— Делы́, — пробормотал я озадаченно. — спасибо, что предупредил.

Он хлопнул меня по плечу и унесся на занятия по физической подготовке и фехтованию, а я потащился к выходу из академического комплекса.

Толбухин прав, с Горчаковым я и так осторожен, но вообще-то бдить нужно постоянно. Когда к тебе присматриваются, проколоться несложно. С возможностями его семьи он мог получить прекраснейшее образование, не выходя из дома. Академия для него вовсе не способ чему-то учиться, это полигон для выявления его возможностей, которые ему устроил, как начинаю понимать, его отец. Или дядя.

Ему могли поручить присмотреться к курсантам, выявить перспективных к государственной службе, что самое важное, остальных, понятно, в армию. Конечно, в офицеры и на престижные должности, но всё равно это уже второй эшелон.

А ещё, наверняка, поручили, опять же Толбухин смотрит в корень, прислушаться к крамольным речам, молодежь всегда бурлит недовольством. Она лучше знает, как править империей, захватить весь мир и сделать всех счастливыми.

Маскировался я старательно, но он уже вычленил меня, а когда наружного наблюдения показалось мало, постарался сблизиться. Конечно, мы не друзья, я со всеми настороже, но всё же я даже не заметил, как он сумел уломать сводить его в Щель Дьявола, а это было слишком, лучше бы избежать, но фарш не провернешь взад.

Потому осторожность и ещё раз осторожность. У Горчакова это фамильное — настырность, дотошность, стремление докапываться до дна любой непонятки, с которой столкнётся.

И ещё понятно, почему с ним никто в Академии не задирается.

Я гордо сообщил Сюзанне, что у меня уже есть собственный авто, она едва не упала в обморок, увидев это заляпанное кровью и слизью чудовище, велела никому не показывать и даже не заикаться о нем.

К Бутурлиным добирались не в её авто, а в аристократическом лимузине, роскошном, тихоходном, и невероятно элегантном как внутри, так и снаружи.

Она ждала от меня восторгов, родители одолжили их драгоценность, таких в столице не больше десятка, но я равнодушно смотрел в окно, провожая заинтересованным взглядом лишь женские фигурки, в моду вошли длинные юбки, в которых сзади подкладывают подушечки, из-за чего задница смотрится более объемной и оттопыренной.

Когда подъезжали к особняку, она уже меня ненавидела и готова была убить, хотя всячески демонстрирует снежно-ледяное спокойствие благородной барышни.

Наконец автомобиль сбросил ход до черепашьего, я присвистнул. До этого дня полагал, что автомобиль — редкость, даже не каждому аристократу удаётся завладеть такой новинкой, как авто на магическом кристалле, но перед дворцом Бутурлина их десятки и десятки!

Да и какие автомобили: дорогущие, каждый сделан вручную. Этот мир ещё не знает конвейера. Даже двигатели клепают для каждого авто отдельно. Нет двух одинаковых. Есть автомобили, у которых за рулем сам хозяин. А есть монстры, за которыми ещё по два автомобиля охраны, но тех, понятно, оставляют на стоянке. Во дворец пропускают только приглашенных, мечи и шпаги всем сдать на входе.

Иногда шофёры, а чаще сами кавалеры распахивают задние двери и подают руки нарядным женщинам. Те выходят уже в широкополых модных шляпах, часто с зонтиками в руке, другие с многолепестковыми веерами.

Мужчин, как мне показалось, меньше, некоторые в строгих вечерних костюмах с иголочки, но, Россия, почти как Германия, пока что чтит военных и очень уважительно относится к их сословию. Здесь это видно по тому, что каждый второй из мужчин гордо красуется в парадном воинском мундире, что по блеску и пышности превосходит любой гражданский костюм.

Наконец шофёр отыскал место, где пристроить наш авто, я с иронией подумал, что проблема парковок начинается с этой эпохи.

Сюзанна сказала озадаченно:

— Не думала, что Бутурлины настолько… популярны.

Я вышел, церемонно подал ей руку. Она едва коснулась моей ладони пальчиками, лишь обозначив прикосновение, это чтоб не зарывался, дескать, мы вместе, но порознь.

Прибывшие входят в распахнутые ворота особняка, там яркий свет газовых фонарей, со двора легкий аромат роз и прочих цветов, сквозь решётку забора гордо поднимают яркие головки цветы роскошных клумб.

Дворецкий с поклоном указал нам дланью дорогу. Мы вошли в роскошный зал, свод высок, как в церкви, но огромная люстра опускается до середины, свет яркий, праздничный, отражается в сотнях хрустальных висюлек.

Стены белые, украшенные замысловатой лепкой, даже паркет в светлых тонах, что должно создавать праздничное и слегка легкое настроение.

По залу прохаживаются, беседуя, несколько пар, но большинство либо проходят дальше, там ещё одни широко распахнутые двери, либо по широкой мраморной лестнице поднимаются, как догадываюсь, на второй этаж.

— Нам наверх, — предположил я. — Это, как понимаю, сени?

Сюзанна поморщилась, с ласковой улыбкой зло шепнула на ухо:

— Вадбольский!.. Прибью.

— Мечом по голове?

— Голыми руками удавлю.

— Красивая смерть, — сказал я мечтательно, — Только дави меня нежно, хорошо?

— Свинья!

Красная ковровая дорожка повела вверх. Оттуда льется плавными волнами, как «Амурский вальс», негромкая музыка, люди в зале больше сидят на роскошных диванах и креслах, немногие прохаживаются вдоль стен, рассматривая портреты в массивных позолоченных рамах.

Все медленные, расслабленные, спокойные и величавые, нас заметил только один господин. Рослый и хорошо одетый мужчина и в добротном костюме несколько старомодного кроя. Шагнул к нам навстречу, улыбаясь и протягивая руку.

— Я граф Бутурлин, — сказал он голосом, исполненным теплоты и гостеприимства. — Анатолий Борисович. А вы, как догадываюсь…

Он сделал короткую паузу. Я понял, что вряд ли догадывается, кто мы и что мы за, а значит приглашение в наш адрес кто-то навязал, сказал с подъемом:

— Спасибо, что пригласили нас в ваш великолепный дом! Меня зовут Юрий Вадбольский. Это моя подруга Сюзанна Дроссельмейер, мы так рады, так рады…

Он приветливо улыбнулся, сделал широкий жест обеими руками, скорее всего, тут же забыв наши имена.

— Прошу, чувствуйте себя, как дома!.. Моя супруга сейчас принимает гостей, но как только освободиться, подойдет к вам.

Я поклонился.

— Спасибо! А мы пока здесь осмотримся.

Сюзанна сказала тоже до тошноты сладким голосом:

— Да-да, нам так приятно, так приятно…

Когда он откланялся и удалился в сторону группки гостей, что уже нетерпеливо посматривают в нашу сторону, я сказал с подъемом:

— Как я обожаю светские приёмы!

— Не язви, Вадбольский, — шепнула Сюзанна, — на самом деле это не только увеселение, хотя увеселение, но для таких, как ты, это ещё и…

Она не успела договорить, к нам подошла мило улыбающаяся женщина с таким слоем макияжа на лице, что даже я не сразу сумел бы определить её возраст, сказала сладко-тягучим, как патока Новороссии, голосом:

— Ох, простите, что не успела вас встретить!.. Я Мария Федоровна, жена графа Бутурлина!.. Баронет, уж простите, но я уведу от вас вашу спутницу!.. Её с нетерпением ждут наши женщины, очень уж хотят услышать о ваших подвигах в ужасной Щели Дьявола!

И, бесцеремонно ухватив Сюзанну за локоть, увела к группе весело щебечущих женщин.

Началось, подумал я с весёлой злостью. Дуэли будут?.. Или что-то посерьёзнее?

Я вздрогнул, чуть вереди, рядом с Горчаковым идёт господин, от которого у меня в прошлый раз тревожно стучало сердце и поднималось кровяное давление. Как он тогда назвался, Андропов Юрий Владимирович, а ещё добавил с непонятной усмешкой, что «в некотором роде надзирает за воинскими заведениями». Но что-то не видел его в нашей Академии ни на лекциях, ни в зале для воинских упражнений.

Правда, то всего лишь Академия, а не воинское училище, что нацелено воспитывать только боевых офицеров,

Мне показалось, что он, заметив меня издали, что-то шепнул Горчакову, они задержались у ближайшей кучки мужчин, а потом и вовсе затерялись там, а через несколько минут оттуда Горчаков вышел уже без Андропова, но с высоким красивым моложавым мужчиной с хорошей прической и ровно подстриженными усиками.