Мизгирь Анрыл прав, чёрные покупают по пятьдесят-шестьдесят за штуку, он брал у меня по сорок, но это за опт и без всяких документов, а уже серые стоят от двухсот до трехсот, синие вообще начинаются от двух тысяч, а про те, что ещё выше, пока вам, курсантам, и знать рано.
Прозвенел звонок, часть курсантов ринулись в направлении столовой, перерыв между лекциями хоть и крохотный, но можно успеть ухватить бутерброд побольше или кулич, молодые организмы для роста требуют побольше белка, углеводов и всего прочего, что и мне хорошо, пусть и не в таком количестве, недостающую энергию мне щедро отпускает зеттафлопник.
У меня друзей нет по-прежнему, даже Толбухин и Равенсвуд всего лишь приятели по общей спальне, потому я, завидев в толпе Горчакова, направился к нему.
— Привет, Сашок, — сказал я бодро, зная как его корежит от такой фамильярности. — Помнишь ты графиню… ну, которая чёрный лебедь?..
— Графиню Кржижановскую? — спросил он настороженно.
— Да. Как по светским меркам, прилично нанести ей второй визит?
Он чуть замялся с ответом, я нагло любовался его смущением, наконец от ответил дипломатично:
— Нужно выбрать подходящий момент…
— Ага, — сказал я тупенько, — а приглашение от неё ещё не подходящий?
Он дёрнулся, округлил глаза.
— Что-о? Она тебя пригласила?
Я сделал простоватое лицо.
— Прислала письмо, пригласила в любое время… ах да, только в салон. Но намекнула, что провожатый в виде Горчакова на хрен не нужен, не маленький, сам дорогу найду.
Он отступил на шаг, уставился в меня расширенными глазами. На моей харе дурацкая улыбка, но он как-то уловил, что не вру, в изумлении покрутил головой.
— Ну, не знаю, чем ты её сумел… Но я же говорил, в тебе что-то есть. Вот и она учуяла.
— Женщины более чуткие, — согласился я, — чем мы, люди. Кстати, а как она… как женщина?
Он отшатнулся.
— Вадбольский!.. Даже не думай!.. Это железная женщина. Недавно овдовела, но, уверен, такое ненадолго. Богата, сильный и влиятельный род, женихи вокруг уже как пчелы вокруг подсолнуха.
— Ага, — сказал я глуповато, — значит, принять приглашение?
— Дурень, — сказал он сердито, — нельзя не принять, это оскорбительно. Дай сюда, я сам напишу ответ… Надо поблагодарить весьма изящно, выразить восторг в шести-семи словах, не меньше, и сообщить, что будешь всенепременнейшим образом!
Горчаков прав, думал я, пока он красиво писал ответ графине от моего имени, отказываться глупо и опасно, женщины обидчивы, а у меня и так уже недоброжелателей выше крыши.
К тому же я сам заинтересован, хочу прорваться на левел выше, но чтоб не выказывать заинтересованность. Дескать, не очень-то и хотел, но уж ладно… А вот то, что пригласила просто прийти в гости, не связывая себя никакими приёмными днями для светских бесед в большом и недружном коллективе, значит прежде всего то, что я её заинтересовал лично.
Он взглянул на мою скромную одёжку, вскрикнул:
— Ты что, так и пойдешь расхристанный?.. А застегнуться?
— Предпочитаю липучки, — ответил я непонятно, — а что не так?
— Как будешь застегиваться?
Я спросил с непониманием:
— А что, это проблема?
Он вздохнул, сказал занудно нравоучительно:
— Со времен короля Эдуарда Седьмого никто нигде и никогда не застегивает нижнюю пуговицу пиджака. Король любил поесть и был не дурак выпить, его жилет скоро перестал застегиваться на нижнюю пуговицу, и вот он однажды вышел в таком виде на публику. А так как королевой моды тогда была Англия…
Я охнул.
— Бедная Франция!
— Вот-вот, — сказал он с сочувствием. — Франция даже теперь, будучи столицей мод, не может ничего сделать. Весь мир на пиджаках нижнюю не застёгивает никогда и ни в каком случае. Ни на двубортных, ни на однобортных. И неважно сколько пуговиц, застёгнуты или расстёгнуты, но нижняя всегда, понял? И так на века!
— Как страшно жить, — сказал я, содрогаясь. — Бедные аристократы, сколько правил! И таких нужных, таких важных для Отечества и подъема животноводства!
После занятий не пошёл в жилой корпус, выбрался тайком через стену и отправился по магазинам, нужно купить пару хороших костюмов, хотя и в прежнем костюме кадета весьма неплох, он придает придурковато-молодцеватый вид, что меня ещё как устраивает.
До магазина добраться не успел, ощутил по дороге чужое внимание, насторожился, постарался нащупать этого человека. Сам изумился, он идёт за мной на расстоянии тридцати шагов, но я отчетливо чувствую биение его сердца, слышу как сжимаются легкие, выбрасывая отработанный воздух, и даже могу увидеть как багровая кровь толчками распространяется по телу.
Похоже, мелькнула мысль, эту чувствительность добавил последний поход в Щель Дьявола. Едва уцелел, зато набил три десятка монстров и впитал в себя то ли их жизни, то ли это сам мой организм разогрелся.
Человек не приближается, хотя я нарочито замедлил шаг, потом остановился перед одной галантерейной лавкой, изучал выставленные за железной решёткой выставленные на обозрение образцы товаров.
Он тоже остановился на том же расстоянии, я дальше свернул в тесный переулок, вроде бы сокращая дорогу к площади с ярмарочными товарами, а потом хлопнул себя по лбу ладонью, словно что-то забыл, развернулся и быстро пошёл обратно.
Он начал было меня догонять, место больно удобное, но когда я сам пошёл ему навстречу, весь из себя растерянный и суетливый, он сбавил шаг, только одну руку сунул в карман плаща.
Двигался он очень быстро, я ощутил в нем магию, причем продвинутую. Рука совершила молниеносное движение, я только и успел увидеть тускло блеснувшее лезвие ножа, зауженное, как стилет, остриё остановилось в миллиметре от моего живота.
— Что вам надо? — пролепетал я, стараясь подпустить в голос как можно больше ужаса. — Деньги?.. Берите все!.. Я всё отдам, только не убивайте…
Он с торжеством посмотрел в мое побледневшее, надеюсь, лицо.
— Тебе велено передать привет от Глебова, — прошипел он.
Я не успел охнуть, он молниеносным движением ткнул выставленным ножом мне в живот. Ударил с такой силой, что лезвие должно было просадить меня до самого позвоночника, но рубашка из нановолокна спасла даже от кровоподтека, острейшему кончику не за что зацепиться, нож скользнул в сторону, незнакомца по инерции бросило за ним, ударился в меня плечом.
Я моментально перехватил руку с ножом, вывернул до хруста кости, отобрал нож из вяло разжавшихся пальцев и в свою очередь приставил остриё к горлу, а самого спиной упер в каменную стену здания.
— Значит, от Глебова, — сказал я. — И велели сперва испугать, чтобы насладиться, как буду трястись и молить о пощаде?
Он прошипел, кривясь от боли:
— Кто же думал, что ты настолько…
— Пусть и дальше так думают, — ответил я.
Он не успел даже дернуться, острейшее лезвие перехватило ему горло от уха до уха. Я отпрыгнул, чтобы бурно бьющие струйки крови из яремной вены, что вообще-то не вена, а артерия, не попали на одежду.
Когда он сполз по стене на землю, быстро проверил его одежду и карманы. Забрал кошелек, рисунок с моим портретом, связку с ключами, кошель с монетами, медный амулет на цепочке.
Быстро покинул место схватки, сейчас не нужна даже полиция, прошел две улицы и только в милом скверике между двумя богатыми усадьбами сел на лавочку и начал перебирать трофеи. Во-первых, сам нож изумительной работы из превосходной стали, явно стоит недешево, в кошельке три тысячи пятьсот двадцать рублей, ключи разные, один явно от квартиры, другой от авто, два вообще непонятных, а на самом мелком выгравирован знак Императорского Банка.
Колебался между желанием попробовать пойти и открыть безымянную ячейку, могу отыскать по этому ключу. Если убийца запирал её им, а он точно не мог оставить её открытой, то могу проследить тончайшую ниточку от ключа к скважине нужного мне ящика.
Но нет, такой риск ни к чему. Хотя там наверняка деньги за мою жизнь, интересно, сколько положили, это не уличная шпана, это профессионал, такие берут дорого.