Я повесил дрон над нашим домиком, и в одну из ночей, когда ночевал в Академии, поступил тревожный сигнал. Четверо мужчин шли по улице, двое ускорились и, поравнявшись с заборчиком нашего дома, один за другим быстро перемахнули через заборчик и, думая что их не видно в тени, пригибаясь, побежали к дверям домика.

Оставшиеся двое покопались с запорами калитки, отворили, вошли, один из них остался с той стороны на стреме, второй присоединился к первым двум.

Я велел дрону спуститься вплотную к окну и сказал свистящим шепотом:

— Иван, проснись. Воры уже у двери.

Он моментально откликнулся, чувствую, не спал:

— Ваша милость, вы здесь?

В голосе звучит безмерное удивление, я сказал быстро:

— Я сейчас спешу из Академии. Буду минут через десять. Продержись. Но сиди там, не выходи.

Он прошептал жарко:

— Где они? Встретить на пороге? Или впустить в комнату?

— Не выходи, — велел я. — Комнату изнутри запер? Теперь делай вид, что спишь. Мне надо, чтобы вошли в дом. А где Василий?

Он сказал виновато:

— Отправил его поговорить с однополчанами. Вы же сказали, что скоро понадобятся ещё люди… Утром должен прийти с новостями.

— Ночь дана Господом для сна, — сказал я сердито, — а ты загружаешь его работой!

— Дык для дела… Но сейчас что?

— Выполняй, что сказано!

В режиме повышенной чувствительности просканировал двор и дом, темнота сразу ушла, вижу всё ясно и четко, пусть и в чёрно-белом, слух улавливает даже шорох мышей в подвале.

Так, их четверо, один на шухере у калитки, второй пригнулся и застыл на крыльце, а двое едва слышно позвякивают отмычками у входной двери.

Зря они так, мелькнуло в сознании. Накинулись бы вчетвером, был бы шанс забить…

Трижды глубоко вздохнул, насыщая кровь кислородом, при ускорении его требуется много, начал тихонько подкрадываться к тому, что у калитки, вертит головой из стороны в сторону, подобраться к нему незамеченным не получится, справа и слева открытое пространство, а во дворе подельники…

Как только повернул голову от меня, я ускорился, на быстром спурте преодолел, проламывая плотный воздух, разделяющие нас пять-семь широких шагов.

Он только начал поворачивать в мою сторону голову, рот чуть приоткрылся для вопля, но мой кулак точно и мощно ударил в висок. Его качнуло в сторону, а я проскользнул мимо, ещё четыре шага, на крыльце довольно мощный мужик медленно по моим меркам начинает распрямляться из сидячего положения.

Остриё ножа резко вошло в глазницу по самую рукоять, а в это время двое с отмычками начали так же медленно, словно в глубокой воде, поворачиваться в мою сторону.

Мое спасение в скорости, я набросился на ближайшего, два быстрых удара швырнули его на дверь, четвёртый выхватил длинный блестящий в лунном свете нож, но успел лишь замахнуться, как я с силой чиркнул лезвием по горлу.

Усиление позволило перехватить гортань и даже сонную артерию, кровь брызнула фонтаном, я успел отпрыгнуть, сердце колотится бешено, в висках стучат молоточки, а в глазах темнеет от недостатка кислорода в крови.

Я отступил и торопливо опустился на ступеньки, только бы не потерять сознание, кто знает, сколько проваляюсь, нельзя чтобы меня обнаружили с окровавленным ножом в руке.

Бесконечно долгие десять секунд отдыхал, восстанавливал дыхание и сердцебиение, а потом на дрожащих ногах спустился во двор, зашел с тыльной стороны и тихо поскреб ставень у комнаты Ивана.

Он тут же ответил тревожным шепотом:

— Я слышал за дверью шум!

— Уже тихо, — заверил я. — Выходи во двор, но осторожно, там кровь, не оставляй следы.

— Господи, — прошептал он. — Вы-то как?

— В порядке, — ответил я. — Я же Гомера читал, а у него такие битвы!

Иван вышел, быстро и как-то умело осмотрел тела, выворачивая карманы, собирая ножи на перевязях, упрятанные так, чтоб под одеждой не видать.

Простые домушники, от двух мощно прёт дешевой брагой, потому-то и отделался легко, мог бы и без ускорения, но тогда бы успели поднять шум, так что ладно, теперь нужно подумать, как ещё укрепить себя, в другой раз могу не справиться, если соперники попадутся покрепче.

— Что будем делать? — спросил он.

— Оттащи к соседнему дому, там темно. Мелкие воры, а тот, кто их послал, заявлять о пропаже не будет. И полиция вздохнет свободнее.

Он ещё раз осмотрел, вздохнул.

— Этого знаю. Сперва приходил, интересовался, что за торговлю открыли, пробовал требовать плату, мол, здесь всё отстегивают некому Косому или Шершню.

— Понятно, — ответил я, — значит, решили припугнуть. Ладно, разберемся.

Перед Иваном держался уверенно, но на душе хреново. Мало неприятностей с Глебовым, давления в Академии, да ещё и опасность со стороны криминала. Надо понять, что делать, ясно же, что этим ночным визитом дело не закончится.

Странно, четверо убитых, но ни капли сожаления. Ощущение, что ведро с дерьмом убрал с крыльца. Это не человеки, это мусор, что сам не живет по-людски и другим мешает. С ними так и надо, пока либерализм человеков ещё даже не начал портить.

Если бы сон без меня высыпался, я успевал бы сделать намного больше, ну а так приходилось и мне впадать в это странное оцепенение, без которого энтузиасты уже начали обходиться в моем старом мире, а здесь о таком даже не думают.

Но всё-таки я легко укладываюсь в час-два сна, остальное время либо прорабатываю рецепты, которые могу варить, твари из Щелей Дьявола дают хороший материал, либо снова и снова прощупываю свой организм, усиливаю, укрепляю. С удовольствием сделал бы весь свой скелет из титана, а кожу из нейтрида, но биологическая оболочка это не позволит, но зато открываются огромнейшие возможности для трансформаций с помощью так называемой магии.

Чтобы не выбиваться из образа, я вернулся в Академию так же, как и выскользнул: через стену, так скоро и паркурщиком стану, хотя, если честно, для аугментированного тела это не препятствие, куда больше приходится обращать внимание, чтобы никто не заметил.

Теперь дрон сопровождает меня постоянно, благодаря ему вернулся в спальный корпус, не спалившись, успел вздремнуть полчаса, утром тяжёлый подъем, всё-таки в Щели Дьявола здорово устал, а схватка с ворами добавила недосыпа.

Кстати, благодаря дрону усмотрел один склад, куда свозят награбленное со всего района. Некий общак, из которого потом вывозят вообще из города, здесь не продашь, полиция периодически проверяет базары и барахолки, а вот в соседних городах сбывается всё, к тому же столичное!

На другой день на столе Дворжака появилась записка, в которой я подробно расписал, что в складе, как туда проехать, и какая там охрана.

«Мы же боремся с преступностью? — написал я. — Не упускайте случай, Дворжак!»

В Академии всё по-прежнему, Равенсвуд и Толбухин как свежие огурчики, хотя Толбухин похвастал, что побывал за стеной Академии и попробовал хорошего вина.

— А где деньги взял? — спросил я.

Он кивнул в сторону Равенсвуда.

— Тевтон одолжил. Они скупые, но расчетливые. Я обещал вернуть с процентами, хотя говорит, что не в долг, а просто по дружбе. Но какая может быть дружба с немцем?

Равенсвуд криво усмехнулся, уже привыкает к такой манере

— У тебя новый меч, — заметил он. — Толбухин вон вкладывается в новый мундир, а ты?

— Человек, — сказал я наставительно, — только тогда стал человеком, когда выковал первый меч!

Он проговорил с подозрением:

— Что, уже слыхали про странную работу одного англичанина… как его, Чарльз Дарвин?

— Даже читал, — подтвердил я. — И он не англичанин.

— А кто?

— Учёный, — ответил я с достоинством.

Он покачал головой.

— А как же матушка церковь? И её учение, что человека создал Господь?

— А там всё сходится, — сказал я оптимистично, — не забивай голову. Господь создал человека, а когда увидел, что тот лежит под деревом и только жрёт, выгнал и велел работать по теории Дарвина.