Вы знаете, что государь из династии Гогенцоллернов называет себя сам и именуется министрами и чиновниками Kriegsherr, т. е. «верховный военачальник». Это, конечно, не значит, что прусские короли и регенты имеют власть над военным счастьем. Их сильное стремление к сохранению мира и их известная склонность бывать битыми в открытом бою лучше всего доказывают это. Титул «верховный военачальник», столь дорогой сердцу гогенцоллернских государей, означает скорее, что истинную опору их королевской власти следует искать не в народе, а лишь в одной его части, отделенной от массы, противопоставленной ей, отличимой от нее нашивками, вымуштрованной в духе пассивного повиновения, превращенной посредством дрессировки в простое орудие династии, которая располагает ею как своей собственностью и использует ее по собственной прихоти. Поэтому прусский король скорее отречется от престола, нежели позволит своей армии принести присягу на верность конституции. Таким образом, государь из династии Гогенцоллернов, будучи королем своего народа лишь постольку, поскольку он является «верховным военачальником», другими словами, собственником армии, — должен прежде всего страстно любить свою армию, лелеять ее, льстить ей и подкармливать ее все более жирными кусками за счет национального богатства. Эта великая цель была достигнута путем новой организации армии. Число офицеров удвоено, а быстрое повышение в чинах, свойственное французской, австрийской и русской армиям и прежде служившее предметом зависти прусских офицеров, теперь обеспечено им без какой-либо необходимости подвергать свою драгоценную жизнь хотя бы малейшей опасности. Отсюда тот огромный энтузиазм по отношению к принцу-регенту и его «либеральным» министрам, который царит теперь не среди простых солдат, а среди офицеров прусской армии. В то же время аристократические охотники на лисиц[126], ворчавшие против либеральной фразеологии нового режима, вполне примирились с ним благодаря тому, что им предоставлена новая возможность содержать своих младших сыновей за счет народа. Во всем этом есть один минус даже с династической точки зрения. Теперь Пруссия сосредоточила все имеющиеся в ее распоряжении силы в постоянной армии. Если эта армия будет разбита, то у нее не останется никакого резерва, к которому она могла бы прибегнуть.

Написано К. Марксом. 23 октября 1860 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 6097, 8 ноября 1860 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

Винтовка является немецким изобретением, относящимся еще к концу XV столетия. Первые винтовки были изготовлены, очевидно, с единственной целью облегчить заряжание оружия пригнанной почти вплотную пулей. Для этого были сделаны прямые нарезы, без каких бы то ни было винтообразных оборотов, с одной лишь целью уменьшения трения пули в канале ствола. Сама пуля была обернута кусочком просаленной шерстяной или полотняной материи (пластырь) и таким образом забивалась без особой трудности. Эти винтовки, как они ни были примитивны, давали гораздо лучшие результаты стрельбы, чем гладкоствольное стрелковое оружие того времени с пулями значительно меньшего диаметра, чем диаметр канала ствола.

Позднее характер винтовки был коренным образом видоизменен приданием нарезам винтообразной формы, которая превратила канал ствола в своего рода гайку. Пуля, благодаря плотно прилегающему пластырю, направлялась по нарезам и, кроме того, совершала винтообразные обороты и, следовательно, сохраняла винтообразное вращение вокруг линии своего полета. Вскоре было установлено, что этот способ, при котором пуле придавалось вращательное движение, значительно увеличивал как дальность, так и меткость стрельбы, и, таким образом, вскоре прямые нарезы были заменены винтообразными.

Это и был тот вид винтовки, который оставался в общем употреблении более двухсот лет. Если не считать усовершенствования курка и более тщательного изготовления прицельных приспособлений, то это оружие почти не подверглось каким-либо усовершенствованиям вплоть до 1828 года. Оно в значительной мере превосходило гладкоствольный мушкет в отношении меткости, но по дальности полета пули это превосходство было менее значительным; за пределами 400–500 ярдов рассчитывать на меткость было невозможно. Вместе с тем, заряжание винтовки являлось делом сравнительно трудным. Забивание пули представляло довольно утомительную операцию; порох и завернутая в пластырь пуля вкладывались в ствол отдельно, и за одну минуту можно было сделать не более одного выстрела. Эти недостатки винтовки делали ее непригодной для широкого применения в армии, особенно в XVIII веке, когда все сражения решались частым огнем развернутых линий. При такой тактике старый гладкоствольный мушкет со всеми его очевидными недостатками считался все же гораздо более предпочтительным оружием. Поэтому мы видим, что винтовка оставалась излюбленным оружием охотников на оленя и за горными козами, в качестве же особого вида боевого оружия ее использовали в немногих батальонах метких стрелков в тех только армиях, которые располагали достаточным числом опытных охотников среди населения, чтобы формировать такие батальоны.

Войны американской и французской революций[127] внесли значительные изменения в тактику. С тех пор был введен расчлененный строй в бою; сочетание передовых стрелковых цепей с колоннами стало характерной чертой современного боя. Главные силы в течение большей части боя держат в тылу; они находятся в резерве или маневрируют с тем, чтобы сосредоточиться против слабого пункта противника; их вводят в действие только в решающие моменты, в то время как стрелковые цепи и их непосредственные подкрепления все время ведут бой. Они расходуют большую часть боеприпасов, а между тем объекты их огня редко превосходят фронт роты; в большинстве случаев им приходится вести огонь по отдельным бойцам, хорошо защищенным в укрытиях. И все же действие их огня имеет весьма важное значение, ибо он служит как подготовке атаки, так и, прежде всего, ее отражению; их задача состоит в том, чтобы ослабить сопротивление частей противника, занимающих отдельные фермы и деревни, а также отразить контратаки противника. Но с помощью старой «смуглой Бесс» ни одна из этих задач не могла быть выполнена удовлетворительно. Всякий, кто находился под огнем стрелков, вооруженных гладкоствольными мушкетами, не мог вынести иного впечатления, кроме глубокого презрения к результатам мушкетного огня на средних дистанциях. Однако винтовка старого образца была непригодна для массового вооружения стрелков.

Старая винтовка, для того чтобы облегчить забивание пули, должна была быть короткой, настолько короткой, что она уже не подходила в качестве рукоятки для штыка. Вследствие этого стрелков, вооруженных винтовками, использовали только на таких позициях, на которых они были защищены от штыковых и кавалерийских атак.

При таких обстоятельствах сама собой выдвигалась следующая задача: изобрести оружие, которое сочетало бы в себе дальность полета пули и меткость огня винтовки с быстротой и легкостью заряжания и длиной ствола гладкоствольного мушкета, — оружие, которое было бы одновременно огнестрельным и холодным и могло бы быть дано в руки каждому пехотинцу.

Таким образом, мы видим, что с введением в новейшей тактике рассыпного строя возникла и необходимость в усовершенствованном оружии. В XIX столетии всякий раз, как только появляется потребность в каком-либо предмете и дальнейшие обстоятельства ее оправдывают, эта потребность непременно удовлетворяется. Так же была удовлетворена потребность и в данном случае. Почти все усовершенствования стрелкового оружия, достигнутые с 1828 г., были направлены на то, чтобы удовлетворить эту потребность.