— Гони к особняку графини Кржижановской!.. Знаешь адрес?

— Не сумлевайтесь, ваше благородие, — откликнулся извозчик бодро. — Дома всех аристократов знаем и помним!.. Но-о-о, ретивые!

Плюхнувшись на мягкое сиденье, быстро оглядел себя: однобортный чёрный мундир с красными погонами и золочеными пуговицами с орлом, в нем и был у графини в прошлый раз, чёрные брюки и гвардейские штиблеты, широкий лакированный пояс ослепительно белого цвета с квадратной золотой пряжкой с двухглавым орлом…

Всё прекрасно! Будь я в дорогом костюме, как советовал Горчаков, мог бы и лохануться в какой-то детали, а так вынужденно в гвардейской форме курсанта высшего военного училища, где всё продумано до меня, все претензии к тем дизайнерам и модельерам, что создали именно такое.

Перед особняком извозчик натянул поводья, кони уже шли вскачь, я быстро расплатился, оставив щедрые чаевые, что и понятно, к женщине же едет молодой юнкер, а я красиво выпрыгнул и почти бегом промчался к ажурным воротам, сквозь которые можно любоваться ухоженным двором, садом и красивым зданием в два этажа с обязательными колоннами и амурами, поддерживающими свод над крыльцом.

Охранник шагнул навстречу, я сказал высокомерно:

— Баронет Вадбольский к графине Кржижановской по приглашению!

Он молча распахнул передо мной калитку, я быстро пересек двор, взбежал по широкой мраморной лестнице, но у самого входа меня остановил представительного вида швейцар.

— Ваше благородие, — произнес он густым басом, таким бы в опере петь, — вы… по делу?

— Что? — спросил я оскорбленно. — Какие дела могут быть у аристократа?

Он молча поклонился и с почтением распахнул передо мной двери. Я вбежал в холл, бодрый и веселый, все мы предпочитаем видеть таких, лакей в холле сказал почтительно, что графиня сейчас пьет кофий в будуаре.

Я вошел, быстрый и стремительный, в будуаре пахнет цветами и женскими духами, графиня расположилась в мягком кресле за столиком, в левой руке вечерняя газета «Санкт-Петербургские Ведомости», в правой почти пустая кофейная чашка.

Я подошел, учтивый и грациозный, сказал с придыханием:

— О, графиня, вы сегодня прекрасны, как никогда!.. Позвольте вашу ручку?

Она с ленивой грацией отставила чашку и протянула руку. Я бережно взял в ладонь, аккуратно а ля Польша поцеловал розовые кончики с изящным маникюром, потом чмокнул сами пальцы в районе вторых суставов, перешел к третьим…

Графиня с ленивой усмешкой наблюдала, как я целую тыльную сторону ладони, сдвинулся ещё выше, сам присел на поручень, так удобнее, ещё удобнее заглядывать в глубокое декольте.

В её глазах огонек любопытства, до какой грани осмелюсь дойти, юнцы обычно геройствуют на словах, но в реале теряются и тушуются, но я неспешными и всё больше продолжительными поцелуями, как пехотинец под огнем противника, мелкими перебежками двигался по предплечью в сторону локтя.

Интерес в глазах графини стал заметнее, я бережно коснулся голубоватой вены на сгибе, там переходит в две, очень эрогенная зона, но задерживаться не стал, продолжил нежное движение вверх по неплохо развитому бицепсу, кожа молодая, упругая, дышит свежестью.

Наконец-то термальное чувство подсказало, что в некоторых частях тела графини температура становится выше, чем рядом, потому придвинулся ближе, пора, начал целовать нежную шею.

Графиня томно повела в мою сторону чуть осоловевшим взглядом.

— Баронет… Вам не кажется, что заходите… слишком далеко?

— Графиня, я готов остановиться… вот только поцелую ваши нежные перси и остановлюсь…

Она засмеялась томно.

— Баронет… разве так можно…

— Можно, — заверил я, — и вот так можно, и вот так… ух ты, и вот так, оказывается…

Расшнуровывать корсет дело трудное и непонятное, мужчине не справиться, я попытался засунуть пальцы сверху, графиня выдохнула воздух и задержала на время, пока вытаскивал её сиськи, потом впустила в легкие воздух и сказала с укоризной:

— Баронет, какой вы настойчивый…

— Это не я, — заверил я. — Это неистовая страсть владеет душой и телом, так подчинимся же ей…

— Ох, баронет, это неприлично… Я не такая… А если и подчинюсь, то лишь вашей страсти и напору, а женщине так вести себя непристойно…

— Ничего, — заверил я, — я сам, вы не участвуете, так не грешно.

Раздевать даже не пытался, да и светские дамы вряд ли раздеваются сами, без кучи служанок не обойтись, потому просто задрал подол, здесь так делается, и вдул без прелюдий, она только охнула и вцепилась в меня крепкими пальцами, то ли пытаясь воспрепятствовать, то ли сказать, чтоб не вздумал останавливаться.

Потом я, проведя процедуру по упрощенной программе, громко и с рыком выдохнул, отцепился и, застегнув брюки, опустился на кушетку напротив, а графиня умело убрала перси под корсет, выдохнула и взглянула на меня с веселым удивлением.

— А вы интересный юноша. В прошлый раз вели себя, словно в секте аскетов, но сейчас вижу, ошиблась. Сколько вам, говорите, лет?

Я приосанился и лихо подкрутил несуществующий ус.

— Любви все возрасты покорны, её порывы благотворны!.. В вашем присутствии старики молодеют, а юнцы обретают мужскую стать… и всё, что к ней причитается.

Она улыбнулась, принимая игру.

— Вы показали себя с неожиданной стороны…

— Надеюсь, с нужной.

Она кокетливо засмеялась.

— О, как вы сразу!.. В то же время вы очень деликатный юноша. Не врываетесь, как противник в захваченную крепость, хотя… всё же постарались заглянуть почти во все комнаты и разграбить все запасы! Теперь у меня для вас нет ничего тайного!

— Женщина всегда полна тайн, — заверил я. — И каждый день рождаются новые.

— И вы хотите их разгадать?

Я покачал головой.

— Нет-нет, женщина с тайнами интереснее. А вы очень интересная женщина. Умная, волевая, смелая, решительная и проницательная. Я это ощутил ещё как только вас увидел и уже тогда восхитился. А когда прочел ваше письмо, сразу подумал… а что она хочет?

Неожиданный переход если и смутил её, то лишь на мгновение, она снова улыбнулась и сказала чарующим голосом, глядя мне в глаза:

— А вы не догадались?

— Мое лекарское умение?

Она чуть наклонила голову.

— Ох, как-то вы слишком по-деловому. Но, замечу, вы ещё и очень умный юноша. Сразу всё хватаете на лету. Я предпочла бы иметь вас в друзьях

— Я мало что умею, — признался я. — Да, родовое мое наследство ещё и в том, что разбираюсь в травах, могу избавить от некоторых болячек… и даже что-то исправить. Но не так много, как хотелось бы.

Она чуть насторожилась, спросила заинтересованно:

— Исправить? Что именно?

Я ответил ровным дружеским голосом, но уже с деловой ноткой:

— Я мог бы подтянуть кожу на шее… На горле, точнее. Там, где соприкасается с нижней челюстью.

Её глаза на несколько секунд стали злыми и колючими, но медленно выдохнула и переспросила:

— Вы о моей коже?

В воздухе повисла отчётливая угроза, я сказал как можно дружелюбнее:

— Вы сказали, что хотите меня видеть в друзьях, это мой дружеский взнос.

Она долго молчала, потом прямо посмотрела мне в глаза.

— И как вы это… сможете?

Я сказал мирно:

— Сделаю вытяжку из органов животных. На ночь подвяжете платком под нижнюю челюсть. Это не страшно, у наших юнкеров кивера с ремешками, тоже поддерживают нижнюю челюсть, чтобы слюни не вытекали. Если понадобится, повторите на вторую ночь. Гарантирую, кожа подтянется и будет, как у школьницы.

Она грустно улыбнулась, некоторое время её взгляд шарил по моему лицу, отыскивая следы неуверенности или откровенной брехни.

— Если вам это удастся, — произнесла она тихо, — буду не только вашим другом, но и должницей.

Я выставил ладони в протестующем жесте.

— Нет-нет, достаточно просто дружбы. Это дает больше.

Она улыбнулась.

— Вы расчетливый молодой человек. Мне это нравится.

— Тогда приляжем на дорожку? — предложил я. — Даже платье помогу снять. Ну, как сумею.