Значительная часть урожая пшеницы сгнила на корню, раньше чем созрело зерно, а во многих районах оно было повреждено болезнью и поражено плесенью. В то время как пшеница таким образом поражена болезнью, причем во многих районах это приняло широкие масштабы, картофельная болезнь, начавшаяся в 1845 г., свирепствовавшая в следующие четыре года и постепенно затихшая после 1850 г., возобновилась в еще более тяжелой форме, и не только в Ирландии, но также во многих районах Англии и в северной части континента.
Вот как «Freeman's Journal»[98] резюмирует общие виды на урожай в Ирландии:
«Урожай овса в общем признан почти погибшим. За исключением нескольких небольших районов, овес еще не созрел, он совершенно зелен и полег от сильных непогод. Пшеницу, по-видимому, постигнет то же бедствие, какое угрожает всем зерновым хлебам. До сих пор убрано лишь немного пшеницы, и ее урожай, лишь несколько недель тому назад возбуждавший самые радужные надежды, теперь внушает фермерам самые тревожные опасения. Что же касается урожая картофеля, то, по общему мнению, если нынешняя погода продержится еще месяц, он неминуемо пропадет».
Согласно «Wexford Independent»[99],
«картофельная болезнь прогрессирует, и в некоторых местностях целая треть всего картофеля оказалась пораженной, независимо от ею величины, сорта и времени посадки».
Итак, бесспорным представляется следующее. Общий урожай значительно запоздает сравнительно с обычными сроками, и, следовательно, наличных запасов не хватит. Частичная гибель сена в сочетании с картофельной болезнью вызовет небывалый рост потребления зерновых культур, между тем как урожай всех сортов зерна, в особенности пшеницы, окажется значительно ниже среднего уровня. До сих пор ввоз из-за границы не дает превышения над ввозом за 1858 и 1859 гг., а напротив, обнаруживает значительное понижение. С другой стороны, хотя средний уровень цен на хлеб теперь на 26 % выше, чем в тот же период прошлого года, они все же более не повышались, благодаря сообщениям о хорошем урожае в Америке и на юге России, благодаря надеждам на улучшение погоды, а также ввиду крайней осторожности во всех денежных сделках, вызванной недавним падением торговли кожей. Сравнивая нынешние цены с ценами аналогичных периодов, начиная с 1815 г., я прихожу к выводу, что средняя цена пшеницы, которую теперь можно считать равной от 58 до 59 шилл. за квартер, должна будет повыситься, по крайней мере в Англии, до 65–70 шиллингов. Последствия такого повышения цен на хлеб будут тем более плачевными, что они совпадут с прогрессирующим упадком экспортной торговли страны. С 63003159 ф. ст., вырученных в течение шести месяцев по 30 июня 1859 г., британский экспорт упал до 62019989 ф. ст. в течение соответствующего периода 1860 г., и, как я показал в одной из предшествующих корреспонденций [См. настоящий том, стр. 76–78. Ред.], это сокращение вызвано главным образом падением спроса на хлопчатобумажные ткани и пряжу в результате перенасыщения азиатского и австралийского рынков. Если экспорт, таким образом, падает, то импорт сравнительно с тем же периодом 1859 г. значительно возрос. Действительно, мы видим, что ввоз за пять месяцев, по 31 мая, в 1859 г. составил 44968863 ф. ст., а в 1860 г. — 57097638 фунтов стерлингов.
Это превышение ввоза над вывозом неизбежно должно усилить отлив золота и тем самым создать еще более неустойчивое состояние денежного рынка, характерное для всех периодов неурожаев и чрезвычайных закупок иностранного зерна. Если в Англии влияние неминуемых финансовых затруднений едва ли выйдет далеко за пределы экономики, то совершенно иначе обстоит дело на континенте, где серьезные политические волнения почти неизбежны, коль скоро финансовый кризис совпадает с неурожаем и значительным повышением налогового обложения. Самые серьезные опасения уже волнуют Париж, где городские власти как раз теперь заняты скупкой целых кварталов старых домов, чтобы снести их и тем самым выкроить работу для «ouvriers» [ «рабочих». Ред.]. Цены на лучшие сорта пшеницы в Париже в настоящее время столь же высоки, если еще не выше, как и в Лондоне, а именно, они составляют от 60 шилл. 6 пенсов до 61 шиллинга. Последние махинации, с помощью которых Луи Бонапарт пытался отвлечь общественное мнение, — экспедиция в Сирию, возведение Испании в ранг «великой державы»[100], переговоры с Пруссией, попытки помешать успехам Гарибальди, — все это потерпело полный провал, и тут ему придется столкнуться с опасностями, связанными с дурной погодой, финансовыми затруднениями и пустой казной, в тот самый момент, когда ясно, что его политический «престиж» значительно падает. Если это последнее утверждение нуждается в каком-либо доказательстве, то разве письмо Бонапарта к «Mon eher Persigny» [ «Дорогому Персиньи». Ред.] не является таким доказательством[101]?
Написано К. Марксом 21 августа 1860 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 6043, 6 сентября 1860 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
Ф. ЭНГЕЛЬС
СМОТР АНГЛИЙСКИХ СТРЕЛКОВ-ВОЛОНТЕРОВ[102]
Англия, как и Германия, вооружается для отражения нападения, которое ей угрожает со стороны бонапартизма. Та же причина, в силу которой Пруссия удвоила число своих линейных батальонов, вызвала появление и английских стрелков-волонтеров. Поэтому немецким военным будет интересно получить некоторые подробные сведения о теперешнем состоянии и боеспособности английской армии волонтеров, так как эта армия по самому ее происхождению и по идее, положенной в ее основу, является врагом бонапартизма и союзником Германии.
За исключением всего лишь нескольких батальонов, эта армия волонтеров ведет свое начало со второй половины прошлого года (1859); большая часть ее одета в военную форму и обучается не дольше года. В настоящее время ее численность формально составляет 120000 человек; но если мы позволим себе сделать выводы из того, что на самом деле наблюдается в некоторых округах, то увидим, что имеется не более 80000 действительно боеспособных и обученных людей; остальные никакого значения для дела не имеют, и их лучше было бы вычеркнуть из списков.
Организация волонтеров чрезвычайно проста. Там, где в какой-либо местности набирается от 60 до 100 волонтеров (в артиллерии от 50 до 80), они образуют роту, на что требуется согласие лорда-наместника данного графства. Волонтеры выбирают кандидатов в офицеры (капитана, лейтенанта и прапорщика), которым в большинстве случаев лорд-наместник и присваивает соответствующие офицерские звания; однако были также случаи, когда избранные кандидатуры отклонялись. Несколько рот могут образовать батальон, и тогда лорд-наместник назначает майора и подполковника, в большинстве случаев либо в соответствии с пожеланиями офицеров, либо по старшинству из числа капитанов. Таким образом, части имеют от одной до восьми и более рот, которые получают номера в порядке их формирования в соответствующих графствах; но подполковник назначается только в полный батальон, состоящий из восьми рот. Все офицеры могут назначаться из среды волонтеров, причем они не подвергаются никаким испытаниям. Однако адъютант[103] должен быть офицером из состава линейных или милиционных войск, и только он один получает установленное жалованье [К отпускаемому правительством содержанию в 180 фунтов большинство батальонов добавляет еще значительные суммы от себя; я знаю адъютантов из лейтенантов регулярной армии, получающих жалованье в 300 фунтов, или 2000 талеров, а больше. (Примечание Энгельса в «Allgemeine Militar-Zeitung».)]. Волонтеры сами обеспечивают себя обмундированием и т. д., а правительство по их просьбе предоставляет им во временное пользование винтовку и штык. Цвет и покрой обмундирования определяются каждой частью самостоятельно и подлежат утверждению лорда-наместника. Каждая часть должна также сама позаботиться об учебных плацах и полях, о боевых припасах, инструкторах и оркестре.