Ред.] условие своего существования как монарха?

В Европе только два миллиона турок, между тем как имеется тринадцать миллионов греков, духовным главой которых является царь… Греческое восстание, длившееся девять лет, было лишь прелюдией к движению, сигналом к возникновению которого может послужить резня в Сирии. Греческие христиане только и ждут приказа от своего главы в Петербурге или от патриарха в Константинополе, чтобы восстать против неверных; и мало кто из дальновидных политиков не предвидит разрешения восточного вопроса в благоприятном для России смысле, и притом в недалеком будущем. Поэтому неудивительно, если по зову своих единоверцев, ободряемые предсказаниями Сталезанова, русские в любой момент будут готовы перейти Прут.

Если мы бросим взгляд на наши границы, то соображения, оправдывающие наши стремления, окажутся такими же вескими, как и те, которые руководят Россией. Оставим в стороне все исторические воспоминания, все географические мотивы, рассмотрим одну за другой провинции, прилегающие к Рейну, и исследуем причины, которые говорят в пользу их аннексии.

Во-первых, перед нами Бельгия. По совести говоря, трудно оспаривать разительное сходство, давшее повод некоторым историкам назвать бельгийцев французами Севера. Действительно, в этой стране образованные классы пользуются исключительно французским языком, фламандский же диалект понимают лишь низшие классы населения в нескольких местностях. Кроме того, вся Бельгия привержена к католицизму, и именно Франции, своей сестре по происхождению, языку и религии, она обязана своей независимостью. Не будем напоминать о том, что Бельгия, завоеванная нашим оружием в 1795 г., до 1814 г. составляла девять французских департаментов. Однако иго наше, по-видимому, не было таким уж тяжелым, так как в 1831 г. Бельгия, не сумев добиться от великих держав разрешения присоединиться к Франции, предложила, по постановлению обеих палат, бельгийскую корону герцогу Немурскому, сыну французского короля. Отказ этого последнего заставил их предложить ее затем герцогу Саксен-Кобургскому, ныне Леопольду I, но прецедент, на который мы ссылаемся, кажется нам крайне важным; он дает основание предполагать, что если бы Бельгию спросили о ее мнении, то она оказалась бы не менее великодушной, чем Савойя, и лишний раз доказала бы, как велики симпатия и уважение, которые внушает ей величие Франции. Оппозиция некоторых представителей высших классов была бы очень скоро заглушена рукоплесканиями народа.