— Да? — спросил я опасливо. — Что делать, у нас в сибирях всё иначе. Спасибо, Иоланта, вы предупреждайте меня, хорошо?

— Хорошо, — пообещала она, — мне жаль будет терять такого члена команды, да ещё от рук Сюзи.

— А про сиськи петь можно? — спросил я шепотом.

Она хихикнула.

— Нет, только про перси!.. Про перси можно. Про перси и Пушкин пишет, и другие, вон как хорошо у Рылеева: «От вздохов под фатой у ней, младые перси трепетали, и из потупленных очей, как жемчуг, слёзы упадали…»

— Здорово, — согласился я, — хотя и не понял, как это трепетали… Если крупные, как вон у Сюзанны, то колыхались бы, а если мелкие… гм… никакого движения?.. Ну да ладно, будем жить по правилам!

Она лукаво улыбнулась, словно сказала взглядом, дескать, всё равно будешь про себя петь про сиськи, я это вижу, есть мужчины, что живут не по правилам, сами устанавливают, новые.

Земля начала снижаться, вошли в грот, Сюзанна без особой надобности зажгла магический фонарь, он поплыл над нашими головами, заливая оранжевым светом пространство.

Грот показался огромным, не Саравак, конечно, в котором легко помещается сорок самых крупных в мире самолетов, но нам не нужны такие рекорды, продвигаемся медленно, Анна то и дело поднимает с земли мелкие камешки и прячет в мешок. В одном месте даже выбила рукоятью ножа из стены выступающий осколок, тоже заботливо упрятала.

Я посмотрел, как все пугливо оглядываются по сторонам, сказал тихо Глориане:

— Ваша светлость, напомните подругам и соратницам, мы уже почти в пещере. А в них опасность может быть не только под ногами.

Она непонимающе посмотрела на меня, потом вздрогнула, вскинула голову, взгляд уперся в тёмный свод, где колеблются тени, то ли просто свет от светлячка Сюзанны, то ли там прячутся, готовые напасть, страшные монстры.

— Спасибо, Вадбольский, — произнесла она ровно.

Я воззрился в неё с огромным изумлением. Что это с нею, впервые прорезалось нечто человеческое.

— Не за что, ваша светлость, — ответил я скромно. — Мой долг, мой долг ревностнейшего слуги и мешконосца…

Она тут же нахмурилась, то ли жалеет, что такое брякнула, то ли подозревает в моем ответе мужское высокомерное свинство, что обязывает самцов покровительствовать как бы слабым женщинам.

Ещё немного прошли, постепенно спускаясь ниже и ниже. В лицо повеяло влагой и затхлостью, словно идем ночью по неблагополучному району Петербурга.

Впереди начали появляться странного вида кусты, что не кусты, а доисторическая трава, но пока никакой крупной живности, только огромные разноцветные бабочки, стрекозы и красноголовые муравьи, что провожают нас настороженными взглядами и держа разведенные жвалы с острыми зазубринами наготове.

— Опля, — сказал я, — впереди болото… Не знаю, какая там глубина, слишком мутно, как лекции в нашем Лицее, но вдоль стены хороший проход по сухому.

Я пошёл впереди. В болоте медленно двигаются какие-то существа, толстые и ленивые, но ни одно не поднялось на поверхность, хотя мы вообще-то рискуем. Каменная кромка проходит в трёх-четырёх шагах от края болота, если кто вдруг оттуда и полезет, то не отступить, сзади каменная стена, придется принимать бой или поспешно возвращаться.

Но никто не высунулся посмотреть на гостей, прошли благополучно, я слышал облегчённые вздохи отважных суфражисток.

Дальше вышли на ровную поверхность, мох влажный, сочный и очень хрупкий, дальше рослые растения в три-пять саженей высотой и толстые, как бочки, а ещё там хрустит сочными стеблями местная живность.

Я по картинке дрона узнал этозавров, один из видов архозавров, крупные травоядные, точнее, как пишут в диссертациях, листьядные, так как травы тогда ещё не было. Значит, это период массового вымирания терапсид на границе перми и триаса, ясненько.

— Это все ужасные твари, — сказал я авторитетно, — но травоядные. Можете устроить бойню. Но будьте осторожны, коровы и козы весьма бодаются.

Иоланта спросила наивно:

— Откуда ты знаешь?

Я отмахнулся.

— Это же древность! Я, как специалист по Гомеру, должен был знать где жил, чем питался, на каких архозавров охотился.

Глориана сказала командным голосом:

— Девочки, начинаем!.. Вадбольский, ты участвуешь или…

— Или, — ответил я, — с вашего высокого позволения пройдусь чуть дальше, — там что-то непонятное. Не хочу. чтобы суфражистскому движению был нанесен ущерб со стороны неразумных тварей. Их хватает и в Академии.

Она величественно наклонила голову.

— Да-да, разведай там!

Глава 11

Я прошел дальше, за пастбищем архозавров, тоже лес из могучих хвощей и плаунов, однако слишком много очень толстой паутины. Пощупал одну нить, прочная, но знаю, нити вовсе не липкие. У паука не хватит столько клея, он наносит мелкие капельки на струны через равные промежутки, и если видеть, за что хватаешься, можно трясти паутину, дразня паука, и не прилипнуть самому.

Ещё раз сверившись с данными дрона, вернулся, суфражистки всё ещё добивают этозавров. Раскраснелись, очень гордые, оно и понятно, выглядят этозавры страшновато.

Я малость помог, зарубив троих, и прошел дальше. Дрон предостерегающе прислал картинку райского уголка, где сплошь высокая трава, что ещё не трава, а великанский мох. Старейшие растения на планете, вообще-то водоросли, но раз выбрались на сушу, то уже мох, сумевший выбраться на сушу и завоевать её, как через какой-то десяток миллионов лет выберутся и захватят сушу кистеперые рыбы.

Как будто и не наша планета, мелькнула мысль, даже воздух другой, с иными пропорциями кислорода и углекислого газа, а шмыгающие в этой прототраве муравьи ещё не муравьи, а термиты, что ещё не закопались под землю и не ослепли там…

Муравьи появятся через сорок миллионов лет, на столько термиты старше. От таких цифр может голова закружиться, но, что-то подсказывает, что во вселенной тёмной материи время тоже может вести себя странно… с моей точки зрения, как и другие физические законы, вот как разлитая в воздухе магия…

Из травы выбежал гигантский жук размером с кабана, я отпрыгнул с мечом в руке, попытался ударить по башке, но лезвие скользнуло, словно хлестнул прутиком по отполированной до блеска стальной болванке.

Один усик всё же снес, что вообще-то не усик… да ладно, пусть усик, чего я умничаю. Нужно быть ближе к простому народу, жук развернулся и снова ринулся в мою сторону.

Блестящие надкрылья подрагивают, вот-вот должны приподняться, оттуда выпростаются смятые тончайшие крылышки, расправятся, и тогда жук взлетит…

Но нет, это там, может, и взлетит, но тут ему не там, с такой задницей не летают, бежит на меня и уже жвалы развел…

— Сомкни мандибулы, — сказал я, — царем природы ты не станешь…

Атаковал он однообразно, разгонялся и пытался сбить с ног. Я отступал и лупил мечом сперва по надкрыльям, но там крепчайший хитин, каждая половинка надкрыльев как нагрудная кираса, потом дважды сумел попасть в узкую щель между головой и остальные телом. С третьего раза там хрустнуло, голова упала на землю, а ослеплённый жук остановился, не зная куда бежать дальше.

Я толчком опрокинул его и вспорол белое незащищенное брюхо.

Издали донесся встревоженный крик:

— Вадбольский, нужна помощь?

— Нужна, — ответил я. — Тут жарко, я вспотел, спина чешется…

Подбежали с мечами в руках встревоженные Иоланта и Дроссельмейер, последняя сразу скривила аристократический нос.

— Нахал!

Там, где они резали беззащитных этозавров, осталась разделывать туши Анна Павлова. Глориана тоже поднялась на ноги и пошла в нашу сторону.

— Смотрите по сторонам, — предупредил я, — могут быть ещё эти непонятные гады.

Под настороженными взглядами двух суфражисток я вспорол грудину, тёмной мохнатой жемчужины не отыскалось, но я вздохнул с облегчением.

— Слава Богу, а то у меня уже когнитивный диссонанс!.. Никакое это не насекомое, ура!.. А то уже подумал, что мир перевернулся.